И надо же было такому случиться! После стольких лет встретиться в самый разгар веселья по поводу помолвки. Издевательство! На, любимый папочка, посмотри, как нам хорошо без тебя и твоих дурацких наставлений! Мы устроились в жизни! Мы женимся, не спросив даже твоего согласия, не представив невесту.

Отец медленно повернулся. Жанлен смотрел в пол и понял это только по заскрипевшим под его ногами половицам. Вот сейчас он скажет:

«Убирайся вон, щенок!». И придется уйти. Тихо извиниться, пробормотав под нос заранее приготовленные слова, и уйти. Потому что отец прав.

Повисла пауза. Фредерик Тартавель не двигался с места, не находя что сказать. За годы разлуки сын окончательно сформировался. Стал настоящим мужчиной. Сильные богатырские плечи. Как не идет к ним эта склоненная покорная голова. Все это напоминает очередную проверку табеля за неделю. Но что же он молчит?

Почему один? Внезапно страшная мысль осенила месье Тартавеля:

— Что… с Жаком? — Он задыхался от волнения. Что-то случилось? Конечно, иначе бы мальчик не приехал вот так без звонка и один…

Оторопевший Жанлен удивленно вскинулся, но его молчание лишь укрепило уверенность отца.

Что будет с Жозефиной?! Боже! И виноват он — отец. Автомобильная авария? Да, вероятно. Сразу вспомнилась статья в утренней газете. Ведь еще позавчера Жак был весел и здоров. Погиб, неужели погиб?

— Папа, да…

Он не дал ему договорить:

— Бедная мать. Где он? В каком состоянии?

Можно ли привести тело в нормальный вид? Губы старика задрожали, на глаза готовы были навернуться слезы.

— Папа! О чем ты? — Испуганный Жанлен поспешил усадить отца в кресло. — Все хорошо.

С чего ты взял?

— Не надо щадить меня! — отрезал отец. — Он в больнице? Есть надежда?

— Папа, бог с тобой. Жак ждет в машине. Здоров и невредим. Я пришел… пришел… — Он запнулся и опять опустил глаза. — Пришел извиниться за ту дурацкую историю. Ты же знаешь Жака, он всегда самое трудное оставляет мне.

Сколько я его ни уговаривал, он остался в машине. Боится. — Последние слова были произнесены чуть ли не шепотом. Жанлен стоял рядом с креслом отца, опираясь о стол. — Я… то есть мы не хотели, чтобы так все вышло, — продолжал Жанлен, все больше чувствуя, как заготовленная заранее речь превращается в детский лепет. Мы виноваты. Безусловно, у тебя есть все основания сердиться и выставить меня. Мы заслужили. Но, понимаешь, так получилось. Мы не хотели доводить до абсурда. Мы… — Он замолк, не зная, что еще сказать, кроме этого «мы».

Быстро сориентировавшись в обстановке, месье Тартавель сообразил, зачем пожаловал сын, и теперь буквально молниеносно поменял стратегию. Если еще пять минут назад он сам готов был просить прощения, то сейчас решил, что лучше принять извинения. Да еще в воспитательных целях сделал строгое лицо. Годы юридической практики способны кого угодно превратить в актера.

— Причина? — сухо спросил он.

— Я… Папа, я женюсь и хочу, чтобы вы с мамой были на моей свадьбе.

Жанлен говорил уверенно, но отец понимал его истинное состояние.

— Кто она? Француженка? — Да, надо устроить ему допрос. Сухо и по-деловому.

— Да, она живет в Гавре, но познакомились мы в Амстердаме. Ее зовут Ирен. У нас будет ребенок.

— Уже?

— Уже.

— Что ж, ступай к матери. Как она рассудит, так и будет. Она в саду. Только не напугай. Окликни издали, не подкрадывайся. Она простит — и я прощу. Ну а если нет, не обессудьте.

Жанлен кивнул и вышел из кабинета. Едва дверь за ним захлопнулась, как месье Тартавель не смог удержаться и рассмеялся в голос. Заливистым задорным смехом. Как ловко он поступил!

Напугал до потери пульса, да еще свалил с себя ответственность. Мол, если я вас и прощу, то только из желания угодить матери. Пусть чувствуют себя обязанными ей. Сколько раз и в детстве она заступалась за этих сорванцов. По крайней мере, пыталась. Не надо ломать раз установленную традицию. Отец, глава семьи, должен остаться в глазах детей непоколебимым. И так оно и будет. Фредерик Тартавель смеялся от души. Да!

Хоть ему уже несколько лет не доводилось выступать в суде, сноровку он не потерял.

Холеные, раскидистые липы здесь росли слишком близко друг к другу и отбрасывали тень на неудачно расположенные грядки. На будущий год нужно будет посадить здесь кустарники. Цветы все равно пропадают.

— Мама!

Она выронила из рук длинную деревянную ручку рыхлителя. Показалось?

— Мам!

Жозефина, не веря своим ушам, обернулась.

Жанлен? Да быть не может!

Но это он! Он шел по извилистой дорожке, выложенной серым булыжником.

— Жанлен?

Сын не выдержал и побежал ей навстречу. И не прошло и трех секунд, как рослый мужчина уже заключил мать в свои объятия. Хотя еще вопрос, кто кого заключил. Просто Жанлен был на полторы головы выше матери.

Она плакала. Она обнимала его и плакала. И шептала:

— Надолго? Надолго? Что? Ты его видел? Что он сказал?

— Мамочка, я женюсь! — ответил Жанлен.

— Что? Что отец? — не унималась она, инстинктивно чувствуя, что от ее воли не будет зависеть, видеть ли сына каждый день или, единожды обнявшись, снова распрощаться на неопределенный срок.

— Он послал к тебе, — улыбнулся Жанлен. Сказал, как ты решишь.

— Я? — Бедная женщина едва не задохнулась от восторга и, все еще не веря, повторила:

— Я?

— Мама, прости нас. — Жанлен поцеловал ее в лоб. — Мы два дуралея. Нам бы не мешало устроить хорошую головомойку. Если ты простишь, отец тоже простит. Я приехал пригласить вас на свадьбу.

— Простить! Да разве я на вас обижалась? вытирая слезы, прошептала Жозефина.

И они пошли по дорожке к дому. Позвонили Жаку. И вот еще один блудный сын предстал перед родительскими очами. Мать, еще не успевшая оправиться от первого потрясения, увидев его, своего любимца, разрыдалась.

И лишь затем появилась Ирен.

— Мама, папа, позвольте представить вам мою невесту. Ирен Бонтурон.

Ирен смотрела прямо и улыбалась. Хорошо, что все кончилось благополучно. Через полчаса семья уже сидела за столом. Тартавель-старший был необычайно весел. Как никогда. Теперь уже пришло время снять маску сурового непреклонного родителя, чья воля закон.

Мадам Тартавель… Впрочем, это, наверное, самый счастливый день в ее жизни и вряд ли удастся описать ее состояние. Жак и Жанлен ощутили, как свалился с плеч камень, давивший все эти годы. А Ирен вдруг в очередной раз за последние годы ощутила, что кому-то нужна, что жизнь не кончена, что… Да, собственно, зачем столько слов? Она была счастлива.

— Сегодня мы узнаем наверняка. И как это я раньше сама не догадалась? Взяла бы твой волос и все проверила, ведь анализ-то обязательный. — Ирен завязала тонкий шелковый шарфик на шее и надела пиджак. — Идем.

— Да мне все равно, я ведь уже говорил. — Жанлен поправил галстук. — Но раз уж есть возможность.

Они спустились по лестнице в холл. Отец сидел возле камина и читал газету. Прошло всего пять дней со времени их примирения. Само собой, Тартавель-старший никуда не отпустил сыновей и будущую невестку. Все вновь прибывшие разместились в доме. Сегодня ближе к вечеру ждали гостей. Тридцать лет со дня свадьбы.

Скоро от машин, которые заполонят все пространство вдоль ворот, некуда будет деваться. Но для Ирен и Жанлена этот день был особенным по несколько иному поводу. Дело в том, что Ирен встала на учет в местную частную клинику, и первое предложение, которое она услышала из уст врача, а точнее не предложение, а довольно настойчивая рекомендация — плацентарный анализ. Быстрая и абсолютно безвредная медицинская процедура, которая на ранних стадиях беременности позволяет проанализировать ДНК малыша. Обычно ее делают для выявления наследственных заболеваний. Срок был уже порядочный. Врач рекомендовал не затягивать. Заодно представилась возможность сравнить ДНК ребенка и Жанлена еще до рождения.