Ирен вышла к нему, глядя в пол, как, впрочем, и всегда. Но стоило ей поднять глаза, как она вскрикнула и по щекам ее побежали слезы.

— Иди одевайся, — гаркнул Жанлен. — Быстро!

— Постойте, постойте, — вмешалась администраторша, сообразив что к чему. — У нее контракт. Я не могу отпустить ее просто так…

— Я готов выплатить любые издержки. — Жанлен взял себя в руки, не хватало еще устроить тут скандал.

Хорошо, что Ирен сразу скрылась за фиолетовыми шторами, закрывающими вход в коридор, где располагались спальни.

Компаньонки долго что-то высчитывали, а потом предъявили счет.

— Вот, если хотите, можете проверить, но таковы были условия контракта.

Хорошо, что Жанлен взял чековую книжку.

Любые споры и пререкания казались ему неуместными, ведь речь шла о жизни человека. А Ирен стоит всех сокровищ мира. Если ее вообще можно оценить. Жанлену стало противно от этой мысли.

Быстрым росчерком он обозначил на чеке необходимую сумму и, расписавшись, протянул дамам.

— Я могу забрать ее?

Те были явно удивлены.

— Да, конечно.

Шторки неслышно колыхнулись, и в комнате появилась Ирен. Джинсы, простая спортивная куртка с капюшоном, кроссовки. Жанлен кивнул на выход.

— Пошли.

Девушка вопросительно посмотрела на хозяек, можно ли идти.

— Иди, иди, — ответили они хором.

И Жанлен с Ирен оказались на улице. Шли молча до самого дома. Ни слова, ни звука. Она глядела себе под ноги и, кажется, плакала, но за струями дождя невозможно было понять наверняка. В руках пакет с вещами. Жанлен не знал, с чего начать. Поднялись по лестнице, вошли в квартиру…

Жак уже уехал. Жилище встретило их тишиной и непроглядной теменью. Он стал раздеваться, а Ирен так и стояла у порога, не смея пройти в коридор, словно боясь осквернить дом своим присутствием.

— Проходи, — коротко пригласил Жанлен. — В ногах правды нет. Раздевайся. Обувь давай, куртку — повешу сушить.

Она медленно принялась снимать мокрые кроссовки, потом скинула куртку и все так же, не поднимая глаз, протянула их хозяину дома.

— Тапки бери и давай в душ. Вся мокрая. Есть во что переодеться?

Ирен кивнула.

— Давай. Я пока чего-нибудь горячего приготовлю. — И Жанлен с ворохом мокрой одежды пошел на кухню, досадуя на отсутствие в доме кофе. Придется чаевничать.

Ирен долго не выходила. Оно и понятно стыдно. Но именно этому стыду и следует радоваться. Не погибла. Зараза еще не успела пустить корни в чистую душу и, может быть, коснулась только тела. Наконец шум воды стих, а минут через десять она вышла из душа. Даже махровый пушистый халат не мог скрыть от глаз ее тонкий стан. Голова была обвернута полотенцем. Пройдя шага два по направлению к кухне, она остановилась, будто спрашивая разрешения войти.

— Прошу, — пригласил Жанлен, выдвинув табурет из-под стола.

Она послушно села. И снова хрупкие пальцы обхватили кружку, подобно щупальцам осьминога. Словно в ней был налит не чай, а по меньшей мере эликсир вечной молодости.

— Он тебя выставил? Или сама ушла? Только честно. — На этот раз Жанлен уже не чувствовал потребности говорить «вы». Подействовало зрелище в розовом окошке: увидев однажды человека за таким занятием, как-то сразу начинаешь терять к нему уважение. И теперь это самое уважение таяло очень быстро, невозможно было его удержать.

Она не ответила. Только побежали по щекам вновь навернувшиеся слезы. Только задрожала в руках чашка. Как еще с ней говорить? Надо же разобраться. Или не сегодня? Да, лучше позже, когда она немного отойдет.

— Ты чай попей и иди спать. — Жанлен постарался вложить в эти слова всю ласку, на какую был способен в этой ситуации.

Ирен кивнула. Не улыбнулась, не подняла глаз, как раньше, лишь легкое движение головы. Да, на этот раз период реабилитации займет куда больше времени.

— Ладно, я пойду все приготовлю. — Он поднялся и вышел из кухни. Оставаться там было просто невыносимо. Глядеть на эту искалеченную душу. Что она пережила? Как выдержала все это? Нетрудно понять ее молчание. Жанлен прекрасно понимал — если бы у Ирен был другой выход, пусть во много раз худший, никогда, никогда бы она не приняла его помощь.

Просто совесть бы не позволила. Значит, уже невозможно было терпеть, значит, куда угодно, только уйти, скрыться. Опрометчиво подписанный контракт сковал ей руки.

И вот теперь Ирен тихо плакала Ведь сама же оттолкнула его. Сама же ушла с Марком в тот злополучный вечер. А ведь Жанлен предупреждал, предлагал помощь, причем совершенно бескорыстно. По крайней мере, все выглядело именно так. А после снова были ласки, снова разгорелась любовь, но уже через две недели ссоры возобновились, жить с Марком в одной квартире стало просто невозможно. И Ирен ушла.

Собрала вещи и ушла. Но куда ей было податься? Без денег, без профессии. Нет, работу еще можно найти, но где жить. Пару раз возникала болезненная мысль — а может, зайти к тому парню? Но тут воображение рисовало страшную картину. Жанлен, захлопнув дверь перед ее носом, говорил: «Иди, откуда пришла». Или: «Ты выбрала его, пусть он теперь и помогает». Нет.

Ирен не могла допустить подобных сцен. Этот человек сделал для нее то, чего не делал даже родной отец, а что же она? Оттолкнула, отвергла. И главное, две недели Ирен почему-то тянуло туда, в холостяцкую квартиру, недалеко от площади Дам.

Как же теперь посмотреть ему в глаза?! Какой позор! Какой ужас! Если бы не было таким гадким это ремесло, Ирен не пошла бы с ним.

Нет. Нельзя, однажды наплевав человеку в душу, вторично обращаться за помощью. И еще эти его короткие фразы. Уж лучше бы кричал и ругался, как Марк, высказал бы все, что думает по этому поводу. Уж лучше бы даже побил. И то легче. Хотя бы чувствовала себя наказанной. А раз наказали — значит простили. Так нет же, все учтиво-холодно. Нельзя сказать, что надменно, но как-то натянуто, сухо… Нет. Ну а чего она ждет? Теперь Жанлен ее презирает. Потому и обращается с ней соответствующим образом.

Ладно, уж лучше каждую ночь спать с ним, чем со всеми голландцами по очереди. Сейчас она допьет чай и постарается доставить ему удовольствие. В конце концов, Жанлен ее выкупил, привел в порядок. Наверняка теперь разрешит и даже попросит остаться здесь подольше.

Дважды Тартавель приходил ей на помощь, и она не будет неблагодарной. Этот дурацкий контракт… А ведь Ирен уже на третью неделю поняла, что это занятие не для нее. Другие привыкали за десять дней, а у нее — чем дальше, тем хуже. Каждый новый клиент превращался в истязателя. Ирен не могла заниматься сексом, как машина, не могла притворяться, будто испытывает удовольствие.

Но теперь все позади. Все в прошлом. Пока Жанлен натешится ею, пройдет не меньше месяца. Можно подыскать работу и снять жилье в рассрочку в каком-нибудь захолустном пансионе. Конечно, он не станет платить, но зато полное содержание обеспечено.

Ирен поставила на стол чашку и, поднявшись, побрела по коридору к его спальне, на ходу развязывая пояс халата.

С ним будет не так, с ним понравится, уговаривала она себя, а тело уже томилось в предсмертных конвульсиях. Как будто ожили в сознании все эти ужасные ночи: грубые руки, лапающие грудь, губы и язык, лижущие шею, тела, омерзительные, липкие, накрывающие сверху отвратительной тяжестью. Нет, с ним будет иначе. Вот и дверь его спальни. Ирен вошла, пытаясь придать себе уверенности, улыбалась через силу. Однако Жанлен, как будто не ожидавший визита, нахмурился.

— А тебя стучать не учили? — Он лежал раскрытый и едва успел накинуть одеяло. — Что-то не так?

Если бы Ирен не была полностью уверена в его намерениях, ее бы, конечно, удивили эти слова. Но уши не слышали, глаза не заметили судорожного жеста…

С ним будет иначе, с ним будет лучше. Пояс упал к ногам, махровый халат сначала сполз с плеч, а потом опустился на пол. Вот сейчас она сделает несколько шагов и упадет в его объятия.

Ирен шла к нему абсолютно обнаженная и впервые за вечер глядела прямо перед собой, словно весь стыд испарился разом. При виде великолепного белого тела сложно было не потерять голову.