Я резко повернулась и чуть не наступила на ногу Шону, который не сводил глаз с картины. Он тоже повернулся и направился в другой конец дома. Я последовала за ним. Когда мы покинули спальню, мое сердце перестало учащенно биться.

Мы прошли по коридору мимо кухни. Шон распахнул дверь и отступил, пропуская меня в главную комнату своего дома. Я остановилась на пороге и вопросительно посмотрела на него. Он пытался скрыть самодовольство, но это ему не очень-то удавалось. Протянул руку и включил свет. Свет тут же из приглушенного белого стал переходить в темно-красный, играя на стенах бликами. Я прошла в центр комнаты и остановилась, оглядываясь.

— Ого! — восхитилась я, медленно обводя взглядом комнату. — Потрясающе!

Комната оказалось огромной, она занимала большую часть дома. Я поняла, что остальные комнаты — кухня, спальня и ванная — намеренно сделаны такими маленькими и строго функциональными. Именно эта комната являлась сердцем дома.

Как и в спальне, одна стена была стеклянной и выходила на море. Остальные три стены от пола до потолка занимал громадный, застекленный спереди виварий. Весь пол вивария был усыпан темно-красным песком, камнями ярких окрасок и выбеленными солнцем древесными обломками. Повсюду раскинули ветви тропические растения замысловатой формы, с широкими бархатистыми листьями. Скрытое освещение придавало буйной растительности изумрудный, золотистый и желтый оттенки, а на задней стене располагались репродукции фрагментов древней наскальной живописи.

Застекленные емкости с тропическими растениями, горными породами и древесными обломками изумляли уже сами по себе, даже без их длинных грациозных обитателей, свешивающихся с веток, свернувшихся вокруг камней и не сводящих с нас глаз.

Я подошла к самому большому отсеку. Змея, находящаяся внутри, около трех метров длиной, поднималась с пола, пока ее голова не оказалась на одном уровне с моей. Мы посмотрели друг другу в глаза. У змеи был золотистый окрас с необычно крупным у основания головы узором, рисунок вдоль хребта представлял собой зигзаг с острыми углами. Не сводя с меня глаз, рептилия чуть качнулась вправо, потом влево. Я чуть было не сделала то же самое. Я почувствовала, что у меня появилась резь в глазах, — несколько секунд я не моргала.

— Это кобра? — спросила я, понизив голос.

— Это Така, четырехлетняя королевская кобра, — подтвердил мою догадку Шон. — Ее задержали на таможне, когда она была еще малышкой. Она сильно пострадала во время путешествия, и ни один из зоопарков не решился ее взять. Похоже, ты ей понравилась.

— Откуда ты знаешь?

— Она не надувает капюшон.

Я стала обходить комнату по периметру, прошла мимо тонкой ярко-зеленой змеи — это, как объяснил Шон, была белогубая куфия, обитающая в тропических лесах и бамбуковых зарослях Азии. В отсеке, где было много воды, я увидела полутораметровую африканскую гадюку-носорога, яркую, желто-голубого с красным окраса, с двумя чешуйчатыми выступами на носу, похожими на рога. При инфракрасном свете змеи вели себя активнее, чем обычно они ведут себя в серпентариях. Обходя комнату, я замечала повсюду медленное, плавное движение.

Когда я все рассмотрела, всем восхитилась и познакомилась со всеми семью обитателями жилища Шона, я повернулась к хозяину. Впервые с момента моего приезда он перестал на меня глазеть. Виварий загипнотизировал его также, как и меня, несмотря на то что он видел змей каждый день.

— Почему ты так любишь змей? — поинтересовалась я.

Он повернулся на звук моего голоса.

— Змеи самые неотразимые, самые красивые создания на земле, — сказал он, как будто ответ был очевиден.

— Да, змеи симпатичные, но…

— Симпатичные? — Он обхватил меня за плечи и подвел к клетке с гадюкой-носорогом. — Они как бриллианты, чем дольше любуешься, тем великолепнее они кажутся.

Мы стояли, наблюдая, как змея медленно скользит по бревну.

— Красивые, но холодные, — заметила я, переходя к соседней клетке и пытаясь таким образом сбросить его руку. — Их морды ничего не выражают, они живут сами по себе, не показывают, что узнают хозяина. Когда берешь их в руки, они становятся агрессивными.

Я спорила из принципа — в глубине души я была полностью согласна с Шоном, что змеи — удивительные создания. Мне просто нравилось слушать то, что хозяин говорил о своих питомцах.

— Меня, по крайней мере, никогда не узнавали, — добавила я.

— Не женское это дело. Только мужчина способен по-настоящему оценить змею.

Я искоса взглянула на него: он что, смеется? Это такая топорная шутка во вкусе дедушки Фрейда? Но Шон был совершенно серьезен, он не сводил глаз с крошечной пестрой змеи, которая наполовину зарылась в песок.

— Змей содержат исключительно мужчины, — заявил Шон. — Мне кажется, мы ощущаем их власть.

Шона почти загипнотизировала свернувшаяся клубочком, извивающаяся передней частью тела змейка. Если бы Шон не заговорил, я решила бы, что он забыл обо мне.

— Змеи замечательные охотники, — продолжил он. — Такая скорость и сила! Есть в этом нечто загадочное. Их жертвы просто исчезают у них внутри, с костями и шерстью. Змея, пожалуй, олицетворяет саму смерть. Приходит время, и змеи сбрасывают собственную кожу и являются миру обновленными. Словно возрождаются. Жизнь и смерть. Все просто, как дважды два.

Он вновь повернулся ко мне.

— Но ты больше любишь ящериц. — Он дразнил меня, но чуть-чуть — на самом деле он не имел ничего против того, что я предпочитаю других рептилий. — В дикой природе, — сказал он, оглядываясь на высунувшейся из песка пестрый хвост, — даже в тех местах, где я побывал, змею заметить невероятно трудно. Они такие быстрые, такие недоверчивые! Лишь поймав змею, можно в должной мере оценить ее. Но змеи никогда не станут ручными.

— Тебя привлекает все таинственное, — заметила я.

Он оглянулся.

— Всегда, — был ответ.

Я почувствовала, что зарделась.

— А где же тайпан? — спросила я, осматриваясь, — вероятно, я его не заметила.

— Шипящая Клара во флигеле, это с тыльной стороны дома. Смешно, но кто-то пытался прошлой ночью забраться туда.

— Что-что?

— Не волнуйся, — сказал он, заметив испуг на моем лице. — У меня отличная «служба безопасности». Я не успел даже вылезти из постели, а злоумышленник уже смотался.

— Спасибо за то, что показал дом, — поблагодарила я Шона.

— Не за что. Присаживайся.

Прямо посреди комнаты стояли два кресла, оба большие, обтянутые кожей, вращающиеся. Между ними находился маленький столик. Я представила, как Шон здесь сидит. Смеркается, он смотрит на море, а потом поворачивается, чтобы увидеть еще более удивительное зрелище внутри комнаты. Я поневоле задалась вопросом: а кто обычно сидит во втором кресле? Я опустилась в мягкое кожаное нутро и поняла: можно нервничать в присутствии мужчины и… не хотеть уйти. Потом мой взгляд привлек документ, лежащий на кофейном столике. Я взяла его.

— Что это?

Шон повернулся на кресле ко мне лицом.

— Это твоя автобиография, — ответил он.

— Я это и сама вижу, — буркнула я. — Только вот что она здесь делает?

— Роджер переслал мне ее по электронной почте, — признался Шон. — Хотя ты его об этом не просила, верно?

Я ждала продолжения, понимая, что даже не пытаюсь скрыть гнев.

— До того как нам обоим вменили в обязанность являться пред ясны очи местного полицейского начальства, я оставил тебе сообщение, чтобы ты мне перезвонила. Я не знал, полу…

— Получила, — оборвала я его. — Сегодня вечером. Зачем тебе моя биография?

— Я всегда изучаю биографию людей и узнаю об их квалификации, прежде чем предложить им работу. Насколько я понимаю, это обычная практика при подборе сотрудников.

Я на секунду задумалась.

— Какую работу? — переспросила я, решив, что ослышалась. — Тебе нужен исследователь?

— Ну, в твои обязанности и это будет входить. Но на самом деле мне нужен второй ведущий. Режиссер хочет, чтобы им стала молодая женщина — в идеале квалифицированный ветеринар. Тайпаны в Папуа-Новой Гвинее нападают на домашний скот: коров, овец, коз. Если пострадавших животных можно будет вылечить, местные жители сэкономят кучу денег. Разумеется, тебе будет необходимо пройти пробы…