— И где такие применяются?

— На трансформаторных подстанциях. Вроде той, где мы нашли Соню Хёкберг.

На миг Валландер замер.

Вот она, связь.

Но совсем не такая, какой он ожидал.

Мартинссон сидел в кафетерии, ждал.

Было уже десять вечера, четверг на исходе. Из дежурной части, куда поступали все ночные сообщения, доносились тихие звуки радио. В остальном все тонуло в тишине. Мартинссон пил чай с сухариком. Валландер, не снимая куртки, сел напротив.

— Как доклад?

— Ты уже спрашивал.

— Раньше я и сам любил выступать перед народом. А сейчас уж и не знаю, смогу ли.

— Меня-то наверняка перещеголяешь. Впрочем, если хочешь знать, ни много ни мало девятнадцать дам слушали меня затаив дыхание, хотя и с некоторой робостью, когда я говорил о довольно-таки кровавых аспектах нашей общественно полезной работы. Очень милые дамы, и вопросы они задавали деликатные, несущественные, а ответы мои наверняка бы пришлись по вкусу нашему высокому начальству. Этого достаточно?

Мартинссон кивнул и, смахнув со стола крошки, достал блокнот:

— Расскажу с самого начала. Без девяти девять у дежурного зазвонил телефон. Он переключил разговор на меня, поскольку выезда опергруппы не требовалось, а я, как он знал, сижу в управлении. Не задержись я на работе, он бы попросил перезвонить завтра утром. Звонил некий Польссон. Стуре Польссон. Как называется его должность, я толком не понял. Но фактически он в ответе за морг лундской судмедэкспертизы. Правда, морг у них теперь как-то иначе именуется. Ну, ты понимаешь, о чем я. О холодильнике, где хранят трупы в ожидании вскрытия или похорон. Около восьми Польссон обратил внимание, что одна из ячеек приоткрыта. Подошел, выдвинул ящик и обнаружил, что труп исчез, а на его месте лежит реле. Он немедля позвонил вахтеру, который дежурил днем, до него. Лют его фамилия. Тот совершенно уверен, что в шесть, когда он закончил смену, труп был на месте. Значит, пропал он где-то между шестью и восемью. В морге есть задняя дверь, ведущая во двор. Осмотрев ее и обнаружив, что замок взломан, Польссон тут же позвонил в Мальмё, известил полицию. Дальше события развивались очень быстро. Полицейский патруль прибыл через пятнадцать минут. Когда же они узнали, что пропавший труп был доставлен из Истада на судмедэкспертизу, то сказали, чтобы Польссон связался с нами. Что он и сделал. — Мартинссон отложил блокнот в сторону. — В общем, поиски трупа — задача наших мальмёских коллег. Но в известной мере это касается и нас.

Валландер задумался. Ситуация крайне странная. И вдобавок пренеприятная. С каждой минутой в нем нарастало беспокойство.

— Надо полагать, мальмёские коллеги не забудут про отпечатки пальцев, — сказал он. — Я даже затрудняюсь определить, к какой категории преступлений отнести похищение трупа. Может быть, к самоуправным действиям. Или к нарушению покоя усопших. Правда, не исключено, что ребята не воспримут случившееся всерьез. Слушай, Нюберг, наверно, зафиксировал отпечатки пальцев на подстанции?

Мартинссон ответил не сразу:

— По-моему, да. Позвонить ему?

— Пока не надо. А вот мальмёским коллегам надо бы сказать, чтобы поискали отпечатки на реле и в холодильнике.

— Прямо сейчас?

— Думаю, да.

Мартинссон пошел звонить. Валландер налил себе кофе и попытался осмыслить происшедшее. Появилась связь. Но совсем не такая, как он думал. Возможно, это все ж таки странное стечение обстоятельств. В его практике бывали подобные случаи. Но что-то подсказывало, что на сей раз все обстоит иначе. Кто-то вломился в морг, чтобы похитить труп. А взамен оставил электрическое реле. Валландеру вспомнилось замечание Рюдберга, высказанное много лет назад, когда они только начали вместе работать. «Преступники зачастую оставляют знаки на месте преступления. Иногда нарочно. А нередко и по ошибке».

Это не ошибка, думал он. Никто по чистой случайности не таскает с собой здоровенное электромагнитное реле. И не забывает его в холодильнике морга. Здесь явно рассчитывали, что реле обнаружат. И едва ли оставили его как знак для патологоанатомов. Знак оставили для нас.

Есть и второй вопрос. Зачем похищать труп? Конечно, покойников, принадлежавших к разного рода сектам, иной раз похищали. Но Тиннес Фальк вряд ли участвовал в подобных организациях. Хотя, понятно, полной уверенности тут нет. И объяснение, в общем-то, напрашивается только одно. Труп похитили, желая что-то скрыть.

Вернулся Мартинссон.

— Нам повезло, — сказал он. — Реле сунули в пластиковый пакет, а не просто бросили в угол.

— Отпечатки пальцев?

— Ищут.

— Никаких следов трупа?

— Никаких.

— Свидетели есть?

— Похоже, нет.

Валландер рассказал, о чем размышлял, пока Мартинссон ходил звонить. Мартинссон согласился с его выводами. Реле не случайность. Труп похитили, намереваясь что-то скрыть. Сообщил комиссар и о визите Энандера, и о телефонном разговоре с женой Фалька.

— Я не воспринял это вполне всерьез, — признался он. — Судмедэксперты знают свое дело.

— Похищение трупа вовсе не означает, что Тиннес Фальк был убит.

Резонный аргумент, подумал Валландер.

— И все же мне трудно помыслить иной мотив похищения, кроме боязни, что обнаружится подлинная причина смерти, — сказал он.

— Может, он что-нибудь проглотил?

Валландер поднял брови:

— Что, например?

— Алмазы. Наркотики. Да мало ли что.

— Прозектор бы нашел.

— Что же делать?

— Кто такой Тиннес Фальк? Дела мы не возбуждали, а потому не занимались ни им самим, ни его жизнью. Однако Энандер взял на себя труд прийти в управление и усомниться в причине его смерти. В разговоре со мной жена Фалька сказала, что он чего-то опасался. И что у него было много врагов. Возможно, этот человек далеко не прост.

Мартинссон поморщился:

— Компьютерный консультант с кучей врагов?

— Так она сказала. И никто из нас ее не расспросил.

Мартинссон принес с собой папку со скудными материалами касательно Тиннеса Фалька.

— Детей мы не опрашивали, — сказал он. — Мы вообще никого не опрашивали, поскольку считали, что он умер естественной смертью.

— Мы и сейчас так считаем, — уточнил Валландер. — По крайней мере, эта версия не менее возможна, чем любая другая. Зато нельзя не признать, что имеется связь между ним и Соней Хёкберг. А может, и Эвой Перссон.

— Почему бы и не с Лундбергом?

— Верно. Может, и с Лундбергом.

— В любом случае не приходится сомневаться, что Тиннес Фальк был мертв, когда Соню Хёкберг сожгли. То есть убить ее он не мог.

— Если, несмотря ни на что, принять версию, что Фалька убили, то его убийца мог разделаться и с Соней Хёкберг.

На Валландера с новой силой накатило раздражение. Они натолкнулись на что-то совершенно непонятное. Нет, снова подумал он, в основе тут что-то другое. Надо копать глубже.

Мартинссон зевнул. Валландер знал, что в это время он обычно спит.

— Вопрос в том, далеко ли мы этак продвинемся, — заметил он. — Не наше это дело — разыскивать сбежавший труп.

— Надо бы глянуть на квартиру Фалька. — Мартинссон подавил очередной зевок. — Он жил один. Начнем с этого, а потом с женой его потолкуем.

— С бывшей женой. Они в разводе.

Мартинссон встал:

— Пойду домой, посплю. Как у тебя с машиной?

— Завтра будет готова.

— Подвезти тебя?

— Я еще посижу.

Мартинссон не уходил, топтался у стола:

— Я понимаю, ты расстроен. Из-за фотографии этой в газете…

Валландер пристально посмотрел на него:

— Каково твое мнение?

— О чем?

— Виноват я или нет?

— Пощечину ты ей дал, это ясно. Но я думаю, все было так, как ты говоришь. То есть сперва она кинулась с кулаками на свою мамашу.

— Я для себя все решил, — сказал Валландер. — Если мне повесят выговор, я уйду.

Он удивился собственным словам. Мысль уйти в отставку, если внутреннее расследование закончится не в его пользу, до сих пор даже в голову ему не приходила.