Джонс показал его набросок, на котором была изображена надгробная плита с надписью «Не покойся с миром».
– Билли, не расскажешь ли ты нам о своей работе? Что ты чувствовал, когда рисовал это?
– Это настоящий отец Билли, – ответил Аллен. – Он был комиком и конферансье, жил в Майами, во Флориде, а потом покончил с собой.
– Может, все же скажешь, что ты чувствовал, Билли? Меня пока больше интересуют эмоции, а не события.
Аллен недовольно отшвырнул карандаш – ему не нравилось, что похвала за его рисунок достается Билли, и посмотрел на часы.
– Мне нужно вернуться в свой корпус и заправить постель.
На следующий день он заговорил с медсестрой Йегер о своей терапии, жалуясь, что все делается неправильно. Когда сестра сказала, что он мешает персоналу и другим пациентам, Миллиган расстроился.
– Я не могу отвечать за то, что делают другие люди, – ответил он.
– Мы не вправе обсуждать других людей, – сказала Йегер, – только Билли.
– Доктор Хардинг делает не то, что сказала доктор Уилбур. Его лечение – плохое, – прокричал он.
Миллиган потребовал, чтобы ему дали прочесть его карту, Йегер ответила отказом, и он пригрозил, что знает способ заставить врачей предоставить ему доступ к этой информации. И добавил, что персонал наверняка не фиксирует перемены в поведении и не сможет впоследствии дать объяснение потерянному времени.
Вечером после визита доктора Джорджа Томми объявил работникам больницы, что увольняет своего врача. Через некоторое время из палаты вышел Аллен и сказал, что берет его обратно.
Дороти Мур, мать Миллигана, получив разрешение посещать сына, стала приезжать почти каждую неделю, часто с дочерью Кэти. Реакции Билли оказались непредсказуемыми. Иногда после этих встреч он становился радостным и общительным, иногда впадал в депрессию.
Соцработник Джоан Уинслоу на встрече группы доложила, что разговаривала с Дороти после каждого ее визита. Она производила впечатление доброго и щедрого человека, но Уинслоу казалось, что ее робость и зависимое положение не дали ей возможности вмешаться, когда над сыном совершалось насилие, о котором он говорил. Дороти сказала, что всегда жила с ощущением, что у нее два Билли – один был добрым и нежным мальчиком, а второй не задумываясь вредил другим.
Ник Чикко зафиксировал, что 18 апреля после визита миссис Мур Миллиган казался очень расстроенным, закрылся в своей палате и положил на голову подушку.
В конце апреля, когда прошла половина назначенного срока, то есть шесть из двенадцати недель, доктор Джордж подумал, что ситуация развивается слишком медленно. Ему надо было каким-то образом установить связь между порожденными личностями и «оригиналом», настоящим Билли. Но для начала предстояло пробиться к этому Билли и установить с ним контакт, а самого его доктор Джордж не видел с того воскресенья, когда доктору Уилбур удалось уговорить Рейджена его выпустить.
Доктору Джорджу пришла идея продемонстрировать ключевой личности видеозаписи с его альтер-эго, на которых была бы видна разница в их поведении и манерах речи. Он поделился этой мыслью с Алленом, рассказав, насколько важно, чтобы личности общались как друг с другом, так и с самим Билли. Аллен согласился.
Через некоторое время он поделился с Розали радостью от того, что его снимут на пленку. Миллиган волновался из-за этого, но доктор Джордж убедил его, что таким образом он сможет многое о себе узнать.
Первая видеозапись была сделана 1 мая в присутствии Дороти Тернер: доктор Джордж знал, что Билли с ней чувствует себя свободно, и, кроме того, хотел, чтобы в пятно встала Адалана. Поначалу он не собирался выпускать новых людей, но понял, что это необходимо для того, чтобы оценить важность женского аспекта в структуре личности Миллигана.
Психиатр несколько раз повторил, как полезно было бы, чтобы Адалана вышла и поговорила с ними. Наконец после нескольких смен ролей лицо Миллигана приобрело мягкое слезливое выражение. Он заговорил сдавленно, через нос. Лицо стало почти женским. Глаза дергались.
– Мне больно говорить, – сказала Адалана.
Доктор Джордж попытался скрыть, как его взволновала эта перемена. Он хотел, чтобы девушка вышла, он ждал этого. Но все равно он был удивлен.
– Почему? – спросил терапевт.
– Из-за парней. Потому что у них из-за меня проблемы.
– Что ты наделала? – поинтересовался он.
Дороти Тернер, уже встречавшаяся с Адаланой накануне перевода Миллигана в больницу, молча наблюдала.
– Они не понимают, что такое любовь, – сказала «девушка». – Каково это, когда тебя обнимают, ухаживают за тобой. Я украла то время. Я почувствовала, что Рейджен перебрал алкоголя и таблеток. Трудно об этом говорить…
– Понимаю, но нужно, – ответил доктор Джордж, – чтобы нам стало понятно.
– Я это сделала. Но теперь уже поздно извиняться, да? Я испортила мальчикам жизнь… Но они не понимали…
– Чего? – переспросила Тернер.
– Что такое любовь. Что такое потребность в любви. В том, чтобы тебя обняли. Просто ощущать тепло и заботу. Я не знаю, что меня толкнуло на это.
– Ты в тот момент испытывала тепло и заботу? – спросила Тернер.
После паузы Адалана прошептала:
– Всего чуть-чуть… я украла время. Артур не пускал меня в пятно. Я силой воли изгнала Рейджена…
Она принялась смотреть по сторонам со слезами в глазах.
– Мне не нравится, что происходит. Я не могу выступить в суде. Я не хочу говорить с Рейдженом… Я хотела бы уйти от парней. Не хочу больше портить им жизнь… Черт, я так перед ними виновата… Ну почему я это сделала?
– А когда ты впервые вышла в пятно? – спросил доктор Джордж.
– Прошлым летом я начала красть время. И когда мальчики были в одиночной камере в Лебаноне, воровала, чтобы писать стихи. Я так люблю их сочинять… – она расплакалась. – Что они сделают с парнями?
– Мы этого не знаем, – мягко ответил доктор Джордж, – мы пытаемся разобраться во всем как можно лучше.
– Но не делайте им слишком больно, – попросила Адалана.
– Ты знала, что замышлялось, накануне тех событий в октябре прошлого года? – спросил врач.
– Да. Я знаю все. Даже такое, чего не знает Артур… Но я не смогла этого остановить. Я почувствовала воздействие таблеток, алкоголя. Я не знаю, почему я это сделала. Мне было так одиноко.
Она шмыгнула носом и попросила платочек.
Доктор Джордж внимательно смотрел на Адалану, на выражение ее лица, ведя расспрос очень деликатно, опасаясь спугнуть.
– Были ли у тебя друзья, с которыми… тебе было хорошо? Которые помогали как-то справиться с одиночеством?
– Я никогда ни с кем не разговариваю. Даже с парнями… Только с Кристин.
– Ты сказала, что вставала в пятно летом и в тюрьме Лебанона. А до этого?
– В пятне я не бывала. Но я была. Я с ними уже давно.
– С тех пор, когда Челмер…
– Да! – перебила она. – Не упоминайте его.
– Ты знакома с матерью Билли?
– Нет! Она сама даже с мальчиками не знакома.
– А с сестрой Кэти?
– Да, с Кэти я общалась. Но, наверное, она об этом не знала. Мы вместе ходили по магазинам.
– А с братом Джимом?
– Нет… Он мне вообще не нравится.
Адалана вытерла глаза и откинулась на спинку стула, посмотрела на видеокамеру, удивилась, зашмыгала носом. Потом надолго смолкла, и доктор Джордж понял, что она ушла. Он посмотрел на сидевшего перед ним человека со стеклянным взглядом и задумался о том, кто же выйдет следующий.
– Было бы очень хорошо, – мягко подтолкнул он, – если бы мы могли поговорить с Билли.
С изумленным и испуганным видом Миллиган, осматриваясь, принялся крутить головой. Доктор Джордж узнал лицо, которое уже видел в тюрьме, когда доктор Уилбур вызывала его, Билли, основную личность.
Доктор Джордж и с ним разговаривал очень мягко, боясь, что Билли уйдет прежде, чем он успеет наладить контакт. У Билли от страха дрожали колени, глаза испуганно бегали.
– Знаешь ли ты, где ты? – поинтересовался терапевт.
