— Прощай, Джейн.

Ужас сковал ее: Фернан на самом деле собирался уйти! Что же ей делать?! Боже, помоги мне, дай мне слова, заставь его понять!..

— Фернан! — взмолилась она.

Боль сжимала ей сердце так сильно, что было трудно дышать, а он… он навсегда уходил из ее жизни…

Джейн посмотрела в окно на монотонный унылый дождь и вздохнула. Трудно было поверить, что сейчас середина июля: месяц бил все рекорды ненастья. Дождь шел день за днем, ветер не прекращался, и было холодно. Ей даже пришлось достать теплые вещи.

Она обернулась, оглядев спальню, которая тоже казалась серой и унылой в утреннем свете. То же самое творилось у нее в душе. Ей было плохо, безнадежно плохо… На глаза навернулись слезы, и Джейн начала яростно вытирать их, а потом подошла к шкафу и достала голубые джинсы и свитер ярко-красного цвета — наперекор своему настроению.

Ночи напролет она плакала, но днем надо было жить, спрятав свою боль в самый дальний уголок сердца. Это решение Джейн приняла, возвратившись в Лондон. Почувствовав, что сходит с ума, она в первый же день излила отчаяние на груди матери и тут же пожалела о своем малодушии. Джейн стало легче, но теперь страдала мать, которая не могла ей ничем помочь, а отец едва сдержал братьев от того, чтобы они первым же рейсом не отправились во Францию. Тогда Джейн поняла, что ради спокойствия семьи должна держать себя в руках.

Ей помогало то, что она была очень занята — как ни странно, благодаря Пьеру и Норе. Вернувшись домой, Джейн нашла в одном из своих чемоданов чек на крупную сумму, а это означало, что ей не нужно срочно подыскивать себе работу. Теперь какое-то время она могла заниматься тем, чем давно хотела: помогать умственно и физически отсталым детям. Неподалеку от ее дома находился приют, где проживали такие дети и где всегда не хватало рабочих рук. Джейн встретили там с распростертыми объятиями.

Когда Джейн нашла конверт, то сразу же позвонила Норе, заявив, что она делала все из любви к подруге и плата ей не нужна. Но Нора была так возмущена и обижена, что ей ничего не оставалось, как принять чек. Но главное — Джейн была уверена, что Нора очень обрадуется, узнав, на что пошли эти деньги.

Быстро одевшись и уложив волосы в пучок на затылке, Джейн не стала утруждать себя косметикой и только проверила, не осталось ли следов слез. У детей, с которыми она работала, были проблемы, серьезные проблемы. И с ними она старалась быть приветливой и веселой — независимо от того, что творилось у нее в душе. Странно, но это оказалось совсем не трудно: мужество, с которым дети справлялись со своими несчастьями, заставляло ее забывать собственные беды.

Но по ночам все было по-другому. Оставшись одна в комнате, Джейн часами лежала, уставившись в потолок, а ее подушка всегда была влажной от слез к тому моменту, когда она погружалась в беспокойный сон.

Было тяжело сознавать, что Фернан тоже любил ее, но при этом не оставил ей даже самой малой надежды. Временами она жалела, что уехала, но в глубине души знала, что не могла поступить иначе. Она не просила обручального кольца, признаний в вечной любви, но ей нужна была глубокая внутренняя привязанность для того, чтобы принадлежать ему. Ее не устраивала легкая связь, о которой он говорил поначалу. Это убило бы ее!

И все-таки бессонными ночами она казнила себя за то, что не взяла хотя бы то малое, что он мог предложить ей. Но при свете дня она понимала, что поступила правильно. Ибо короткие мгновения счастья сулили неминуемый разрыв: в один прекрасный момент он непременно сказал бы ей, что все кончено…

Нужно уметь смиряться с неизбежным. Никакой катастрофы не произошло — просто еще один этап жизни пройден.

— Успокойся, Джейн, у тебя есть дело, которым ты должна заниматься, — сказала она бледной девушке с печальными глазами, которая смотрела на нее из зеркала. — Нельзя позволить себе раскиснуть!..

День выдался суматошный, но Джейн нравился быстрый ритм, постоянные неожиданности, требующие напряжения умственных и физических сил. Если каждая минута занята, меньше времени остается на раздумья. А когда под вечер она покинула большое кирпичное здание и шла по длинной, окаймленной зелеными газонами дорожке, усталость настолько одолела ее, что было трудно передвигать ноги.

Домой Джейн всегда ходила пешком. Спешить ей было некуда, и времени хватало как раз на то, чтобы поужинать в кругу семьи, прежде чем уединиться в своей спальне.

Проходя через большие железные ворота, Джейн не думала ни о чем, кроме погоды. Дождь наконец-то кончился, ветер стих, и сразу потеплело. Закатное солнце пробивалось сквозь облака, и воздух был напоен настоящим английским ароматом: пахло дымом от горящих в каминах дров.

Все это было настолько приятно после трех недель непрерывного ненастья, что Джейн на минуту застыла, закрыв глаза и подняв лицо к небу.

— Простите, мисс, я никак не могу найти нужный адрес…

Ну вот, у меня уже начались слуховые галлюцинации, подумала она, услышав знакомый низкий голос с сильным акцентом, и открыла глаза. В двух шагах от нее была припаркована большая машина, и Джейн смертельно побледнела, увидев, кто сидит за рулем.

А потом она побежала — так быстро, словно от этого зависела ее жизнь. Послышался рев мотора, скрип тормозов, и стальная рука схватила ее за запястье.

— Джейн!

В голосе звучала такая мольба, а лицо, которое она никогда больше не надеялась увидеть, было таким родным и милым! Джейн почувствовала, что теряет контроль над собой.

— Зачем ты приехал? Как ты мог?! — Совершенно неожиданно для себя она заколотила кулачками по его груди.

Пустота последних недель, сознание того, что она потеряла самого дорого для нее человека, что никогда не выйдет замуж и не родит детей, — все это никак не соответствовало тому странному приветствию, которым она его удостоила. Тем не менее Фернан терпеливо пережидал ее гнев.

— Хватит, хватит, любовь моя! — сказал он наконец, прижимая ее к себе.

И тогда Джейн заплакала — беспомощно и горько. Она почти не почувствовала, как Фернан осторожно поднял ее на руки, и, только откинувшись без сил на сиденье, внезапно подумала, что, должно быть, ужасно выглядит в этот момент.

С детства Джейн не умела плакать красиво, как это получается у некоторых женщин. Ее нос сразу становился красным, глаза распухали, словно она провела пару раундов на боксерском ринге. Но сейчас, заметив, что Фернан протягивает ей белый носовой платок, она с негодованием оттолкнула его руку.

— Я не хочу сморкаться!

Это было сказано совсем по-детски, но ей хотелось как-то отстраниться от него. Джейн просто не могла представить, что означает его появление в Лондоне. Однако в следующую секунду она поняла, что ее нос совсем не похож на нос настоящей леди, поэтому взяла платок, не глядя на Фернана, вытерла лицо и основательно высморкалась.

— Теперь лучше?

Она совершила ошибку, посмотрев на него. Фернан был все так же неотразим, хотя и казался усталым.

— Я ненавижу тебя… — прошептала Джейн, уткнувшись лицом ему в грудь.

Его губы завладели ее губами — настойчиво и властно. Но через минуту Фернан отстранился, она услышала, как заработал мотор, и машина влилась в транспортный поток.

— Пристегни ремень.

— Что?

Она уставилась на него, ничего не понимая, все еще не в состоянии прийти в себя после неистового поцелуя.

— Я сказал — пристегни ремень. И прекрати смотреть на меня так, черт побери! Иначе я за себя не ручаюсь: мне начинает казаться, что этот салон слишком тесен для нас двоих. Ты что, хочешь, чтобы я овладел тобой во взятой напрокат машине на глазах у половины населения Лондона?

— Я бы не возражала, — честно призналась она.

— А вот твои братья, думаю, очень даже возражали бы. Двое из них так и дышали мне в затылок полчаса назад, когда я разговаривал с твоими родителями, и мне не хотелось бы пережить это снова. Тем более что самый здоровенный из них, кажется, намерен сегодняшний вечер провести дома.