Горцы некоторое время сердито переговаривались, бросая в сторону Саймона угрюмые взгляды, но потом выполнили его требование.

— И ножи бросайте тоже, — скомандовал Уэскотт. С мрачной усмешкой он проследил, как из грязных рукавов и потайных карманов на землю полетели большие и маленькие ножи. Вскоре у ног Саймона образовалась целая куча оружия. — Замечательно. А теперь если среди вас есть Коннор Кинкейд, пусть он выйдет вперед. Он должен извиниться перед сестрой за плохие манеры своих разбойников.

Минуту-другую горцы топтались на месте. Наконец вперед выступил коренастый мужчина с оттопыренными ушами и без двух передних зубов. Саймон ухмыльнулся. Судя по внешнему виду, в этом человеке не просматривалось никаких признаков родства с Кинкейдами.

Горец смущенно ковырнул землю ногой, обутой в какие-то жалкие остатки башмаков. Намалеванные на щеках грязные полосы придавали его простодушному широкому лицу совсем печальный вид.

— Коннор от нас откололся.

Кровь отхлынула от лица Катрионы, и она побледнела, как гипсовая маска. Уловив ее движение, Саймон молча выругался. Теперь ему предстояло сделать выбор: продолжать удерживать Кирана или отпустить его и остановить Катриону.

Однако она прикусила губу, явно собираясь с духом, и тихо спросила:

— Как давно это случилось?

Коренастый мужчина не успел ничего ответить, как заговорил Киран:

— Этот ублюдок бросил нас еще до наступления зимы. Заявил, что ему надоело терпеть наше пьянство, походы по бабам и грабежи людей. Сказал, что если мы не остановимся, то всем нам суждено станцевать флинг, болтаясь в петле палача. А он сыт по горло всей этой жизнью и судьбой проклятых Кинкейдов.

Катриона не нашлась что ответить. Она просто повернулась и пошла к повозке. Там она застыла, стоя спиной к остальным.

Киран попытался резким движением вырваться из рук Саймона. Но тот, понимая, что его пленник уже не опасен, лишь подтолкнул его, опрокидывая на колени, и спокойно засунул пистолет за пояс брюк.

Уэскотт направился к повозке. Катриона все еще стояла там с поникшими плечами. Хрупкими белыми руками она крепко держалась за край повозки, словно это была идущая на дно лодка.

Саймон положил руку на ее плечо и пробормотал:

— Мне очень жаль, дорогая.

Катриона обернулась. Но у нее на лице вовсе не было признаков печали. Она светилась от радости.

— О чем ты сожалеешь? Разве не понятно, что мой брат еще жив?

Саймон пристально посмотрел на Катриону сверху вниз, пытаясь вникнуть в смысл услышанного. Когда наконец он все понял, настроение его заметно ухудшилось.

— Ты хочешь сказать, что притащила меня в эту забытую Богом глушь, даже не зная, жив ли твой брат?

— Дядя Росс пытался убедить меня, что Коннора нет в живых. За последние десять лет я ведь не получила от него ни одной весточки. Когда Эддингем явился к моему дяде, то сообщил, что объявленные вне закона шотландцы, которых называли Кинкейдами, куда-то исчезли несколько месяцев назад. Естественно, я опасалась, что произошло самое ужасное.

— Эддингем? При чем тут Эддингем? Катриона вздохнула:

— К сожалению, маркиз купил эти земли у правительства. И он намерен привлечь английских солдат, чтобы выследить последних Кинкейдов. Тогда он сможет здесь спокойно разводить шевиотовых овец.

От таких признаний Саймону стало жарко.

— Когда же ты собиралась рассказать мне все это? Надеюсь, не после того, как красные мундиры проткнут меня штыком?

— Я боялась, что ты нарушишь наше соглашение. Я знаю, что ты не любишь… — Катриона склонила голову, очевидно, сознавая свою вину, — всякие осложнения.

— Да, признаюсь, моя жизнь очень осложнилась с того несчастного дня, когда ты явилась ко мне в тюремную камеру. — Уэскотт задумчиво сделал несколько шагов в сторону, затем вернулся, ероша волосы рукой. — А когда именно собирается Эддингем осуществлять свой план?

Катриона проглотила подступивший к горлу комок.

— Как только растает снег.

Саймон посмотрел под ноги. Они стояли в лужице грязи. Яркое весеннее солнце и западный ветер уничтожили все следы выпавшего ночью снега.

Схватив Катриону за руку, Уэскотт потащил ее к повозке.

— Что ты надумал? — кричала Катриона, спотыкаясь на ходу.

— Отвезти тебя обратно к дяде в Лондон. Этот Киран прав. Ты и есть бедная полоумная девчонка, и тебя следует запереть под замок.

Катриона изо всех сил упиралась ногами, скользя по грязи, но у нее не хватало сил против решительно настроенного Уэскотта.

— Нельзя нам уезжать отсюда! Ты только посмотри на этих несчастных людей!

Она махнула рукой в сторону пестрой толпы горцев, которые поднимали с земли свое оружие, переговаривались и злобно поглядывали на них с Саймоном.

— Это все, что осталось от рода Кинкейдов. Даже Коннор сбежал от них. Значит, я нужна им больше, чем когда-либо!

— Если тебя поставить с подветренной стороны от них, ты быстро поймешь, что им нужно по-настоящему. Их всех нужно сначала хорошенько отмыть. Лучше всего — в тюремной бане.

Запустив острые ноготки в ладонь Саймона, Катриона сумела вырваться от него. Схватив свой истрепанный плед, лежавший на груде одеял, она накинула его на плечи и решительно двинулась к собиравшейся уходить группе разбойников.

— Мой брат говорил правду, — выкрикнула она, вновь привлекая к себе внимание горцев. — Вы все прокляты. Я знаю, вы все слышали эти слова, которые сказал мой прадед. Он истекал кровью на поле битвы в Куллодене, когда собственный сын предал его за тридцать сребреников и графский титул. Род Кинкейдов обречен, странствовать по свету, пока не объединится вновь под знаменем настоящего предводителя. — Катриона распрямилась во весь рост и стояла, сверкая серыми глазами. — Нравится вам это или нет, но после ухода моего брата я ваш предводитель, я старшая в роду Кинкейдов. Киран покачал головой и громко рассмеялся:

— О, девчонка, вижу, ты точно тронулась умом. Покачивая головой, он шлепнул по спине заходящегося в хохоте товарища и двинулся в сторону леса.

Люди из отряда Кинкейдов уже почти скрылись среди деревьев, и Катриону охватило чувство настоящей паники. Десять долгих лет она ждала этого момента. Десять лет терпела язвительные насмешки и щипки Элис, десять лет была нежеланной гостьей в семье дяди, десять томительных лет тосковала по дому, который почти позабыла.

— Стойте! — закричала она. — Не уходите! У меня есть подарки для вас. Не забывайте об этом!

Горцы остановились, потом дружно повернулись. В глазах у всех появились огоньки любопытства и жадности. Катриона смело приблизилась к Кирану, сняла кинжал с его пояса и решительно зашагала к повозке.

Прищурившись, Саймон наблюдал, как Катриона перерезает веревки, связывающие укрытый клеенкой груз. Она возилась с веревками несколько минут, но, в конце концов, справилась и театральным жестом откинула ткань.

Горцы подошли ближе. Любопытство взяло верх над осторожностью, тем более что Катриона жестом подозвала их к повозке, торопясь показать привезенные ценности.

— Я знаю, англичане запретили очень многие вещи, чтобы лишить народ Шотландии его гордости и традиций. Нас ведь вполне могли вздернуть на виселице только за то, что мы тайком привезли все это сюда. Но я считаю, что это стоило риска.

— Какое неслыханное благородство, — сухо бросил Саймон, складывая руки на груди. — Так приятно узнать, что это стоило риска и для моей шеи.

Катриона метнула в сторону Уэскотта взгляд, призывающий его умолкнуть. Наклонившись к повозке, она вытащила тяжелый сверток зелено-черной шотландской материи:

— Это не совсем тот узор, который был у Кинкейдов, но лучше я не смогла найти. Я купила две дюжины рулонов этой шерсти. Теперь вы можете сшить себе килты и пледы, платья для ваших жен и попоны для ваших лошадей.

— Каких лошадей? — изумленно спросил, почесывая оттопыренное ухо, мужчина с простодушным лицом, который уже был знаком Катрионе.

— Какие жены? — добавил другой горец, сплевывая на землю густую порцию жевательного табака.