Ева вошла в прохладную просторную прихожую, разделенную лестницей. На столике в прихожей, отметила она, ваза со свежесрезанными цветами. Их поставили не раньше вчерашнего дня. Небольшая плоская чаша с какими-то разноцветными леденцами. Все оформлено в теплых, мягких тонах. Никакого беспорядка, разве что пара лаковых босоножек пурпурного цвета не на месте: одна возле кресла с высокой спинкой, другая выглядывает из-под него.

Майор Уитни вышел из дверей слева. Он заполнил весь дверной проем своим массивным телом. На его темнокожем лице лежала печать тревоги.

Но голос майора, когда он заговорил, звучал ровно. Он не позволил эмоциям овладеть им: слишком много лет прослужил в полиции.

– Лейтенант, мы здесь. Прошу вас задержаться на минутку, перед тем как подниметесь на место преступления.

– Да, сэр.

– Прежде всего хочу вас поблагодарить, что согласились взять это дело. – Увидев, что Ева удивлена, Уитни улыбнулся. – Знаю, я вам его навязал, а надо было спросить. Чтобы это был ваш выбор.

– Это не вопрос, майор. Раз капитан меня хочет, он меня получит.

Уитни кивнул и отступил в сторону, пропуская ее в комнату.

Увидев миссис Уитни, Ева испытала шок. Жена майора наводила на нее страх своими безупречными чопорными манерами, ледяным тоном и неприступностью. Но в эту минуту миссис Уитни была полностью поглощена утешением женщины, сидевшей рядом с ней на небольшом диване в элегантной гостиной.

Кэрол Макмастерс, в отличие от высокой и представительной Анны Уитни, была миниатюрной темноволосой красавицей. Ее заплаканные черные глаза были ослеплены горем. Ее худые плечи подрагивали, словно от холода.

Макмастерс встал, когда вошла Ева. На вид, прикинула она, шесть футов четыре дюйма. Высокий, худой, почти костлявый. Одет по-спортивному: джинсы и футболка. Ах да, он же вернулся из краткого отпуска. Волосы, темные, как и у его жены, но вьющиеся «мелким бесом», пышной шапкой обрамляли худое лицо с глубокими продольными бороздами на щеках. В юности эти борозды, наверное, были ямочками. Светло-зеленые глаза мужественно встретили взгляд Евы. Она увидела в них горе, шок и гнев.

Он подошел к ней и протянул руку.

– Спасибо, лейтенант… – Похоже, ему не хватило слов.

– Капитан, я глубоко сожалею о вашей утрате.

– Это она? – Кэрол с трудом поднялась с дивана, слезы покатились у нее по щекам. – Это вы – лейтенант Даллас?

– Да, мэм. Миссис Макмастерс…

– Джона сказал, что это должны быть вы, что вы лучше всех. Вы найдете того, кто… как… Но ее все равно не вернуть. Моя девочка… Ее все равно не вернуть. Она наверху. Она наверху, а я даже не могу побыть с ней. – Голос Кэрол, охрипший от горя, повысился до истерических нот. – Они не дали мне побыть с ней. Она мертва. Наша Дина мертва.

– Ну же, ну же, Кэрол, ты должна дать лейтенанту поработать. – Миссис Уитни тоже поднялась с дивана и обняла Кэрол за плечи.

– Почему мне нельзя просто посидеть с ней? Разве я не могу просто…

– Скоро, совсем скоро, – уговаривала ее миссис Уитни. – А пока я побуду с тобой, Кэрол. Лейтенант позаботится о Дине. Хорошо позаботится.

– Я отведу вас наверх, – сказал Уитни. – Анна!

Миссис Уитни понимающе кивнула.

Сдержанная и властная, думала Ева, но она сумеет хоть ненадолго успокоить родителей, потерявших дочь.

– Ты оставайся тут, Джона. Я скоро спущусь, – распорядился Уитни. – Лейтенант!

– Вы дружите домами с родителями убитой? – спросила Ева, отойдя в сторону.

– Да. Анна и Кэрол вместе заседают в благотворительных комитетах и часто ходят друг к другу в гости. Мы общаемся. Я привез жену как друга Кэрол.

– Да, сэр. Я думаю, это правильно. Она поможет.

– Это очень тяжело, Даллас. – Голос у Уитни был свинцовый. Он начал подниматься по ступенькам. – Мы знали Дину с детства. Могу вам сказать, что она была для них всем на свете. Прелестная, умненькая девочка.

– В доме отличная охранная система, насколько я могу судить. Вы не знаете, сигнализация была включена, когда Макмастерсы вернулись этим утром?

– Замки были заперты. Джона обнаружил, что камеры отключены, а диски за последние два дня изъяты. Он ничего не трогал, – добавил Уитни, поворачивая налево на лестничной площадке. – И Кэрол не дал ничего трогать… Только, только… девочку. Но он не дал жене сдвинуть тело с места, что-то стронуть на месте. В первые секунды они были в шоке, это можно понять.

– Да, сэр. – «Ужасно неловко, – подумала Ева, – допрашивать по делу собственное начальство». – Вы не знаете, в котором часу они вернулись домой?

– В восемь тридцать две. Я взял на себя смелость проверить режимную запись замков. Это подтвердило показания Джоны. Я дам вам копию его заявления с моего домашнего телефона. Он мне сразу позвонил, сказал, что хочет пригласить вас следователем, и попросил меня приехать немедленно. Я не опечатывал место – ее спальню. Там ничего не тронуто. – Уитни указал на комнату, а сам отступил на шаг. – Я думаю, мне лучше спуститься вниз, а вы приступайте к работе. Когда приедет ваша напарница, я сразу пошлю ее наверх.

– Да, сэр.

Уитни кивнул и со вздохом бросил взгляд на открытую дверь спальни.

– Даллас… это очень тяжело.

Ева выждала, пока он не начал спускаться вниз по лестнице. Оставшись одна, она вошла в комнату и взглянула на юную мертвую Дину Макмастерс.

– Включить запись. Лейтенант Ева Даллас на месте убийства. Убита Макмастерс Дина.

Сначала она внимательно оглядела комнату и достала из полевого набора баллон с изолирующим составом, обработала руки и ботинки. Просторная комната, хорошо освещенная, много воздуха, тройное окно – защитные экраны задействованы – с видом на парк. Под окном кушетка с мягким сиденьем, по ней разбросаны яркие цветные подушки. На стенах, выкрашенных в сиреневый цвет, постеры с фотографиями известных актеров, музыкантов… У Евы сжалось сердце, когда она увидела на рекламном плакате фото своей подруги, эстрадной певицы Мэвис Фристоун: разметавшиеся голубые волосы, руки торжествующе вскинуты. И лозунг: «Быть мамой классно!»

А внизу Ева увидела автограф. Крупным детским почерком Мэвис было выведено: «Привет, Дина, ты тоже классная! Мэвис Фристоун».

Наверное, Дина подсунула Мэвис этот плакат на каком-нибудь концерте или светской вечеринке, и Мэвис – веселая, смеющаяся Мэвис – надписала его Дининой ручкой с лиловыми чернилами. Шум, свет, яркие краски, словом, жизнь. Такой волнующий сувенир для шестнадцатилетней девочки! Она же не могла знать, что ей отпущен столь малый срок, чтобы порадоваться автографу Мэвис!

Часть комнаты была оборудована под кабинет: лакированный белый письменный стол, полки, дорогой компьютер с коммуникационным блоком, диски в прорезях, все аккуратно, все разложено по местам. Другой уголок был обустроен для отдыха, для общения с подругами. Здесь тоже никакого беспорядка: пышные подушки, мягкие пледы, целая коллекция плюшевых игрушек, наверное, собираемая с детства.

Щетка для волос, ручное зеркало, несколько пузырьков разной формы, плоская чаша с морскими раковинами, три фотографии в рамочках на туалетном столике, таком же белом и лакированном, как и письменный стол.

Мягкие ворсистые коврики на натертом до блеска паркете. Тот, что у самой кровати, заметила Ева, лежал неровно. Это он оттолкнул коврик, поняла Ева, или она на нем споткнулась.

Трусики – простые, белые, ничем не украшенные – валялись на ковре.

– Он снял с нее белье, – сказала Ева вслух, – и отбросил в сторону.

По обеим сторонам кровати стояли ночные тумбочки, а на них – дорогие, замысловатые лампы с абажурами с оборочками, бахромой и кисточками. И опять – один из абажуров криво сидел на основании. Задет рукой или локтем. Все остальное свидетельствовало о любви к порядку, к милым девчоночьим безделушкам.

Пожалуй, девочка была немного наивна для своего возраста, подумала Ева. И вспомнила, какой сама была в шестнадцать лет. Она считала дни до совершеннолетия, ей хотелось поскорее вырваться из воспитательной системы. В ее мире, в ее детстве не было ничего розового, никаких оборочек, не было ковриков и плюшевых мишек.