Медкомиссия находилась в тихом закутке Гринспука, впрочем, других там и не бывает. Начиная с рецепшионистки — да, звучит не очень, как «пшикать». Может, лучше назвать ее регистраторшей? Короче, начиная с нее, все вокруг были супервежливые и улыбчивые. Не сравнить с Нью-Йорком, где все медработники смотрят на тебя в лучшем случае, как на пустое место.

Регистраторша выдала мне стопку бумаг, которые я должен был заполнить. В этих анкетах в основном я либо отказывался от права что-нибудь обжаловать, либо должен был перечислить список болезней, которыми я болел или не болел. Список недугов, которыми я мог страдать, занимал целую страницу, в четыре столбца. Возле каждой болезни находились два квадратика для «да» и «нет». Я отметил крестиком все «нет», кроме аллергии. На душе стало значительно веселее, и я осознал насколько я все-таки еще здоров, а ведь могло быть и иначе. Например, там были туберкулез, какие-то лихорадки, лунатизм, недержание мочи и так далее.

Формы также наивно интересовались, сколько я пью, и не был ли я на принудительном лечении в закрытой психбольнице. Про себя я подумал, что могли бы добавить еще пару разделов и страниц. Например, какие наркотики я предпочитаю и как часто принимаю. Причем, по американской традиции, могли бы сделать ответы максимально удобными и стандартизированными: нарисовать квадратики для «больше» и «меньше, чем один раз в день», «один раз в день» и «один раз в неделю». Также форма забыла поинтересоваться, веду ли я беспорядочную половую жизнь. Насчет убийств и ограблений банков тоже пропустили. Много упущений.

Ко мне подошла сестра в серо-голубом одеянии хирурга и назвалась Нэнси. В моей голове все вертелась одна мысль: «Нет, эта в жопу скорее всего не полезет». Нэнси вела себя, как гид на туристической экскурсии.

Она выдала мне еще одну стопку бумажек, только теперь другого — зеленого цвета. В них я тоже от чего-то отказывался и с чем-то соглашался. Я заполнил их и расписался.

— Это шкафчик, — сказала Нэнси и показала рукой. — Он закрывается на ключ. Вот ключ. Выложите все из карманов и положите в этот шкафчик.

Я вынул все из карманов и забросил в шкафчик. Нэнси закрыла его и дала мне ключ.

— Теперь вы помоете руки, но без мыла. Вытрете этими салфетками.

Я вытер.

— Это туалет, здесь вы опорожнитесь в этот стаканчик. Видите, на стаканчике номер, и он совпадает с номером на ваших бумагах. На этой баночке тот же номер, я сюда вылью вашу мочу. Сличите номера и поставьте на баночке ваши инициалы. Вода в туалете отключена, вы не сможете помыть руки или слить унитаз. Постарайтесь наполнить полстакана, остальное можно в унитаз. Если полстакана не выйдет, то хотя бы на палец на донышке.

Нэнси побрызгала синей жидкостью унитаз и ушла. Я напрягся, но не текло. Я напрягся еще раз, и наконец полилось. Струя крепчала. Как только я выдавил первые капли, меня было не остановить — с утра я уже успел выпить две чашки кофе.

Я наполнил полстакана, как было заказано, остальное слил в унитаз. Когда ставил стакан на полку, заметил на нем наклейку с точками разного цвета. Это был пьезотермометр. Точка зеленого цвета постепенно наливалась краской. Потом она начала тускнеть, а следующая к ней, желтая, светлеть.

Я открыл дверь.

— Готово? — спросила Нэнси.

Я вручил ей результат моих стараний в туалете.

— О, температура отличная! — с огромным энтузиазмом она взяла стакан и поднесла его к моему лицу, — Видите? Эти точки показывают температуру.

Она отлила немножко из стакана в баночку, остальное слила в унитаз и выбросила стакан в мусор. Медосмотр продолжался.

— В этой комнате я проверю ваш вес, рост, давление, зрение и слух.

Давление у меня оказалось слегка повышенное, так же как и вес. Рост был в порядке. Потом Нэнси посадила меня в полутемную звукоизолированную будку, где я должен был надеть наушники и нажимать кнопку каждый раз, когда слышал звук. Звук был тише, чем мое дыхание, и мне приходилось задерживать его, чтобы что-то услышать. Я сидел в этой будочке, согнувшись в три погибели, и нажимал кнопку. Звук менялся по частоте и звучал то в левом, то в правом ухе.

Потом был оптический аппарат, в который я упирался лбом и читал строчки. Сумел прочитать нижние, самые мелкие буквы. С правой стороны, однако, все слегка двоилось, видно, правый глаз барахлил.

Нэнси отвела меня в последнюю комнату.

— А теперь вас осмотрит доктор. Вот халат, разденьтесь до трусов и набросьте его.

«Ну вот, начинается. Сейчас полезут в жопу». Я сидел в женском халатике с завязочками, на высоком лежаке с подъемной ступенькой для ног. «Женщина или мужчина?» — почему-то меня занимала эта мысль. А впрочем, какая разница.

Я размышлял, что лучше — если женщина лезет к тебе в очко или же мужчина, когда в комнату зашел врач.

— Доктор Грей, — сказал здоровенный молодой парень, напоминавший хорошо откормленного поросенка.

Я поразил его воображение, ответив на вопрос о моем возрасте. Я сказал: «39 лет и 11 месяцев». Он сначала даже не понял, а когда я повторил, то доктор Грей растерянно отметил, что это самый точный ответ по поводу возраста в его практике. «Еще молодой, — подумал я, — практика небольшая».

Доктор Грей поинтересовался болезнями всех моих родственников: папа, мама, братья, сестры. Я заволновался — вдруг выдаст еще и на них бумаги заполнять. Потом он прослушал мне спину и постучал по коленям. При ударах, я хотел подбросить ногу для шутки, но потом передумал. Он стучал упорно, в разных комбинациях, но ноги не дергались.

Потом он все-таки полез в дырку — в ухо. Было больно, и я непроизвольно дернулся.

— Ватные палочки используете? — радостно спросил доктор Грей. — Лучше ими не пользоваться. Видите, от них ушные каналы воспалены. Смотрите… — и он сунул мне свою железную штуку в другое ухо. Я опять дернулся.

На этом осмотр закончился, и врач как-то весело исчез. Кушать сэндвич, наверное. Я оделся и вышел из комнаты.

В конце я заблудился и никак не мог найти выход в приемную. Так бы до сих пор и бродил там, если бы не наткнулся в коридоре на моего будущего менеджера Фрэнка. Он привез меня из конторы в медицинский офис. По нему я и определил, где выход. И мы вышли.

Зуууууууууууум…

На радостях, что его мучения закончились, Фотограф прихватил пару банок пива в местном супермаркете. В поезде, по дороге домой, они как никогда были кстати. Фотограф вошел в то приятное состояние, когда маленькие пузырьки пива щекочут кишечник и бурлят невидимыми вихрями в пищеводе.

Только благодаря смягчающему воздействию легкого газированного алкоголя, он решился наконец написать о Мисс Автокатастрофе.

3-я фотография

В поезде достаточно мило. Зима. Система кондиционирования качает горячий ветер, падающий сухой стеной на взопревшие от бега по эскалатору спины пассажиров. Жизнь коммьютера — того, кто нарезает по утрам на работу в пригородных поездах — достаточно высосана и шелудива. С утра представители дружного стада — племени челноков — трепыхаются в душных кроватях, кидаясь на звонок будильника, как муха на липучку.

Пиканье будильника стояло в ушах Фотографа, переплетаясь со скрипом вагона. Он сонно потянулся и еще раз глянул на экран. «Мисс Автокатастрофа» заняло почти всю верхнюю строчку на желтом поле блокнота. Он хмыкнул и поежился. «Надо, надо написать», — сказал он вдруг вслух и даже сам удивился. Он никогда не разговаривал сам с собой, тем более — в поезде.

3-я фотография. Мисс Автокатастрофа.

Национальность: русская.

Возраст: около 30.

Метод знакомства: общий друг.

Расходы: 35 $ во время первой посиделки в Anyhow Caffe. 15 $ машина от ее работы до кафе, 25 $ от кафе ко мне домой.

Постель в тот же вечер: да.

Результат: ужасный.

Рекомендую: нет.

Машина летела вниз по крутой узкой улочке. Вдоль тротуаров стояло два ряда припаркованных нос в попу тачек. За ночь выпал снег и подтаял снизу, забирая тепло у асфальта. На машине стояла лысая резина, и водитель полностью потерял управление. Старый потрепанный Фольксваген летел вниз ржавой железной стрелой, сметая все на своем пути. Тонкая пленка воды под раскисшим снегом создавала прекрасное скольжение, и водитель судорожно вращал баранкой, пытаясь не протаранить стоящие по бокам машины. Все было как во сне, когда ты падаешь, но ничего не можешь поделать, и красивые картинки ужасов беззвучно мелькают перед глазами. Водитель падал вниз по крутой узкой улочке. Это случилось сразу же, как только он отъехал от своего дома и, повернув налево на перекрестке, перевалил через вершину холма. После этой верхней точки сцепление с асфальтом дороги было потеряно. Слегка помятая за ее долгую жизнь консервная банка Фольксвагена получила полную свободу полета: она плыла по ледяной речке склона, выискивая цель.