— Мы найдем нового предсказателя будущего. — Паоло Карриера пытался успокоить Лукрецию. — Любому человеку можно найти замену.

— Но не мессиру Лиутпранду! — упрямо, словно капризный ребенок, настаивала Лукреция. — Он был особенным человеком.

Афра одобрительно кивнула, и посланник воспользовался этим, чтобы заметить:

— На вас, донна Гизела, мессир Лиутпранд тоже произвел впечатление особенного человека. Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь.

— И мне кажется, что вы, точнее ваша судьба тоже произвела на мессира Лиутпранда огромное впечатление. Ведь именно вам предназначались его последние слова.

Афра смущенно оглядела всех.

— Как он сказал? — продолжал Паоло Карриера. — Если я правильно запомнил, то Лиутпранд с удовольствием увидел бы, как женщина поставит Папу на колени. Знаменательное прощание с жизнью. Вы можете как-то это объяснить?

Афра тоже не переставала думать о словах Лиутпранда. В любом случае, он был мастером своего дела. Если его слова не бред, то они, без сомнения, касаются пергамента. Еще брат Доминик в Страсбурге намекал на что-то подобное.

Афра задумчиво ответила:

— Нет, мессир Паоло, я никак не могу это объяснить. Но хочу напомнить, что перед лицом смерти люди нередко говорят странные вещи.

— Но его слова казались обдуманными. Было похоже даже, что он хочет над кем-то посмеяться.

— Над Папой римским? — ужаснулся падре и осенил себя крестным знамением.

Опираясь на локти, посланник наклонился вперед, к падре.

— А кого же еще можно назвать первосвященником, если не Папу римского?

Падре кивнул, но ничего не сказал.

Некоторое время все молчали, странным образом растроганные. Наконец посланник прервал молчание.

— Мне кажется, — нерешительно начал он, — донне Лукреции есть что нам сказать.

Жена посланника смущенно откашлялась и церемонно начала:

— Вероятно, все вы заметили, а те, кто еще не знает, сейчас узнают, что донна Гизела во время нападения спасла мне жизнь. Если бы не ее мужество, сейчас я, как мессир Лиутпранд, лежала бы на морском дне, завернутая в парус. — Она сглотнула. — Поступок Гизелы тем более замечателен, что я без всяких причин недооценивала ее и относилась к ней не очень дружелюбно. — Она повернулась к Афре. — Я надеюсь, вы простите меня.

— Вам не за что просить прощения, донна Лукреция. Ведь это я вторглась в вашу жизнь. А впрочем, моя помощь — исключительно проявление христианской любви к ближнему.

Произнося эти слова, Афра чувствовала себя несколько смущенной. Она точно знала, что отнюдь не действовала из любви к ближнему, а совершенно непонятным образом, автоматически, бросилась спасать Лукрецию от смертоносной стрелы.

— Как бы там ни было, — Лукреция, словно защищаясь, подняла руки, — я обязана вам жизнью. В благодарность вы получите от меня самое дорогое, что у меня есть.

Широко раскрыв от удивления глаза, Афра смотрела, как жена посланника снимает с пальца кольцо со сверкающими камнями. Это был рубин, окруженный пятью бриллиантами.

— У этого кольца долгая история. Надпись на его внутренней стороне обещает обладателю счастливое будущее.

Афра не могла вымолвить ни слова. У нее еще никогда не было драгоценностей. А золотое кольцо со сверкающими бриллиантами — о таком она не смела даже мечтать. Она задумчиво держала его в пальцах, словно сокровище.

— Возьмите же, оно ваше! — настаивала Лукреция.

— Я не могу его принять, — пробормотала Афра, когда снова смогла говорить, — правда же, нет, донна Лукреция. Это слишком дорогой подарок!

Лукреция уверенно улыбнулась:

— Что есть дорогого в этой жизни?! В любом случае, жизнь дороже, чем золото и драгоценные камни. Возьмите кольцо и носите его с честью!

Потрясенная Афра надела кольцо на указательный палец левой руки. Его мерцание и переливы при свете свечей напомнили ей о детстве, когда отец рассказывал истории и сказания древности. В ее представлении такие сверкающие кольца носили королевы и принцессы. А теперь вот у нее на пальце тоже есть такое кольцо. Афра едва не плакала.

Общая трапеза проходила в удрученном настроении. Сознание того, что тот, кто еще вчера сидел с ними за столом, умер, сильно сказалось на каждом из присутствующих. Даже посланник, который не считал предсказателя своим другом, тяжело переносил утрату Лиутпранда и в память о нем отдавал должное вину, пока его глаза не стали закрываться сами собой, а желудок не возмутился. Мессир Паоло тяжело поднялся, отрыгивая, вышел на палубу, где перегнулся через перила и его вырвало. Прежде чем уйти спать, Лукреция обняла Афру ипоцеловала ее в щеку.

Нападение морских разбойников стоило им целого дня, но все следующие дни ветер был благоприятным. Поэтому «Амброзия» в целости и сохранности прибыла в свою родную неапольскую гавань спустя десять дней после отплытия из Венеции.

Неаполь, расположенный на берегу залива между Монте-Кальварио и мощным Кастель-Сан-Эльмо, был густонаселенным городом, где бедность рыбаков и моряков соседствовала с роскошью духовенства и множеством церквей. Неаполь был шумным, грязным и беспокойным городом, но его расположение, с тупым конусом вулкана на заднем плане и открытым заливом на юге, было ни с чем не сравнимо. Неаполитанцы, которых на самом деле не было, поскольку здесь жили люди различных рас и народностей, утверждали, что их город можно либо любить, либо ненавидеть, иного выхода нет.

Посланник и донна Лукреция, бесспорно, принадлежали к числу людей, любивших Неаполь. Каждый раз, возвращаясь в этот город после долгого отсутствия, они не уставали восхищаться им. И это при том, что палаццо, в котором они жили в Венеции, по роскоши сильно превосходил их собственный дом на склонах Монте-Посиллипо.

И хотя Афра заслужила искреннюю привязанность Лукреции и ее мужа, хотя в доме четы Карриера у нее была своя комната с видом на Неапольский залив, она дала посланнику понять, что не смеет более злоупотреблять его гостеприимством. С тех пор как Афра стала путешествовать под чужим именем, она чувствовала себя не в своей тарелке.

Со своей стороны, посланник предложил ей повозку и кучера, который должен был довезти ее до Монтекассино в целости и сохранности и привезти обратно. Но Афра отказалась. Наконец, Паоло Карриера подарил Афре двухосную повозку и лучшую лошадь и настоял на том, чтобы она приняла этот подарок и еще мешочек золота в придачу.

И со всеми этими дорогими подарками Афра пустилась в путь. Она давно уже не управляла повозкой, но кобыла, сильный тяжеловоз с миролюбивым характером, была очень послушной. Посланник посоветовал Афре ехать по альпийской дороге: она была мощеной и достаточно широкой, чтобы на ней могли разминуться две встречные повозки.

Весь первый день дорога вела Афру через плодородную, но нездоровую равнину. На лошадь и на Афру нападали мириады комаров. Воздух был влажным и душным. Повсюду воняло гнилью и затхлостью. К вечеру Афра добралась до Капуи, укрепленного городка на реке Вольтурно, печально известного своим падением нравов. Его золотое время было далеко в прошлом.

На постоялом дворе, где любили останавливаться торговцы и странствующие артисты, Афра нашла себе скромный приют на ночь. Потребовалось немало сил для того, чтобы разубедить хозяина, худощавого грека, как и большинство хозяев постоялых дворов между Римом и Неаполем, в том, что если женщина путешествует одна, то она непременно butane,или, как говорили к северу от Альп, девка. Этот разговор не очень хорошо повлиял на настроение Афры в свете предстоящего путешествия.

По дороге на север Афра долго размышляла о том, не лучше ли было переодеться мужчиной. Еще на борту корабля она обдумывала эту идею. Наряд, который дал ей капитан, опасаясь нападения пиратов, по-прежнему лежал в ее вещах. Конечно, требовались невероятные усилия, чтобы несколько дней, недель или месяцев играть роль мужчины. Ведь нужно было не только переодеться, но и перенять мужское поведение. С другой стороны, Афра думала, что, вероятно, иного способа попасть в Монтекассино у нее нет.