«Совсем рядом» находилось в двух остановках метро. Квартира в самом деле была отличной, просторной и уютной. Только обои жуткие. Но ничего, их почти не было видно: стены задрапированы темно-красными покрывалами, вышитыми, наверное, руками каких-нибудь бушменских женщин. Вообще профессия хозяйки сильно сказалась на убранстве дома: повсюду лежали, стояли и висели бесценные для их обладательницы свидетельства культурной жизни малоразвитых народов. Подобную этническую чушь можно накупить на любом блошином рынке, и незачем по полгода торчать в разных пакистанах.

Мне хотелось немедленно порадовать Катрин новостями, и я понеслась домой. Пока тряслась в поезде, в голову пришла очередная блестящая идея. Поскольку Кора не объявлялась и одному Богу было известно, насколько еще может затянуться ее медовый месяц, я решила отплатить ей той же монетой: «Попрошу Катрин позволить мне пожить с ней во Франкфурте, пускай эта стерва Кора меня поищет!»

Строить дальнейшие планы мести мне помешал сосед по купе. Он заметно тяготился дорогой и, чтобы развеять скуку, заговорил со мной:

– Вы не знаете, здесь можно заказать пива?

Я пожала плечами.

Мужчина был в летах: на лице возрастные пятна. Акцент выдавал в нем австрийца, и одет он был необычно: темно-серый костюм грубого сукна с зеленым кантом, красный галстук к нежно-зеленой рубашке. Мы разговорились, и через несколько минут я знала о нем почти все: он владел магазинчиком сувениров в Инсбруке, торговля шла хорошо, сейчас он возвращался с туристической ярмарки.

Он был замечательным собеседником, и я тоже рассказала немного о себе. Моя практика флорентийского экскурсовода привела его в восторг, как и то, что я «временно без работы».

– Мне очень нужна продавщица с итальянским! – Он принялся с умилением рассказывать, какие сувениры продает его лавка: коровьи колокольчики, марионетки в народных костюмах, подтяжки, арбалеты, армейские ножи, трости для прогулок, разнообразные шляпы…

«И на всем вышиты эдельвейсы, какая прелесть! – мрачно подумала я. – А может, и впрямь податься в Инсбрук? Там меня Кора никогда в жизни не найдет. А если найдет, у нее точно шок будет: я в народном костюме продаю конфеты "Моцарткугель"».

– Большую часть сувениров делают в Тироле, – тем временем продолжал австриец, – но не все, вот такие галстуки, например, я заказываю на Тайване. – Он гордо предъявил мне свой узкий галстук, расшитый сурками. – К нам приезжает очень много туристов: японцы целыми толпами, американцы, с каждым годом прибывает итальянцев. Вы им обязательно понравитесь! А будете в праздничном дирндле [12]– влюбятся все до одного!

Все же я не стала отказываться от его визитки – кто знает, вдруг пригодится. На прощание седой кавалер галантно приложился к ручке.

Катрин не проявила и пятой доли той радости, на которую я рассчитывала. Но без ее денег мне нечего было и мечтать снять квартиру во Франкфурте.

– Если в доме нет центрального отопления, можешь дальше не рассказывать. А окна куда выходят? Если на улицу, то не слишком ли там шумно? Около большой магистрали я жить не стану. Далеко ли от моей работы? Через полгода съезжать – тогда обои менять бессмысленно…

– Ну, обои, допустим, не такие уж страшные. Зато в квартире есть все необходимое: мебель, посуда. Идеально для заносчивой дамочки, у которой за душой только футон и коллекция кошек, – убеждала я Катрин. – И добавь сюда полгода на то, чтобы спокойно подыскать достойное тебя жилье.

– Хм-хм, – пробурчала она, – все же надо сперва взглянуть.

Она позвонила студентке-этнографу, чтобы договориться о визите.

Фортуна медленно и со скрипом, но все же поворачивалась ко мне лицом. Я осторожно предложила:

– Хочешь, я помогу тебе перевезти вещи. А потом я бы с удовольствием провела пару дней во Франкфурте.

Она благодарно кивнула. А я уже прикидывала, когда лучше привезти туда же Бэлу.

Потом Катрин обнаружила в переезде свой резон.

– Тут есть и неоспоримое преимущество, – задумчиво сказала она, – я буду жить довольно далеко от моего прежнего дома, нет опасности наткнуться в супермаркете на мужа. И то, что на двери и в телефонной книге стоит не мое имя, тоже замечательно!

– Как же так случилось, что вы женаты, – недоумевала я, – если ты боишься его до смерти? Я вот, например, забеременела…

– Я тоже однажды была беременна, но он не захотел ребенка. Гад! Сколько я из-за него пережила. Мой брак был розовым кустом, на котором оказались одни только колючки. Ради того, чтобы избавиться от дурацкой фамилии, вообще-то не стоило лезть в пекло.

– Так что же у тебя была за фамилия?

– Бузони. В Италии это гордое имя напоминает о великом композиторе, а для немцев Катерина-Барбара Бузони звучит как «грудастая Барби», надо мной не смеялся только ленивый. [13]В двадцать лет у меня была невозможная любовь с одним парнем, мы чуть не поженились. Теперь до слез жаль, что я ему отказала. Но его звали Ральф Лекерман, а мне надоело, что меня все дразнят. И я думала, что если стану фрау Лекерман, то моим страданиям конца не будет. [14]Потом подвернулся случай, и не долго думая я стала Катрин Шнайдер.

Сидя в одиночестве в своей неубранной комнатенке, я опять размышляла о судьбе Катрин. Я хорошо ее понимала. Особенно мне понравилось, как она разделалась со своим итало-немецким происхождением, отреклась от семьи. А может быть, какие-то иные причины подтолкнули ее к этому шагу, не одна только фамилия. Принцессу Ослиную Шкуру в сказке изгоняет злая мачеха. А у Катрин наблюдалась очевидная мания преследования, развившаяся вследствие семейной жизни. Но кое-что в ее истории не вписывалось в шпионские страсти: если бы муж хотел с ней объясниться, он мог в любой будний день подкараулить беглую супругу у Народного университета.

На следующий день я навестила бабушку Коры.

– Доброе утро, фрау Шваб! – Как Красная Шапочка, я достала из корзины для покупок бутылку вина. – Я, собственно, зашла попрощаться.

– Спасибо, Майя, что вы опять меня навестили!

Я не поняла – она серьезно или как? Бабушка продолжала:

– Полагаю, Феликс и Кора приехали, раз вы собираетесь в дорогу. – Она вопросительно смотрела на меня и ждала подтверждения. На лице пожилой дамы было явное удивление, что внуки не появились сами. То, что я без Бэлы, она вовсе не заметила.

– Нет, просто мне пора возвращаться, отпуск кончается. Я же работаю! И если не вернусь вовремя, то потеряю место. Еще мне нужно забрать сына, он сейчас у отца, в Шварцвальде. Сколько еще Кора и Феликс пробудут в Италии, к сожалению, не могу вам сказать.

Шарлотте Шваб не понравились мои слова.

– Феликс же хотел всего на несколько дней… А вам он что сказал?

Первый раз за всю жизнь моя ложь не выгораживала Кору:

– Кора и Феликс мне признались, что им хорошо вместе, что они счастливы. Так что скоро не ждите.

Молнии сверкнули в бабушкиных глазах, замутненных, может быть, катарактой, но отнюдь не старческим слабоумием.

– Непостижимо! Они же родня! – Но старушка быстро взяла себя в руки и вновь встала за честь семьи. – Вы, Майя, наверное, не так поняли, – снисходительно улыбнулась она, – Феликс, должно быть, счастлив в Италии, он любит искусство Возрождения.

Ее лицемерие так возмутило меня, что я стянула на прощание маленькую гранатовую брошь.

Я плохая мать, да, я плохая мать. Подкинула своего кукушонка в Шварцвальд и даже ни разу с тех пор не позвонила. Признаться, мне было трудно заставить себя: я боялась нарваться на свекровь, от которой просто так не отделаешься и которая вечно разговаривает со мной с горьким упреком в голосе.

Мать Йонаса никогда не понимала меня и не могла смириться с тем, что я не жила с ними на ферме, не кормила кур, не готовила на всю семью, не была сыну покорной, верной женой. Надо отдать ей должное, она никогда не попрекала меня тем, что я, беременная, приперлась к алтарю, даже не будучи католичкой. Но для крестьянской семьи невестка, не работающая от зари до зари наравне со всеми, – настоящая катастрофа.