– Часов в десять, наверно, – ответила загорелая девушка в зеленом платье.

– В десять, как же! – отозвалась другая, вся заспанная, оторвав голову от стола. – Хорошо, если к одиннадцати раскачаются!

– Я в тот раз ходил, так они до полдвенадцатого тянули! – добавил неопрятного вида мужик с толстым брюхом.

– Так что же они собирают нас в девять?! – возмутилась я. – Спали бы еще да спали!

– Ну, мы, типа, всегда должны быть под рукой и все такое! – ответил худой жилистый парень с короткой стрижкой, доброй улыбкой и глазами, выражающими готовность стойко выполнять все, что прикажут.

– Это же актеры… творческие люди, все дела! – ответил хрупкий юноша с длинными волосами.

– Ну вообще! – Я фыркнула. – А вы давно снимаетесь?

– Я первый раз.

– Я второй.

– Я шестнадцатый.

– А я снимаюсь уже около полугода, – сообщил длинноволосый. – То здесь, то там, то в одном сериале, то в другом, то в толпе, то в зрительном зале.

– И как, не надоело? – спросила Танька.

– Да, в общем, начинает надоедать… Все жду, когда же мне в эпизоде роль дадут, и никак не дождусь. Я же прирожденный актер! Еще в детском саду стишки с табуреточки читал! И все никак, все впустую… Может, на кастинги походить?..

– Ну вот еще, на кастингах такие толпы, не прошибешься! – включилась в разговор девушка в зеленом. – Смотрят на тебя как на базаре! Унижение. Как будто продаешься. Так вот протаскаешься весь день и ничего не получишь. А здесь хоть точно снимешься. Да и на артистов поглядеть можно! Может, познакомиться повезет. Или режиссер меня заметит.

– Прямо заметит! Держи карман шире! – сказала Татьяна.

– А что? И заметит! Я в этом уверена! Выделит из толпы как самую красивую, пригласит в эпизод, а там уж я так сыграю, что они все закачаются! Потом роль второго плана, потом главная, а там уж до Голливуда недалеко!

Несколько человек, слышавших разговор, скептически захихикали. Танька подмигнула и пихнула меня в бок, приглашая вместе посмеяться над наивной мечтательницей. Но мне почему-то было не смешно. Обидно даже было почему-то. Я спросила:

– Что, тут все в актеры метят?

– Ну вот еще! – заговорили с разных сторон. – Делать больше нечего, актером становиться!

– Просто поглядеть пришли, как фильм снимается!

– Денег заработать маленько.

– Время скоротать.

– Впечатления новые получить.

– Меня как со службы-то сократили, так только и остается, что по массовкам ходить!

– Разве же проживешь на стипендию?..

– Завод встал, всех в отпуск отправили…

– Я для книги матерьял собираю…

– А я от жены прячусь! – сообщил пузатый мужик. – А то всю плешь проела: слезь с дивана да слезь с дивана, устройся на работу да устройся!..

– Так устройся, – сказал жилистый.

– Ну вот еще! Лень. Лучше тут посижу. На пивко все одно заработаю…

Что и говорить, от коллектива, в котором оказались, мы с Татьяной были не в восторге. Костюмы некоторых актеров массовки и так говорили, что их хозяева не в себе: например, одна девица решила, что может использовать толстые колготки вместо брюк; другая заявилась в розовом, причем вся – с кривых ног до безвкусно отбеленной головы. Теперь же, побеседовав с коллегами, мы окончательно пришли к выводу, что подавляющее большинство их – либо чудики, либо лентяи и неудачники, либо персонажи с весьма сказочными представлениями о жизни. К последней категории относились особа в зеленом… и, кажется, я.

Опасения насчет медлительности киношников оправдались: съемки начались только в одиннадцать. Бригадир отвела нас в другой павильон, переступив порог которого мы оказались в уютно меблированной гостиной какого-то дома. Потом прошли немного влево и обнаружили себя в школьном классе! Миновали класс и увидели, что пришли в магазин. За магазином оказался оригинально обставленный бар. Вот сюда-то нам и надо было.

Режиссер велел нам рассаживаться за столы и объяснил, что надо делать. Оказывается, задачей массовки было изображать бурную жизнь, не издавая при этом ни звука. Нам надлежало открывать рты, активно жестикулировать, кивать головами, общаться с официанткой – но ни в коем случае не произносить ни слова, даже шепотом!

Поначалу это было даже интересно. Я и Танька изо всех сил изображали разговор в то время, как артисты играли сцену встречи в нашем баре и беседовали по-настоящему. В перерывах между дублями я с интересом рассматривала громоздкие камеры, свисающие с потолка осветительные приборы, огромные волосатые микрофоны, закрепленные на палках, которые держали здоровенные мужики – ух и тяжело им, наверно! Рассматривала я, разумеется, и актеров. На фоне их, идеально наряженных, причесанных, загримированных и искрящихся талантом, даже самые симпатичные из нас, массовщиков, выглядели серыми мышами. Кажется, артисты сами от себя были в восторге. Когда камера не работала, они наперебой красовались, рисовались, смешно переиначивали свои тексты и цитировали отрывки из классических произведений на разные голоса.

– Вон тот симпатичный! – заметила я насчет одного из актеров.

– А? Что? Где? – Танька завертела головой.

Артисты ее, как оказалось, совершенно не интересовали. Танька наблюдала за девицей, изображавшей официантку, и парнем, выступавшим в роли бармена, и отмечала, что в их внешнем виде и поведении было не по правилам ресторана:

– Ой, лохматая какая! Волосы в еду нападают! Пирсинг – не положено! Ха, ногти накрашены! Фу, бокалы за край взяла – кто ж из них пить теперь будет, облапанных!..

Кажется, у нее начиналась профессиональная деформация…

Прошел час, другой. Я уже успела съесть два чипса, которые мнимая официантка носила от одного стола к другому, и попить странной жидкости красного цвета, налитой в мой стакан – кажется, это была растворенная в воде смесь ароматизаторов и красителей. Смотреть на актеров надоело. Они мне больше не нравились, равно как и вся эта история с унылыми съемками. Бар перестал казаться оформленным интересно: стул был неудобным, стол качался, а выставленные за спиной буфетчика напитки при детальном рассмотрении оказались не чем иным, как использованной стеклотарой, либо заполненной странными жидкостями разнообразных цветов, либо пустой. В моменты, когда надо было изображать разговор, мы с Танькой беззвучно жаловались друг другу на утомительные съемки и жестами показывали, как нас все достало. Режиссера это не беспокоило: главным для него было, чтобы мы шевелились и не шумели.

В очередном перерыве между дублями, пока актеры повторяли слова, а специальные девушки пудрили с помощью общей кисточки их блестящие физиономии, подруга спросила, как у меня дела с Геной.

Дела, честно сказать, были никак. В своем последнем письме я спросила у Ищенко, кто из героев кино о вампирах нравится ему больше всего и почему он увлекся девчоночьим фильмом. В ответном послании Гена послал меня к черту. И что ему не понравилось?! Фильм-то и правда девчачий, не так, что ли? Пораскинув мозгами, я решила не отвечать. Сначала обиделась и ждала, когда он образумится и принесет свои извинения, потом поняла, что извинений не будет, и обиделась окончательно.

– Знаешь, Танька, странный он какой-то! То вроде ласковый, кокетничает, то к чертям посылает. Не поймешь его…

– Да мелкий он еще! – сказала Танька. – Маменькин сынок. Еще, небось, в игрушечки играет. Ему еще нянька нужна, чтобы от маньяков оберегать.

– Да, избаловали его родители! – вздохнула я. – А как тут не избалуешься в такой семье?! Все-таки сын олигарха! Яхты, виллы, машины, вечеринки со звездами с малых лет…

– У Ищенко есть яхта?! – неожиданно изумилась подруга.

– Ты же сама говорила, он сын олигарха.

– Я?! Я так говорила?! Да ты что!

– Ну не буду же я выдумывать!

– А, погоди… Кажется, что-то припоминаю. Это было когда мы гуляли девятого мая?

– Ну да.

– Блин, Ульяна! Так я же не это имела в виду! Я просто немного преувеличила! Хотела сказать, что он богатый. Ну да, Ищенки хорошо живут. У них вроде машина есть. Отец свой киоск держит, вроде того. Даже два или три! Ну не яхту же! Хотя по сравнению с моим папой-пенсионером и мамой-учительницей они, конечно, настоящие олигархи!