Кэсс сумела выдавить из себя ничего не значащую любезность, а затем прошла вслед за Беном к площадке. Здесь было не только темно, но и многолюдно, и едва Кэсс повернулась лицом к Бену, чей-то неосторожный толчок локтем в спину бросил ее в объятия партнера. Он явно этого не ожидал и потому обнял ее крепче, чем делал обычно. Кэсс уткнулась лицом в треугольный вырез рубашки, ошеломленная близостью Бена и запахом его теплой кожи.

— Idiota, — пробормотал Бен ей в волосы; то, что он перешел на родной язык, указывало на его замешательство, но Кэсс была слишком поглощена собственными чувствами, чтобы отстраниться, даже когда появилась такая возможность.

В объятиях Бена Кэсс охватило ощущение покоя и защищенности, она опустила руки вниз, положив их на талию партнера, как это делали многие другие танцующие, и начала плавно покачиваться в такт музыке.

— Кэсс! — сдавленно пробормотал Бен, и в этом слове смешались протест и смирение. Но вместо того, чтобы отстранить Кэсс, он соединил руки за ее спиной и поддался ритму танца, увлекаемый чувственным зовом музыки.

Ощущение близости дразнило и мучило. Впервые в жизни Кэсс испытала полную умиротворенность, и, хотя понимала, что это безумие, ей все труднее становилось сознавать, что она делает. Было так просто запрокинуть голову и взглянуть в лицо Бену, а ведь в этом случае их губы окажутся на расстоянии всего нескольких дюймов. Ее ошеломляла мысль, что тогда Бен не сможет противиться ей, и, представляя, как их губы соприкасаются — это уже случалось однажды! — она почувствовала прилив восторга.

Но воспоминание о том давнем событии неожиданно заставило Кэсс опомниться. То, что произошло летом, когда ей исполнилось восемнадцать лет, надолго разрушило дружбу с Беном, а у Кэсс не было ни малейшего желания повторять прежнюю ошибку. Даже если виновата была не только она, но и Бен, Кэсс не могла позволить себе риск потерять его, а потому, вздохнув, постаралась взять себя в руки.

Перерыв в музыке помог Кэсс естественно, без чувства неловкости высвободиться из рук Бена. Когда она предложила вернуться к столику, Бен сразу же согласился. Но Кэсс все-таки показалось, что он тоже остро осознал, как близко она подошла к грани недозволенного, и когда позднее они возвращались домой, между ними возникло явное напряжение.

Обстановка квартиры показалась Кэсс настолько интимной, что девушка сразу поняла: Бен прав, настаивая, что они должны уехать рано утром. Когда речь заходила о Бене, Кэсс становилась беспредельно уязвимой, а поэтому, пока она не приведет свою жизнь в порядок, лучше не искушать судьбу.

Как странно, размышляла Кэсс, с Беном она никогда не испытывала того чувства отчужденности, которое преследовало ее при общении с другими мужчинами. Должно быть, она и вправду слишком холодна, как не раз заявлял Роджер. А чувства к Бену, наверное, не затрагивают ее сексуальности. Хотя, если откровенно, в его руках Кэсс, скорее, наоборот, забывала о том, что они родственники. И мечтала, чтобы Бен поцеловал ее, — именно потому ей необходимо уехать.

— Приготовить кофе? — спросила она, остановившись на пороге кухни, но Бен отрицательно покачал головой.

— Нет, спасибо.

— Ну, тогда я должна поблагодарить тебя за чудесный вечер, — пробормотала она, отчасти испытав облегчение оттого, что вечер не затянется. — Мне очень понравилось. И ты был прав, еда там в самом деле восхитительная.

Бен прислонился плечом к дверному косяку, преграждая ей путь.

— Значит, вот почему ты почти не ела? — сухо осведомился он. — Потому, что еда оказалась восхитительной?

Кэсс вздохнула.

— Боюсь, у меня нет аппетита.

— Два дня назад у меня сложилось иное впечатление. — Бен спокойно оглядел ее. — Насколько я припоминаю, ты умяла за милую душу две порции макарон.

— Какая разница? — Кэсс пожала плечами, а затем потерла озябшую руку. — Ты же знаешь, как это бывает: иногда хочется есть, иногда — нет. Все дело в этом.

— Вот как?

— О, Бен, перестань меня дразнить! — с дрожью в голосе выпалила она.

— Похоже, не могу, — пробормотал тот и, оттолкнувшись от двери, подошел к ней. — Ради Бога, Кэсс, перестань, ведь нам обоим известно, что с тобой! И не надо так смотреть на меня! Думаешь, я ничего не замечаю?

У нее раскрылись глаза, когда Бен потянулся к ней, но, едва он положил ладони ей на талию и привлек ее к себе, Кэсс безропотно упала к нему в объятия. Уже второй раз за один вечер она чувствовала себя полностью защищенной от всех бед и напастей в его руках и прижалась к его груди, стараясь не задумываться о последствиях.

Тем не менее запоздалый укол совести заставил ее запротестовать:

— Ты ведь потом возненавидишь меня за это.

— С какой стати? — Ладонь Бена продолжала поглаживать ее затылок. — Возможно, это наш единственный шанс. Ты хочешь упустить его?

Кэсс затаила дыхание.

— Но… но надо ли? — вяло попыталась она сопротивляться, а затем огорченно добавила: — Ты же мой брат!

— Нет, это не так! — решительно возразил Бен, устремив на ее изумленное лицо мрачный и пристальный взгляд. — Неужели ты этого еще не поняла, глупышка?

Кэсс покачала головой.

— Но… что… как же…

— Потом, — пробормотал он, с возрастающей страстью глядя на ее губы. — Если не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, лучше сразу останови меня. Потому что, Господь свидетель, сам я это сделать не смогу.

Кэсс лишилась слов. Кровь пульсировала в венах, стук сердца гулко отдавался в голове, и, хотя ей хотелось задать множество вопросов, неудержимое желание, которое Бен возбудил в ней, возобладало, и она отказалась подчиняться голосу рассудка.

— Бен! — выдохнула она, и руки, еще мгновение назад прижатые к груди Бена, обвили его шею, а пальцы запутались в густых черных волосах. — О, Бен, поцелуй меня!

Она уже была готова решить, что он передумал, и все ее существо охватило безмерное разочарование. Но Бен с тихим стоном опустил голову и впился в ее губы.

У Кэсс практически отсутствовал опыт общения с мужчинами, если не считать Роджера, но тот никогда не вызывал у нее подобных чувств. Даже в первый раз на Бермудах секс стал для нее, в сущности, скорее актом протеста, детской попыткой вернуть уверенность в себе после унизительной сцены в Кальвадо, нежели неподдельным желанием физической близости. Она утратила девственность, но не невинность, и как ни старался Роджер, он не мог ничего изменить. Вот почему Кэсс потрясло собственное непривычное поведение, и она растерянно гадала, где и когда научилась вести себя так бесстыдно и смело.

— В чем дело? — спросил Бен, взглянув на нее из-под густых ресниц прищуренными, потемневшими от желания глазами. — Тебе плохо?

— Да… то есть нет! Дело в том… — Кэсс беспомощно покачала головой. — Не могу объяснить.

— Мне уйти?

— Нет. — Кэсс закрыла глаза, чтобы скрыть отчаяние. — Останься!

— Тогда приоткрой рот, — глухо приказал Бен, касаясь ее губ языком.

— Что? Ты… ты уверен?

Она подчинилась его приказу с некоторым опасением, но, когда его язык проник в ее рот, у Кэсс подогнулись ноги. Поцелуи Бена отзывались в глубине ее тела и воспламеняли. Когда Роджер пытался так целовать ее, Кэсс ощущала лишь неприязнь и отвращение, но поцелуи Бена дарили блаженство. Они приоткрыли ей то, чего Кэсс так недоставало в жизни, и как бы намекнули на существование других желаний, которые прежде ей представлялись недосягаемыми.

Бен целовал ее бессчетное множество раз — долгими, пьянящими поцелуями, от которых Кэсс слабела и прижималась к нему, но каждый раз желала большего. Он провел ладонями по ее рукам, скользнул под складки шифона и принялся ласкать нежную кожу, жаждущую прикосновений. Потом дотронулся до грудей, и соски затвердели от его ласки. А когда Бен обхватил Кэсс обеими руками за маленькие ягодицы и прижал ее к себе, стало очевидно, что и он тоже сгорает от вожделения, но это не покоробило Кэсс, как бывало с Роджером, а, наоборот, восхитило.

— О, Бен! — простонала она, возбужденная до такой степени, какая ей прежде никогда и не снилась. — Бен, возьми меня!