Сбросив скорость, Либби въехала на эстакаду и направилась в центр города.
— Я знаю один очень хороший итальянский ресторан; традиционная кухня. Скатерти в красную клетку, свечи в бутылках, пицца, испеченная в настоящей печи…
Кэл рассеянно кивнул. По тротуару шли люди — старые, молодые, красивые и некрасивые. Ревели моторы; время от времени кто-то раздраженно жал на клаксон. В городе было теплее, чем в горах; правда, в воздухе чувствовались выхлопные газы. Кэлу казалось, будто ожила картинка из старой книги.
Либби въехала на стоянку рядом с приземистым бело-зеленым строением. На неоновой вывеске над окном красовалась надпись: «У Рокки».
— Что ж, хоть у нас и не Париж…
— Очень мило, — пробормотал Кэл, не переставая вертеть головой и удивляться.
— Наверное, ты сейчас как будто в зазеркалье.
— Хм… А! — Он вспомнил книжку, которую читал в отрочестве. — Ну да, вроде того.
Нет, больше похоже на романы Герберта Уэллса.
— Приятно знать, что литература выжила. Ты есть хочешь?
— Я, можно сказать, с рождения хочу есть! — Кэл лучезарно улыбнулся. Она ведь пытается казаться веселой — значит, и он может.
В ресторане было полутемно, малолюдно и пахло специями. В углу стоял музыкальный автомат с броской надписью: «Последние сорок хитов!» Взглянув на объявление «Просим выбрать столик самостоятельно», Либби повела Кэла в угловую кабинку.
— Пицца здесь просто восхитительная. Ты когда-нибудь ел пиццу?
Он потрогал застывшую восковую свечу на бутылке посреди стола.
— Некоторые явления способны переступить пределы времени. Среди них и пицца.
К ним подошла официантка, пухлая девица в ярко-красном синтетическом переднике с надписью «У Рокки». Передник был забрызган томатным соусом. Официантка положила рядом с подставками под тарелки, на которых была изображена карта Италии, бумажные салфетки.
— Одну большую, — сказала Либби, вспомнив, какой у Кэла аппетит. — Дополнительный сыр и пепперони. Пива хочешь?
— Да! — Он оторвал уголок салфетки и задумчиво вертел его между большим и указательным пальцами.
— Одно пиво и одну диет-колу.
— Почему у вас все на диете? — спросил Кэл, не дожидаясь, пока официантка отойдет на безопасное расстояние. — Почти вся реклама посвящена тому, как похудеть, справиться с жаждой или стать чище.
Сделав вид, что не замечает любопытный взгляд официантки, который та метнула через плечо, Либби сказала:
— С социологической точки зрения наше общество одержимо здоровым образом жизни, питанием и внешними данными. Вот почему мы считаем калории, качаем мышцы и съедаем много йогурта. И пиццы. — Она лукаво улыбнулась. — Реклама отражает современные требования.
— Твои внешние данные мне очень нравятся.
Либби закашлялась.
— Спасибо!
— И твое лицо, — добавил он, улыбаясь. — И то, как ты говоришь, когда смущаешься.
Она вздохнула.
— Почему ты не слушаешь музыку?
— Музыка перестала играть.
— Мы можем заказать еще.
— Кому?
— Музыкальному автомату. — Развеселившись, Либби встала и протянула Кэлу руку. — Пошли, сам выберешь песню!
Кэл подошел к разноцветному аппарату и принялся читать названия песен.
— Вот эту, — решил он. — И эту. И вот эту. Как он работает?
— Для начала тебе понадобится мелочь.
— Ну да, но какая мелочь?
— Я имею в виду монеты. По двадцать пять центов, четвертаки. — Улыбнувшись, она порылась в кошельке. — Разве в двадцать третьем веке нет монет?
— Нет. — Кэл повертел в руках металлический кругляш. — Я что-то такое читал…
— Ну а мы ими пользуемся вовсю, иногда тратим слишком безудержно. — Взяв у него четвертак, Либби проворно опустила его в щель. — Ну и вкусы у тебя, Хорнблауэр! Полная мешанина. — Полились звуки музыки, медленные, романтичные.
— Что это?
— «Роза». Это баллада… довольно обычная, даже по сегодняшним меркам.
— Хочешь потанцевать?
— Да. Я нечасто танцую, но… — Голос у нее сел, потому что он притянул ее к себе. — Кэл…
— Ш-ш-ш! — Он прижался щекой к ее волосам. — Дай послушать. Я хочу разобрать слова.
Они танцевали, точнее, покачивались, стоя на месте, а из динамиков лилась музыка. За соседним столиком сидела семья: мамаша и двое детей, которые ссорились. Мать облокотилась о столешницу и с удовольствием и завистью наблюдала за ними. На кухне за прозрачной перегородкой мужчина с пышными усами быстро и ловко месил тесто для пиццы.
— Грустная песня.
— Нет. — Либби казалось, что она может вот так вечно двигаться с Кэлом в унисон. — Она о том, что любовь побеждает все.
У нее прервался голос. Она закрыла глаза, но тут песня закончилась и началась следующая — зал сотряс первобытный вой и громкая барабанная дробь.
— А эта о чем?
— О молодости. — Либби отпрянула от Кэла, заметив, как посетители ресторана, улыбаясь, смотрят на них. — Давай лучше сядем.
— Я хочу еще танцевать с тобой.
— Как-нибудь в другой раз. В пиццериях обычно не танцуют.
— Ладно! — Кэл послушно зашагал к столику следом за ней. Им уже принесли напитки. Как чуть раньше Либби в звездолете, Кэл испытал громадное удовольствие, почувствовав знакомый вкус американского пива. — Совсем как дома.
— Извини за то, что я сначала не поверила тебе.
— Сначала я и сам себе не поверил! — Повинуясь естественному порыву, он склонился к ней и схватил за руку. — Расскажи, как здесь у вас проходят свидания…
— Свидания? — Оттого что он принялся поглаживать внутреннюю поверхность ее ладони большим пальцем, пульс у нее участился. — Ходят в кино, в рестораны.
— Я снова хочу поцеловать тебя.
Либби посмотрела ему в глаза.
— Если честно, сейчас не самое…
— Разве ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал?
— Если она не хочет, — вмешалась официантка, которая принесла им пиццу, — то я освобождаюсь в пять!
Ухмыльнувшись, Кэл положил себе треугольник пиццы на бумажную тарелку.
— Она очень милая, — сказал он Либби, — но ты нравишься мне больше.
— Потрясающе! — Она откусила кусок. — Ты всегда такой несносный?
— В основном да. Но ты мне действительно нравишься, очень нравишься! — Кэл помолчал. — Теперь тебе положено ответить, что я тоже тебе нравлюсь.
Либби откусила еще кусок и долго, старательно его жевала.
— Я думаю, нравишься ты мне или нет, — сказала она и, взяв салфетку, не спеша вытерла губы. — Ты нравишься мне больше всех моих знакомых из двадцать третьего века!
— Хорошо. Тогда, может, пойдем в кино?
— Пожалуй.
— И у нас будет как будто свидание. — Кэл снова взял ее за руку.
— Нет. — Либби осторожно высвободила руку. — Скорее научный эксперимент. В образовательных целях.
Кэл широко улыбнулся — и у Либби екнуло сердце.
— А потом я провожу тебя до дома… и все-таки поцелую на прощание!
Когда они вернулись в хижину, уже стемнело. Измученная Либби распахнула дверь и бросила сумочку на пол.
— Никакого скандала я не устраивал, — упрямо заявил Кэл.
— Не знаю, за что у вас там выгоняют из кинотеатров, но здесь, у нас, то, что ты натворил, как раз и называется «устроить скандал».
— Я просто выражал свое мнение о фильме. Неужели ты не слышала о таком понятии, как свобода слова?
— Хорнблауэр… — Либби распахнула шкафчик и достала бутылку бренди. — Билль о правах не позволяет тебе громко разговаривать во время сеанса и обзывать фильм напрасной тратой времени! Ты помешал остальным зрителям.
Пожав плечами, Кэл плюхнулся на диван и закинул ноги на журнальный стол.
— Перестань, Либби, кому нужна такая чушь? Пришельцы из далекой галактики завоевывают Землю! Мой двоюродный брат живет в другой галактике; у него лицо вовсе не покрыто присосками.
— Да, зря я повела тебя на научно-фантастический фильм! — Либби отпила глоток бренди. Решив, что сама виновата не меньше своего гостя, она налила рюмочку и ему. — Кино вымысел, Хорнблауэр! Фантастика!
— Чушь!
— Ну ладно. — Она протянула ему рюмку. — Но другие зрители специально заплатили за билет, чтобы посмотреть этот фильм!
