– А как насчет тебя?

Он сразу понял, что именно я имела в виду, и улыбнулся.

– В конце лета или осенью я часто беру долгосрочный отпуск. Когда миссис Гээр поступила к нам в больницу, я был в Новой Зеландии. К тому времени, как я вернулся, она уже пять дней была мертва.

Его слова заставили меня задуматься. Возможно ли, что в больнице творится черт знает что, а Кенн Гиффорд не имеет к этому никакого отношения?

– Патологоанатом, который проводил вскрытие, сейчас в отпуске по болезни. Он в Эдинбурге и…

– Погоди секундочку, – перебила я. – Ты хочешь сказать, что вскрытие проводил не Стивен Ренни?

Гиффорд отрицательно покачал головой.

– Стивен у нас только восемь месяцев. Он приехал сюда незадолго до тебя. Сейчас он заменяет парня по имени Джонатан Уилер, который работает у нас штатным патологоанатомом уже много лет. На чем я остановился? Да, сержант Таллок вылетела в Эдинбург, чтобы допросить Джонатана. Но у нас есть составленный им акт вскрытия. – Он указал на желто-коричневую папку. – Хочешь посмотреть?

Гиффорд протянул папку, и я взяла ее, но не столько из-за того, что мне действительно хотелось изучить находящийся в ней документ, сколько потому, что мне нужно было время, чтобы подумать. Я быстро просмотрела записи Уилера. Запущенный рак груди, лимфатических узлов и легких. Метастазы в… Ну и так далее.

Отложив папку, я посмотрела на Гиффорда:

– Ее могила… Я имею в виду ее официальную могилу. Где она? Полиция собирается проводить эксгумацию?

– Боюсь, что это невозможно. Миссис Гээр была кремирована. По крайней мере, так считалось до сегодняшнего дня.

– Надо же, как удачно!

– Я не вижу ничего удачного во всей этой неразберихе.

– Тогда, может быть, ты знаешь, как так получилось, что женщина, умершая от рака три года назад, оказалась закопанной на моем лугу?

– Могу изложить версию, которая кажется мне наиболее правдоподобной.

– То есть ты хочешь сказать, что у тебя их несколько? Потрясающе! Я, например, даже приблизительно не догадываюсь, как такое могло произойти.

– Я не утверждаю, что моя гипотеза верна. Вполне возможно, что я просто принимаю желаемое за действительное. Но хочется надеяться, что мы имеем дело с современной версией Берка и Хээра. [8]

– Похитители тел?

Он кивнул.

– Некто с неведомой целью – мне не очень хочется знать, с какой именно, но боюсь, что придется это выяснить, – похитил тело Мелиссы Гээр из морга. А сожгли пустой или, скорее всего, утяжеленный чем-то гроб.

Это было просто смешно. Неужели Кенн Гиффорд, один из умнейших людей, которых я встречала в своей жизни, городит всю эту чушь всерьез?

– Но Мелисса не умирала в октябре две тысячи четвертого года, – сказала я. – Согласно заключению патологоанатомов, она умерла почти год спустя.

– Ее закопали в торфянике почти год спустя. А что, если в течение этого времени ее тело держали в морозильной камере?

Я задумалась. Но ненадолго.

– Наша жертва незадолго до смерти родила. Мертвая женщина, тело которой находится в морозильной камере, не может выносить ребенка.

– Согласен. Это слабое место моей теории. Остается только надеяться, что вы со Стивеном Ренни ошиблись.

– Мы не ошиблись, – тихо сказала я, думая о группе экспертов из Инвернесса. Что, они тоже ошиблись?

– Торф – очень странная субстанция. На самом деле мы очень мало о нем знаем. Возможно, он повлиял на процесс разложения сильнее, чем мы думаем.

– Эта женщина родила ребенка, – упрямо повторила я.

– Мелисса Гээр действительнобыла беременна.

– В самом деле?

– Я говорил с ее лечащим врачом. Около сорока минут назад. До того как его отвезли в участок.

– Другими словами, ты его предупредил.

– Тора, прекрати! Я знаю Питера Джоббса с десяти лет. Он добропорядочен до мозга костей.

Я решила не развивать эту тему и спросила:

– Так что он тебе рассказал?

– Мелисса пришла к нему на прием в сентябре две тысячи четвертого года. Ее беспокоило уплотнение в левой груди. Кроме того, она подозревала, что забеременела. Питер договорился о консультации со специалистом в Абердине, но две недели спустя – за три дня до назначенной консультации – ее привезли в больницу с сильными болями.

Гиффорд встал и направился в другой конец комнаты.

– Хочешь кофе? – спросил он.

Я кивнула.

Гиффорд подошел к кофеварке, очень похожей на ту, что стояла в моем кабинете, и налил кофе в две кружки. Протянув одну из них мне, он сел в соседнее кресло. Мне пришлось развернуться, чтобы видеть его. Но он смотрел прямо перед собой, избегая моего взгляда.

– Первый же рентген показал, что опухоль очень обширная. У нас в больнице нет высококвалифицированных специалистов-онкологов, поэтому ее решили перевести в другую клинику. Как только была достигнута договоренность с больницей в Абердине, Мелиссу сразу же отвезли туда. Тамошние хирурги разрезали ее, зашили и отправили обратно. Единственное, что могли сделать для нее наши врачи, – это держать на обезболивающих препаратах до тех пор, пока несколько дней спустя она не умерла.

Разрезали и зашили…Так всегда бывает, когда врачи обнаруживают, что рак находится в неоперабельной стадии. Значит, абердинский хирург разрезал Мелиссу, увидел, что рак слишком распространился, и снова зашил ее. Наверное, он стоял рядом с ней, когда она очнулась после наркоза. «Мне очень жаль, миссис Гээр, но, к сожалению, в вашем случае операция оказалась невозможной…» С тем же успехом он мог надеть черный плащ и взять в руки косу.

– Бедная Мелисса…

Гиффорд кивнул.

– Ей было всего тридцать два.

И в ней зарождалась новая жизнь. О чем она думала, что чувствовала?

Только…

– Да нет же, черт побери! – воскликнула я, вскакивая с кресла. Я не могла поверить, что чуть не купилась на эту туфту. – Мелисса не умирала от рака. Мелисса умерла оттого, что кто-то взял зубило, вогнал его в ее грудную клетку, открыл ее, методично перерезал пять основных артерий и несколько сосудов поменьше, после чего вырвал из груди сердце, которое, возможно, еще билось.

– Тора…

Гиффорд встал и подошел ко мне. Я дышала слишком часто, чувствуя, что начинает кружиться голова.

– Она умерла оттого, что так решил какой-то чертов маньяк. А теперь кучка идиотов громоздит вокруг этого горы лжи. И ты им помогаешь.

Гиффорд положил руки мне на плечи, и по моему телу тотчас же прокатилась мощная теплая волна. Мы посмотрели друг на друга. Синевато-серые… Его глаза были синевато-серого цвета. Он дышал медленно и глубоко, и я почувствовала, как мое собственное учащенное дыхание постепенно замедляется. Вскоре мы дышали в унисон. Головокружение прошло. И тут раздался стук в дверь.

– С вами все в порядке, мистер Гиффорд?

– Да, все нормально, – откликнулся он. – Вы можете зайти через несколько минут?

Шаги удалились по коридору.

– Как самочувствие? – спросил Гиффорд. – Лучше?

Я отрицательно замотала головой, но скорее из упрямства. На самом деле я действительно чувствовала себя лучше, чем несколько минут назад.

Гиффорд поднял руку и погладил меня по затылку.

– И что мне теперь с тобой делать? – сказал он.

Я почувствовала тепло его руки на обнаженной шее, и мне в голову пришло несколько вариантов ответа на этот вопрос – несмотря ни на что, мне очень нравилось стоять рядом с ним в этом странном, необычно обставленном кабинете.

– Терпеть не могу длинноволосых мужчин, – вырвалось у меня.

Я не смогла бы объяснить, откуда взялись эти слова и почему я выбрала именно этот момент, чтобы их произнести.

Гиффорд улыбнулся. Эта искренняя, обезоруживающая улыбка почти до неузнаваемости изменила его лицо, и мне стало непонятно, как я могла считать этого мужчину некрасивым.

– Значит, придется подстричься, – сказал он.

Придвинувшись поближе, я потупилась и начала рассматривать ткань его рубашки, понимая, что ситуация выходит из-под контроля и необходимо как можно скорее стряхнуть с себя это наваждение.