Однако едва Лако приступил к своим новым обязанностям, он повел себя совершенно иначе. Дело в том, что это был высокообразованный археолог, да к тому же французский иезуит, одержимый просто маниакальной страстью к тому, чтобы ситуация была предельно ясной. Он категорически восстал против практики, когда состоятельные иностранцы могли вести в Египте раскопки где угодно и забирать себе все, что хотели, а египетские власти при этом закрывали на все глаза. По его мнению, времена для подобного отношения к историческим ценностям прошли, а археологов надлежало строго контролировать и не позволять вести раскопки без присутствия инспекторов, вне зависимости от того, кем эти археологи являлись — британскими пэрами, либо американскими миллионерами. Лако объявил, что отныне и впредь Египетская служба древностей сначала будет решать, что желательно оставить в ее распоряжении, и лишь потом все оставшееся будет делиться между теми, кто нашел артефакты. Кроме того, он объявил о том, что настала пора более точно определить, что подразумевается под «непотревоженными захоронениями» [162]. Для Картера с Карнарвоном эта новость оказалась ужасным потрясением, и они сразу и безоговорочно возненавидели Лако. Картер для себя тут же решил, что это противник, который не отличается высоким интеллектом, однако очень скоро ему пришлось убедиться в том, насколько такое суждение неверно.
В 1914 году, когда Картер и Карнарвон, по всей видимости, впервые открыли гробницу, Масперо еще находился на своем посту, и единственное, о чем компаньонам приходилось беспокоиться, это о том, чтобы усыпальницу Тутанхамона не признали «непотревоженным захоронением». Напомним: если гробница не имела этого статуса, археологи могли претендовать на половину находок, которые они посчитали бы необходимым предъявить властям. А поскольку Картер с Карнарвоном собирались изъять большую часть содержимого усыпальницы и лишь потом объявить о своем открытии, то им в конечном итоге принадлежала бы большая часть сокровищ. Но Лако повел себя так, словно собирался встать между ними и их «призом». Предполагаемые перемены не на шутку встревожили и правление Метрополитен-музея, поскольку оно опасалось, что непрерывный поток артефактов из Египта может иссякнуть у них на глазах. Поэтому директора музея начали предпринимать отчаянные попытки сохранить статус-кво, чтобы и дальше получать львиную долю трофеев от раскопок в Долине царей и личных находок, которые дельцы вроде Картера переправляли в Штаты.
В то же самое время Картер и Карнарвон желали прославиться находкой неразграбленной гробницы фараона, поскольку подобное событие еще ни разу не было зафиксировано в письменной истории исследований. Но здесь надлежало самым тщательным образом выбрать способ, каким они смогли бы сделать такое сенсационное «открытие» и в то же время не отдавать все найденные артефакты целиком в руки Лако.
С этой целью они, как я полагаю, и решили сделать так, чтобы все выглядело, будто гробницу ограбили еще в древности. В этом случае вполне можно было представить дело таким образом, будто найденное захоронение не является «неповрежденным», но после ухода «грабителей» его, якобы, никто больше не посещал в течение трех тысячелетий. Убедить посторонних в том, что грабители таки посетили гробницу, не составляло труда, поскольку компаньоны сами ее и ограбили. Проблема заключалась в том, чтобы ни у кого не возникло сомнения, что с момента ограбления прошло почти три тысячи лет.
В своей книге «Гробница Тутанхамона» Картер заявляет, что во времена правления XVIII династии ни одна гробница ее правителей не была ограблена, поскольку сами фараоны и их наследники обладали огромной властью и трепетно относились к охране гробниц своих предшественников. При этом он ссылался на то, что в документах, сохранившихся от XVIII династии, не имеется упоминаний о разграблениях царских усыпальниц, зато они во множестве встречаются в письменах, относящихся к XIX, XX и XXI династиям. Кроме того, он утверждал, что нашел отпечаток печати как раз времен правления фараона Рамсеса VI [163]. Причина таких довольно неубедительных аргументов лежит на поверхности: если власти решат, что гробница была ограблена во времена правления XVIII династии, то они смогут считать ее «непотревоженной» с тех самых времен — следовательно, все содержимое станет собственностью египетского правительства. Другое дело, если ее ограбили несколько позже: в этом случае половина найденного будет принадлежать тем, кто ее нашел.
Однако другие специалисты не спешили становиться на точку зрения Карнарвона и Картера. Так, профессор Джеймс Бристед, специализировавшийся на расшифровке иероглифов и древнем египетском языке, несколько позже внимательно изучил печати на стенах и дверях захоронения и заявил, что все они принадлежат либо Тутанхамону, либо царскому некрополю. Он не заметил отверстия в стене, проделанного Картером и Карнарвоном, поскольку те его замаскировали, а сам профессор, как профессионал, не мог тревожить предметы в гробнице, так как считал, что они находятся на тех местах, где их оставили при погребении. Он утверждал, что гробницу, по крайней мере один раз, совершенно точно потревожили еще во времена правления XVIII династии, а возможно, это произошло и дважды. По словам Катера, этого не могло быть. Однако Бристед заверил его, что фрагмент печати, которая, как думал Картер, принадлежала эпохе Рамсеса VI, на самом деле относится ко времени Тутанхамона. Он также не согласился с утверждением Картера о том, что при фараонах XVIII династии ни одна гробница не была ограблена, и напомнил об усыпальнице Тутмоса IV, которая была вновь опечатана по повелению Хоремхеба после того, как в нее забрались грабители [164].
«Бог мой, — говорят, воскликнул Картер, — я никогда и подумать об этом не мог!» [165]Это кажется чрезвычайно маловероятным, потому что именно Картер и нашел гробницу Тутмоса IV.
Но Бристед далее сообщил Картеру, что, по его мнению, грабители, проникшие в гробницу Тутмоса IV, были вовсе не теми, которых застали в начале правления Хоремхеба, и при этом заметил, что гробница Рамсеса IX находится прямо перед входом в усыпальницу юного фараона, и это ясно указывает, что задолго до правления Рамсеса гробница Тутанхамона была уже засыпана землей и прочно забыта. Напомним, что сам Картер утверждал, что гробница Тутанхамона была ограблена именно в это время [166].
И опять Картер только и смог воскликнуть: «Боже! Я никогда не мог об этом подумать!» [167]
Однако в своей книге он ни словом не обмолвился об этом уточнении Бристеда, зато говорит, что абсолютно уверен в том, что новые печати на двери гробницы Тутанхамона были поставлены не позже, чем через десять лет после погребения юного царя [168]. Подобное утверждение вызывает некоторое недоумение, поскольку Картеру должно было быть известно, что если Хоремхеб и дал повеление запечатать вновь гробницу Тутанхамона после «визита» в нее грабителей, то случиться это могло намного раньше тех самых пресловутых «десяти лет», ибо потом этот полководец сам стал фараоном и сделал все, чтобы стереть из памяти потомков малейшее упоминание о правлении Тутанхамона.
Следует отметить: хотя Картер и Карнарвон не предчувствовали, что после объявления об открытии гробницы они привлекут такой повышенный интерес публики, они, несомненно, должны были догадываться, что после того как открытие станет свершившимся фактом, все их действия будут подвергнуты детальнейшему анализу со стороны огромного количества специалистов, а многие из этих экспертов будут прямо заинтересованы в том, чтобы доказать, что с обнаружением гробницы далеко не все чисто. Высокоученые профессора и работники музеев, к сожалению, как все профессионалы, имеют предрасположенность ревниво относиться к чужим достижениям. Так что нашим компаньонам следовало очень и очень грамотно подготовить свое мошенничество, если они не хотели оказаться разоблаченными сразу, как только на сцене появятся их коллеги-ученые. Следовало запечатать тот вход, через который Картер и Карнарвон проникли в гробницу в первый раз, а также скрыть подлинные размеры внутренних помещений, так как многие уже были пустыми, лишенными сокровищ. И тогда они устроили новый вход из дверного проема, который, возможно, первоначально служил как раз для выхода из гробницы, прорезали в скальном грунте ступени и спрятали строительные отходы, образовавшиеся во время их работ, под полом передней камеры. Вполне вероятно, что именно поэтому пол в ней примерно на метр двадцать выше, чем в боковом помещении (позже археологи стали называть его кладовой. — Прим. ред.) и погребальной камере. После этого компаньоны засыпали ступени, чтобы придать правдоподобие рассказу, как их позже «обнаружил» простой мальчишка. Потом все, что еще не разграбили, снесли в три подземных помещения, расположенные вокруг погребальной камеры — переднюю, кладовую и сокровищницу, — и сложили таким образом, чтобы создалось впечатление, будто гробницу когда-то в древности посетили грабители.
