«С каких это пор ты научился обращаться с детьми?»

«Возможно, с тех пор как сам стал отцом», – ответил он сам себе.

Нет, это не может быть настолько просто – иначе не существовало бы таких родителей, как…

– Эйдан, милый, где вы были? Я послала за вами уже очень давно!

Восседающая в роскошной гостиной, словно королева в тронном зале, леди Бланкеншип была облачена в безупречный и предельно строгий наряд, предназначенный для этого времени дня. Костюм из бледно-фиолетового атласа облекал ее фигуру – она любила этот цвет, который выгодно подчеркивал серебряные нити в ее идеально уложенной прическе. Никогда в жизни она не позволила бы себе появиться (пусть даже перед слугами) небрежно одетой. Она бросила на него короткий взгляд. Господи! Надо надеяться, что его собственные глаза никогда не станут такими холодными.

– Надо что-то делать с прислугой Бридлавов. Это переходит все границы! Вы знаете, что утром мне пришлось дожидаться завтрака не меньше десяти минут? Каково?

Мать величественно протянула ему руку. Эйдан склонился к ее пальцам.

– И я рад вас видеть, миледи. – Он не называл ее мамой с тех пор, как в десять лет понял, что эта роль ее совершенно не интересует. – Знаете, мне кажется, что Бридлавов их слуги вполне устраивают.

Леди Бланкеншип возмущенно покачала головой:

– Несомненно. Ну, я буду выносить эти примитивные условия ровно столько, сколько нужно будет для того, чтобы ввести в свет Дафну… нет, Далилу. А потом вернусь обратно в поместье. Терпеть не могу лондонские увеселения.

На самом деле она обожала светскую жизнь и не пропустила ни одного сезона – даже в тот год, когда умер его отец. О, она, конечно же, облачилась в глубокий траур (платья были сшиты по последней моде), разумеется, и выглядела бледной и печальной на всех приемах, куда только успевала попасть, так что никто ее не посмел бы осудить.

– Просто не понимаю, зачем им понадобилось везти сюда всех детей. А вы знаете, что ваша кузина опять в положении? В свете уже о них вовсю судачат!

– О них начали говорить после рождения их четвертого ребенка, миледи.

Только сейчас ему пришло в голову, что все платья Мэдлин выглядят как-то старомодно. Не то чтобы его это огорчало: ему она и в этих немудреных нарядах нравилась больше, чем модницы в шелках или бархате, Но ему будет приятно увидеть, как заблестят у нее глаза при виде подарка. Леди Бланкеншип обшивал исключительно Лементье – лучший портной Лондона.

«Интересно, какой наряд такой мастер сможет сотворить для Мэдлин?» Ему захотелось как можно скорее порадовать ее.

Опомнившись, он снова вернулся к их разговору:

– Сомневаюсь, что они когда-нибудь остановятся.

Леди Бланкеншип возмущенно произнесла:

– Шутки тут неуместны, Эйдан. Рожать детей надо бы не им. – Она наставила на него свой веер. – Это вам давно полагается подумать о наследниках. Когда вы разрешите мне подобрать вам супругу?

«Матушка, я понял, что вы совершенно правы. Мне действительно пора жениться. Завтрашний день вас устроит?»

Глубоко в его груди зародился смех – он представил реакцию его строгой родительницы. Он закашлялся и дружелюбно улыбнулся леди Бланкеншип:

– Думаю, что не буду откладывать это на далекий срок.

Явно приготовившись, как всегда, услышать возражения, та изумленно замолчала, воззрившись на сына.

– Вы это серьезно, Эйдан? Неужели вправду начнете подыскивать невесту уже в этом году?

«Да я успел не только найти её, но даже сделать ей предложение…»

– Думаю, что наиболее подходящая спутница жизни – среди многочисленных вдов в Лондоне, – отозвался он спокойно. – Мне не хочется тратить время на какую-нибудь глупенькую девицу.

Леди Бланкеншип обдумала услышанное и, не найдя никаких подвохов, удовлетворенно кивнула:

– При условии что она будет достаточно знатной и достаточно молодой, чтобы родить вам сыновей.

Эйдан развел руками:

– Ну конечно же! Как же иначе? – Он откинулся на спинку кресла. – Очень скоро в этом доме постоянно будет полно детей. Они будут залезать вам на колени со своими липкими от конфет руками и называть бабушкой!

Глядя, как ее холодные синие глаза расширяются от изумления, а губы сжимаются в явном ужасе, Эйдан не смог сдержать улыбку. Быстро встав, отвесил ей поклон, по-военному прищелкнув каблуками, и направился к двери.

– До свидания, бабушка.

Оставшиеся в клубе тем временем убедились, насколько трудно добиться того, чтобы здоровый подвижный ребенок, оказавшийся в небольших комнатах, был весел и доволен. Особенно когда его пребывание в этом здании должно было оставаться тайной!

Видит Бог, они старались изо всех сил, Колин рассказывал одну историю за другой, и каждая становилась все более захватывающей. В какой-то момент Мэдлин уже не смогла скрывать своего интереса к его рассказам.

Когда богатое воображение приятеля Эйдана начало явно сдавать, она придумала игру в догонялки, в которой участвовали лисичка и конь. Мэдлин была лисичкой, ну а Колину, конечно, пришлось стать конем.

Мелоди с визгом гонялась за ними, пока запыхавшийся Колин не рухнул на пол. Он умоляюще посмотрел на Мэдлин:

– Спасите!

Та встала и решительно отряхнула руки.

– Думаю, нам всем нужно перекусить.

Мелоди успела нагулять себе аппетит, а вот Мэдлин после огорошившего ее предложения Эйдана утратила интерес к еде. Она стояла у окна и беспокойно смотрела в сад позади клуба.

Почему-то ей подумалось, что этот заброшенный участок можно было бы совершенно преобразить. Нет, он и так был прилизан до последней крайности, там были высажены какие-то цветы, но можно было сразу определить, что сад большинству людей безразличен.

Любовь. Эйдан. Ее мысли постоянно возвращались к Эйдану. Она прижалась лбом к холодному стеклу, представляя, как он поцеловал ее на прощание, не обращая внимания на Колина, словно имел на это все права. И Мелоди он тоже звонко чмокнул в щечку.

Глупо было по-девичьи вздыхать при этих воспоминаниях, но она чувствовала себя такой юной и почти счастливой.

А потом она поняла что ее взволновал странный взгляд, который он бросил куда-то ей за спину. Она обернулась, пытаясь понять, что именно могло привлечь его внимание. Если бы она была такого роста, как Эйдан и стояла бы вот здесь, то увидела бы… секретер?

Она подошла к столу, вполуха слыша, что малышка снова начала просить Колина, чтобы тот рассказал о капитане Мелоди. Можно было не сомневаться в том, что тот вскоре пожалеет о своем таланте сочинителя.

На рабочем столе ничего не было – только чернильница и пресс-папье. А под ним – небольшой ключ.

Чувствуя себя хитроумной сыщицей, Мэдлин отперла дверцу, заслонив юбками от сэра Колина свои действия. Замок легко открылся, и она тут же увидела ящичек.

Там оказалась всего одна вещь: маленькая золотая коробочка с открытой крышкой.

А в ней лежало кольцо. Именно его Эйдан пытался вручить ей несколько лет назад во время своего неудачного сватовства.

Она не могла отвести взгляд. Даже не прикасаясь к кольцу, Мэдлин ясно вспомнила его вес, почувствовала, как оно обжигало ей ладонь.

Время внезапно вернулось вспять – и она снова оказалась в той комнате своего дома, Эйдан стоял перед ней на коленях, а она никак не могла даже вздохнуть.

«Ты должна стать моей».

Мэдлин поспешно закрыла ящик, но это кольцо с рубином все равно стояло перед ее глазами. Сердце у нее колотилось так, словно она от кого-то убегала. Стены как будто давили на нее. Прижав ладонь к груди и стараясь выровнять дыхание, она обернулась, чтобы проверить, не заметил ли сэр Колин ее реакции.

А тот заснул прямо на кушетке, откинув голову назад так неловко, что потом не сможет повернуть шею. Мелоди стояла на подушке рядом с ним, собираясь налить молока в его приоткрывшийся рот.

Ну и проказница!

– Иди ко мне, мышка, прошептала Мэдлин. – Пусть дядя Колин поспит.

Девочка недоверчиво спросила:

– Зачем?