Он выдохнул дым и усмехнулся Максу:

— Я так понимаю, речь о Лиле?

— Ну, я…

— Не робей. — Слоан усмехнулся еще шире, попыхивая сигарой. — Ты среди друзей.

Макс не привык обсуждать женщин и тем более свои чувства к конкретной особенной женщине.

— Трудно не увлечься ею.

Слоан хмыкнул и подмигнул Тренту.

— Брат, если ты не увлекаешься женщинами, значит, уже умер. Так в чем проблема?

— Не знаю, что с ней делать.

Губы Трента изогнулись.

— Знакомая ситуация. А что ты хотел бы сделать?

Макс посмотрел на Трента задумчивым долгим взглядом, заставив того фыркнуть.

— Понятно. — Слоан удовлетворенно пыхнул сигарой. — А она… э-э-э… интересуется тобой?

Макс откашлялся.

— Ну, она дала понять… то есть… когда мы гуляли на утесах… да.

— Но? — подтолкнул Трент.

— Просто голова кругом идет.

— Значит, попытайся еще раз, — посоветовал Слоан, глядя на кончик сигары. — Но учти, если сделаешь эту леди несчастной, я набью тебе морду. — Он снова затянулся. — Потому что по-настоящему люблю ее.

Макс мгновение изучал его, затем откинул голову и рассмеялся.

— Их невозможно победить. Думаю, наконец-то понял это.

— Правильный первый шаг.

Трент подсел ближе.

— Поскольку мы тут одни без леди, считаю, вы оба должны знать, что я получил сведения об этом Хокинсе: Джаспер Хокинс, контрабандист из Майами, давний партнер нашего старого друга Ливингстона.

— Ну, ну, — пробормотал Слоан, попыхивая сигарой.

— Похоже, что Ливингстон и Кофилд — одно и то же лицо. Но никаких признаков яхты.

— Я думал об этом, — вставил Макс. — Возможно, они заметают следы. Даже если уверены в моей гибели, нетрудно предположить, что тело в конце концов выбросит на берег и его опознают. Возникнут вопросы.

— Так что они бросили судно, — размышлял Трент.

— Или перегнали. — Макс развел руками. — Они не отступят. Не сомневаюсь в этом. Кофилд, или кто он там еще, одержим ожерельем. Он сменит тактику, но не бросит эту затею.

— Как и мы, — пробормотал Трент.

Трое сообщников обменялись безмолвными взглядами.

— Если ожерелье находится в этом доме, мы найдем его. И пусть только этот ублюдок…

Трент резко прервался, увидев жену, выбегающую из двери в дальнем конце террасы.

— Кики. — Он быстро направился к ней. — Что случилось? Почему ты дома?

— Ничего. Ничего плохого.

Смеясь, она обвила мужа руками.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

Но отстранил ее от себя, чтобы изучить лицо: щеки раскраснелись, влажные глаза сверкали, как бриллианты.

— Ну, значит, у тебя хорошие новости.

Трент отвел ее волосы назад, проверяя лоб, как делал в последнее время. Он знал, что всю прошлую неделю она чувствовала себя неважно.

— Лучше не бывает.

Кики оглянулась на Слоана и Макса:

— Извините нас.

Схватив Трента за руку, потащила его по террасе в их комнаты, где можно поговорить наедине. Но на полпути взорвалась:

— Ох, не могу ждать. Даже превысила скорость, возвращаясь домой с результатами анализов.

— Каких анализов? Ты заболела?

— Я беременна.

Кики затаила дыхание, вглядываясь в лицо Трента. От беспокойства к потрясению, от потрясения — к изумлению.

— Беременна?

Он глянул на плоский живот, потом снова на ее лицо.

— Ребенок? У нас будет малыш?

Когда Кики утвердительно кивнула, Трент подхватил ее на руки и начал кружить, она счастливо цеплялась за него.

— Что это с ними? — удивился Слоан.

— Мужчины… — Лила выскользнула из двери за спиной Макса. — Вы все такие тугодумы.

Фыркнув, она положила ладонь на плечо Макса, наблюдая за сестрой и Трентом затуманенными глазами.

— У них будет ребенок, недотепы вы эдакие.

— Будь я проклят! — воскликнул Слоан и направился к счастливой паре, чтобы хлопнуть Трента по спине и поцеловать Кики.

Услышав позади сопение, Макс поднялся.

— Ты в порядке?

— Конечно.

Лила смахнула слезинку с ресниц, но еще одна покатилась по щеке.

— Ведь она моя младшая сестренка.

И снова фыркнула, затем растроганно усмехнулась, когда Макс предложил ей носовой платок.

— Спасибо.

Приложив платок к глазам, высморкалась, потом вздохнула:

— Умолчим об этом какое-то время, хорошо? Мы все прольем реки слез, когда спустимся и объявим новость остальной части семейства.

— Хорошо.

Не доверяя сам себе, Макс сунул руки в карманы.

— Пойдем вниз и посмотрим, есть ли в холодильнике шампанское.

— Ну, наверное, мне стоит остаться здесь. Не хочу путаться под ногами.

Мотнув головой, Лила твердо взяла его под локоть.

— Не будь идиотом. Нравится вам это или нет, профессор, но вы теперь часть Калхоунов.

Макс позволил ей увести себя, осознавая, что ему действительно нравится быть частью этой семьи. Очень сильно нравится.

Все началось с беспризорного щенка. Бедный маленький оборванец. Бездомный и беспомощный. Не представляю, как он оказался на утесах. Возможно, кто-то избавился от нежелательного несмышленыша, или щенок потерял мать. Но мы нашли его, Кристиан и я, в один из наших золотых дней. Песик прятался в груде камней, голодный и скулящий, крошечный комочек костей и грязного черного меха.

Как терпеливо Кристиан подманивал его, нежным голосом и кусочками хлеба и сыра. Меня очень тронуло — увидеть эту мягкость в мужчине, которого люблю. Со мной он всегда чуток, но я замечаю жесткое нетерпение, когда он творит, и чувствую, как рвется на свободу могучая страсть, когда он держит меня в руках.

Однако со щенком, бедным маленьким сиротой, он был поистине добр. Возможно, ощущая это, песик облизал его руку и позволил гладить себя даже после того, как проглотил скудную пищу.

— Ах ты, смельчак, — засмеялся Кристиан, взяв в свои красивые руки художника грязный меховой шарик. — А ты стойкий малыш, верно?

— Его нужно отмыть, — сказала я и тоже засмеялась, когда запачканные лапы оставили следы на моем платье. — И по-настоящему накормить.

Восхищенный таким вниманием щенок лизнул мое лицо, все тельце затряслось от восторга.

Конечно, я в него влюбилась. Он такой домашний маленький питомец, такой доверчивый, такой несчастный. Мы играли с ним, очарованные, как дети, и завели шутливый спор на тему, какую кличку ему дать.

Мы назвали его Фредом. Казалось, ему понравилось имя, он тявкнул, подпрыгнул и шлепнулся в грязь. Никогда не забуду сладости такой безыскусной радости. Мой возлюбленный и я сидели на земле с крошечным потерявшимся щенком, представляя, как вместе отвели бы его домой, как вместе позаботились бы о нем.

В конце концов я забрала Фреда с собой. Этан просил какое-нибудь домашнее животное, и я понимаю, что он стал достаточно взрослым, чтобы ценить доверенное ему живое существо и ощущать ответственность. Какой поднялся шум, когда я принесла щенка в детскую. Дети широко распахнули глаза и заволновались, каждый по очереди тискал его и обнимал, пока я не удостоверилась, что юный Фред чувствует себя как король.

Его торжественно искупали и накормили. Поглаживали, ласкали и щекотали, пока он не заснул, устав от восторга.

Потом вернулся Фергус. Из-за беспокойства по поводу Фреда я совсем забыла о наших планах на вечер. Уверена, муж имел полное право разозлиться, потому что я не приготовилась к выходу на ужин. Дети, неспособные сдержать восхищение, помчались к Фергусу и только добавили раздражения. Маленький Этан, гордый, словно был его родителем, внес Фреда в комнату.

— Кого это, черт возьми, вы притащили? — потребовал Фергус.

— Щенка… — Этан остановился и раскрыл извивающийся узелок, чтобы показать отцу. — Его зовут Фред.

Заметив выражение лица мужа, я забрала Фреда у сына и начала объяснять, откуда появился песик. Думаю, что надеялась воззвать к мягкой стороне Фергуса, к любви или по крайней мере к гордости, которую он ощущал по отношению к Этану. Но муж был непреклонен.