— Ну, не знаю… — пробормотала Катриона, не находя что ответить. Она неловко положила рулон ткани обратно в повозку и отряхнула пыль с ладоней. — Но я уверена, вы оцените другой мой подарок. Я привезла вам несколько томиков поэзии, сочинения вашего знаменитого соотечественника, Роберта Бернса. Я была вне себя от радости, когда нашла эти книги в маленькой лавке в Гретна-Грин. — Катриона вытащила один из томиков в матерчатом переплете и стала благоговейно перелистывать пожелтевшие страницы с золоченым обрезом. — Они уже немного потрепаны, но это не помешает вам читать эти книги у камина холодными зимними вечерами.

— Конечно, если бы мы еще и умели читать, — заметил Киран с таким тонким сарказмом, что даже Саймон поморщился.

— Ах, вот как. — Катриона совсем упала духом, что было заметно по ее лицу. Она стала запихивать книги обратно в повозку. Однако, увидев еще одну из своих покупок, Катриона вновь повеселела. — Ну, тогда вот вам главное украшение нашей маленькой коллекции. — Она снова полезла в повозку и извлекла оттуда целую связку трубок. — Ага, вот и то, чего вам давно недоставало — настоящая шотландская волынка! — Катриона погладила рукой музыкальный инструмент, едва сдерживая набегающие на глаза слезы. — Ведь волынки запрещены в Северном нагорье еще с тех времен, когда был, убит при Куллодене старый Эван Кинкейд. Англичане понимали, что если лишить народ его родной музыки, то будет легче сломить его дух. Они думали, что без торжественного завывания этого необычного инструмента, зовущего воинов на бой, шотландцы не смогут сражаться так же отчаянно, как раньше. — Катриона подняла волынку на плечо и стала сияющими глазами по очереди вглядываться в каждого из окруживших ее дальних родственников. — Но они не учли одного, в сердце каждого горца всегда звучат наши песни. Всегда стучат барабанные ритмы, зовущие к свободе, свободе от угнетения, свободе от тирании, свободе от…

— Эй, а виски у вас тут имеется? — нетерпеливо прервал ее Киран, заглядывая через плечо. — Золото есть? Или какая-нибудь еда?

Катриона в недоумении захлопала ресницами, отступая назад.

— У нас осталось несколько картофелин и ломоть хлеба.

— Ну а что-нибудь из обуви у вас есть? Нам зимой бывает нечем прикрыть ноги, они мерзнут, растрескиваются и кровоточат. А как насчет оружия? Чем нам воевать с англичанами, которые последние пятьдесят лет все время стараются прогнать наш народ с наших земель? — Предводитель отряда выхватил волынку из рук Катрионы и поднял над собой. — Что мы, по-твоему, должны делать с этой штукой, подружка? Задудеть врагов до смерти?

Люди Кирана оценили шутку громким хохотом. Катриона почувствовала, как что-то внутри у нее начинает болезненно съеживаться.

Киран не церемонясь, швырнул волынку в повозку и поднял одну из книг:

— Или, может быть, нам стоит прочитать неприятелю стишок из какой-нибудь твоей книжки? Если повезет, англичане заснут от скуки и не смогут взяться за веревки, чтобы вздернуть нас всех на первом попавшемся дереве.

— Я не хотела… — заикаясь, начала оправдываться Катриона, с ужасом понимая, насколько наивной и глупой она была. — Я вовсе не думала…

В следующий миг она вздрогнула от боли, потому что Киран раскрыл книгу наугад и разорвал ее крепкими руками на две половинки.

— Так что забери обратно свои подарки и вези их туда, откуда взяла. Нам не нужна, твоя чертова благотворительность, и ты нам, девочка, без надобности. Все эти годы мы прекрасно обходились без предводителей. Мы люди свободные, такими и останемся, свободными и от англичан, и от таких, как ты!

Бросив книгу под ноги Катрионы, Киран резко повернулся и быстро пошел к лесу, сопровождаемый остальными членами шайки.

Катриона стояла, замерев на месте. Примерно такой ее запомнил Саймон в день их первой встречи — босоногая девчонка, закутанная в любимый клетчатый плед, освещенные солнцем волосы в беспорядке спадают на лицо, хрупкие плечи гордо расправлены. Но тогда ее гордая поза сияла уверенностью, а сегодня вся ее гордость, разорванная в клочья, валяется под ногами.

Саймон отвел взгляд от печального лица Катрионы. Если бы он мог с такой легкостью повернуться к ней спиной и уйти, как это сделали ее шотландские сородичи.

— На твоем месте я бы не спешил расставаться с этой девушкой, — звонко окликнул он удаляющегося Кирана, и отряд горцев был вынужден остановиться.

Киран медленно повернулся и настороженно посмотрел на Уэскотта. Он крепче сжал свой лук, но не сделал попытки поднять его.

— Вы, вероятно, считаете, что у вас есть дарованное Господом право на эту землю. Однако существует некий маркиз Эддингем, который думает иначе.

— Рассказывай, — неохотно откликнулся Киран.

— Ваши дни сочтены, — продолжил Саймон. — Эддингем решил расправиться с тобой и твоими людьми. Он приведет в эти места целый батальон английских солдат. Катриона, рискуя жизнью и репутацией, решилась приехать сюда и предупредить вас. Поэтому на вашем месте я бы прислушался к ее словам, а не упивался бы своей глупой гордостью.

Киран молча изучал Уэскотта посерьезневшим взглядом. Тонкие губы горца вытянулись в узкую линию, его серые глаза стали жесткими, как отполированный кремень.

— Мы можем предложить тебе и твоей женщине ночлег на одну ночь, но не больше, — заговорил он после долгой паузы. — И захватите с собой вашу картошку, если не хотите остаться с пустым брюхом.

Шайка горцев постепенно растворялась в лесу. Не говоря ни слова, Саймон принялся упаковывать их с Катрионой вещи.

Он чувствовал, что Катриона топчется у него за спиной, но не обращал на нее внимания до того момента, пока она дотронулась до его рукава. — Саймон, послушай, я…

Уэскотт повернулся к ней лицом, и что-то в его взгляде заставило Катриону отшатнуться.

— Мисс Кинкейд, я всего лишь ваш наемный охранник, не более. Как только я закончу работать на вас, мне нужно будет заплатить причитающиеся деньги. Не исключено, Что, выполняя свои обязанности, я готов буду получить удар штыком в сердце. Но если вам вздумается заставить меня выполнять иные услуги для вас, придется доплачивать.

Он подхватил кота и передал на руки Катрионе. Затем Саймон вновь отвернулся и осторожно переступил через разорванный томик любовных стихов.

Катриона сидела на развалинах бывшего родового поместья, гордости клана Кинкейдов. Она расположилась на самом высоком месте и наблюдала, как из-за горного хребта выкатывается желтый диск луны. Небо постепенно темнело, переходя от бледно-лилового к фиолетовому оттенку, а затем стало темно-синим.

Катриона прислонилась к зубцу разрушенной башни и обняла колени руками.

Остальные башни, некогда окружавшие старинный замок, свыше шестидесяти лет назад были превращены в каменные обломки пушечными ядрами английской армии. От прежнего величия клана остался лишь этот памятник. Дед Катрионы поспешно бежал из разрушенных стен замка и никогда больше не возвращался в эти места. Он всецело посвятил себя обустройству нового поместья в Лондоне и заботам о полученных графских владениях.

Неожиданно она услышала сзади звук приближающихся шагов по каменному валу.

— Если ты явился, чтобы столкнуть меня с башни за мои откровенные речи о триумфе духа шотландских горцев и о свободе от тирании, то придется тебе, наверное, подождать своей очереди, — не оборачиваясь, заявила Катриона.

— Охотно подожду своей очереди, — отозвался Саймон, опираясь ногой на парапет рядом с ней и глядя вверх, где на северном небе уже блестела молочная россыпь холодных звезд.

— В детстве мой отец, бывало, приводил нас сюда, — промолвила Катриона. — Коннор держал его за руку, а я сидела у него на плечах. Конечно, здесь и в те времена были одни развалины. Но папа умел видеть этот замок таким, каким он был в прошлом. — У нее на лице появилась задумчивая улыбка. — Он мог часами рассказывать нам захватывающие истории про лордов и их дам, как они танцевали в большом зале, как звуки волынки собирали воинов на битву, и знамя рода Кинкейдов гордо развевалось на бастионах замка. Отец так красочно все это представлял, что мы буквально слышали, как знамена трепещут на ветру, возвещая о величии былых дней и грядущей славе дней будущих.