Однажды, когда они лежали в постели, положив спящую Элиссу между собой, Сара заговорила об этом.

— Дэмьен, а твоя тетка…

— Да?

— Ты не позволишь ей хотя бы приехать повидать ребенка?

— Разве ты не сказала, что тетя Олимпия не записала в свою Библию ни наш брак, ни рождение Элиссы?

— Ну и что же, — тихо сказала она.

— Я подумаю, — ответил он и, отвернувшись, погрузился в чтение альманаха.

И Сара пала духом, поняв, что восстановить отношения между теткой и племянником невозможно.

Но она была приятна удивлена, когда через несколько дней Дэмьен поехал в город и привез с собой тетку. Визит был официальный и короткий, они встретились в нижней гостиной. Олимпия холодно поздоровалась с Сарой, но ребенок ее очаровал. Она даже подарила Элиссе серебряную погремушку. Сара была рада, что Дэмьен хотя бы попытался наладить отношения. Но, подумала она, может, и к лучшему, что Олимпия не живет с ними и что их отношения порваны. В конце концов, они убедились, что Олимпия никогда не признает их брака.

Сил у Сары прибавлялось с каждым днем, и дом угнетал ее все больше. Она не могла даже нянчить Элиссу, как делают это другие матери — покатать ее в коляске, укачивать ее, сидя на крыльце. Элисса все также много спала, Дэмьен все больше времени уделял плантации, и Сара была предоставлена самой себе почти целый день.

Как-то во второй половине дня она бродила по комнатам, не зная, чем заняться. Наконец она позвонила. Вошла Баптиста, и Сара попросила ее посидеть с ребенком. Сама же она спустилась вниз и постучала в дверь кабинета.

— Можно, — отозвался Дэмьен. Он встал и пошел к ней. — Ты хорошо себя чувствуешь, милая? У тебя усталый вид.

— Хорошо, — ответила она. — Дэмьен, нам нужно поговорить.

— Давай, — они сели в кресла у стены. — В чем дело?

— А разве ты не понимаешь?

— Тебе опять беспокойно в доме? — спросил он. — Может, как-нибудь оживим нашу жизнь? Не пора ли устроить прием, как мы задумали?

— Дэмьен, это не то.

— Так что же?

— Ты знаешь. Того, что есть, недостаточно. И ты знаешь, что это правда. У Элиссы должна быть нормальная мать, которая может вместе с ней выйти из дома. Если я этого не могу, я уйду, а ты найдешь ту, о которой написал в мемуарах.

— Я писал о тебе.

— Если обо мне, то моя любовь не должна быть клеткой для тебя.

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о том, что завтра я выйду через переднюю дверь.

— Нет?

Она сжала кулаки.

— Если я не могу быть свободна, я должна дать свободу вам обоим.

— И я ничего не могу сделать или сказать, чтобы переубедить тебя?

— Нет. Ничего.

Он заходил по комнате.

— А знаешь, я могу остановить тебя силой, если это необходимо.

— Неужели ты можешь превратить меня окончательно в узницу? Подумай о нашем положении хотя бы с практической точки зрения. Я не могу поехать в церковь окрестить Элиссу. Я не смогу отвезти ее в школу или в гости к подругам.

— Сара, — он притянул ее к себе, взяв за плечи. — Если ты должна сделать это, я соглашусь, но с одним условием.

— С каким?

— Мы пойдем все вместе — ты, я и девочка.

— Но, Дэмьен…

— Я надеюсь, что если мы будем все вместе, нашей любви хватит, чтобы удержать тебя здесь.

— Ах, зачем ты попросил меня об этом!

Он сказал спокойно, но предельно серьезно:

— Либо мы с Элиссой пойдем с тобой, либо, клянусь, я тебя не пущу. Я найду способ сделать это.

— Хорошо, — согласилась она, наконец. — Но ребенка будешь держать ты.

— Быть по сему. А ты будешь держаться за мою руку.

Когда Сара и Дэмьен готовились ко сну, в воздухе словно повисла грозовая туча. Когда последние одежды были повешены в шкаф, они посмотрели друг на друга, потом одновременно бросились друг другу в объятия и припали друг к другу, как тонущие пловцы.

— Люби меня сегодня, — сказала Сара еле слышно.

— Ты уверена, что еще не рано?

— Прошло шесть недель. Я уже здорова.

— Дорогая моя. Как я счастлив! Я только надеюсь…

Он не окончил. Оба мысленно добавили: «что это не последняя наша ночь».

Дэмьен зажег свечи на ночном столике и задул лампы.

Проснувшись наутро, они со страхом посмотрели на первые розовые лучи солнца, лежащие на ковре. Каждый спросил мысленно, чем будет это утро в их жизни — началом или концом?

Дэмьен обнял жену и прошептал:

— Любовь моя, не покидай меня.

— Дэмьен, мне никогда не было так больно. Прошу тебя, не делай так, чтобы мне стало еще больнее.

— А ты возьми и останься.

— Дэмьен, умоляю! Я делаю это для тебя и Элиссы.

Из детской раздался плач, и спор прекратился. Дэмьен пошел поменять пеленки и принес Элиссу к матери. Молча смотрел он, как Сара кормит дочь. Когда кормление кончилось и дитя уснуло у материнской груди, Сара наклонилась и поцеловала девочку.

— Не забывай меня, детка. Помни, что я твоя мама.

— Ты готова, милая? — хрипло спросил Дэмьен.

Сара увидела, что он стоит у кровати, уже одетый.

Она кивнула.

— Подержи ее, пока я оденусь.

— Давай. — Он осторожно взял девочку. — Я не хочу спорить с тобой сейчас. Я просто не хочу тебя терять.

— Я понимаю, — отозвалась Сара, вставая. И добавила срывающимся голосом: — Ты возьмешь ей кормилицу… если я…

— Да, — сказал он отрывисто. — Если ты уйдешь в настоящее, ты хотя бы навестишь нас?

— Нет.

— Сара!

— Если я не смогу жить с тобой, ты должен найти свое счастье с другой.

Он прижимал к себе дитя и смотрел, как она одевается. Сара оделась. Слова были не нужны. Ее глаза сказали все — и как она любит Дэмьена и дочь, и как надеется, что останется с ними. О том же говорили и его глаза. Сара пошла к двери, Дэмьен — за ней.

В коридоре она обернулась и в последний раз обняла мужа и дочь. Она поцеловала сначала спящее дитя, потом Дэмьена. Слезы в три ручья текли по ее лицу.

— Скажи, что ты меня понимаешь, любимый. Пожалуйста, скажи.

— Понимаю, — ответил он сдавленным голосом. — Я не хочу, чтобы ты это делала. Но я тебя понимаю. Ты дала свободу мне, и я даю свободу тебе, чем бы это ни кончилось.

Сара больше не могла говорить. Она пошла к двери. Она почувствовала, что зловещая преграда обрушилась на нее, когда она подошла поближе. Она не смела остановиться и посмотреть на Дэмьена.

Она уже протянула руку к двери, но ее остановил его голос:

— Подожди. Возьми меня за руку.

Она обернулась, и их глаза встретились на мгновение — мгновение, полное отчаянья и любви. Одной рукой он держал ребенка, а за другую руку схватилась Сара. Тут же она почувствовала, как в ее пальцы переливается горячая сила из его руки.

Она открыла дверь и встала на пороге. Невидимая сила отбрасывала ее назад, но она не отступала. Сделав глубокий вдох, она вышла на крыльцо.

Какой-то миг она ощущала, что колеблется между двумя мирами, разрываясь в двух направлениях. «Верь, — велела она себе, вцепившись в руку мужа, верь, и пусть любовь Дэмьена удержит тебя».

Она слышала, что он зовет ее, а мощные волны по-прежнему обрушиваются на нее. Она припала к мужу, как будто ее затягивало в водоворот.

И вдруг все кончилось. Настала тишина и покой. Сара прищурилась, чтобы прийти в себя. Вот она стоит с мужем и ребенком на крыльце, в лучах восходящего солнца, омываемая сладостным утренним воздухом, — самым сладостным воздухом в мире.

Она огляделась, не веря своим глазам. Под ногами — прочный дощатый пол. Вокруг шелестит листва, пчелы жужжат в душистых цветах, где-то воркует голубь. В жизни не слыхала она звука упоительней.

Она повернулась к Дэмьену с сердцем, исполненным радости, и увидела слезы у него на глазах.

— Дэмьен, я вернулась! На этот раз я действительно вернулась!

— О, Сара! Слава Богу!

Он обнял ее осторожно, чтобы не разбудить дочь. Они поцеловались, и слезы их смешались.