Перед партийным руководством встала задача поиска новых форм взаимоотношения с деревней. Рыночные методы к тому времени были уже отброшены. Социалистическая утопия начала определять политику. Осенью 1953 года Мао Цзэдун развернул наступление на «новодемократические» рыночные отношения в деревне. Его цели были предельно ясны: он стремился коллективизировать крестьянство и национализировать частную собственность для того, чтобы на этой основе завершить индустриализацию отсталой в экономическом отношении страны. В правильности этого курса ни у кого в китайском руководстве не было сомнений. Именно ради осуществления этой программы они и установили жесточайший бюрократический контроль над социально-экономической, политической и идеологической жизнью граждан. Внутрипартийные разногласия касались только сроков реализации данного плана, а не самой сталинизации.

16 октября по инициативе Мао Цзэдуна ЦК КПК принял решение о введении в стране с 25 ноября 1953 года хлебной монополии[107]. Это подразумевало насильственную закупку зерна у крестьян по фиксированным заниженным ценам⁷³. Частным лицам отныне запрещалось скупать зерно или продавать его на рынках. В следующем году была введена государственная монополия на торговлю хлопком и хлопчатобумажными тканями, а также государственная монополия на растительное масло. Тем самым крестьяне фактически оказались в положении государственных арендаторов, полностью лишенных каких бы то ни было имущественных прав. Нет нужды говорить о том, что это глубоко дестабилизировало рыночную экономику во всей стране, приведя вскоре к введению среди городского населения карточной системы на все основные предметы потребления. Только таким образом удалось наладить гарантированное продовольственное снабжение, по крайней мере, на низком уровне. Все горожане теперь могли приобретать продовольствие только в государственных магазинах и только при предъявлении продовольственных карточек.

Мощная государственная репрессивная машина пыталась контролировать все основные товарные потоки. Если в 1952 году государство заготовило 33 миллиона тонн зерна, то в течение 1953–1955 годов власти сумели увеличить это число соответственно до 48, 53 и 50 миллионов тонн. Зерно изымалось посредством высокого натурального налога, а также путем принудительных закупок (соотношение того и другого составляло обычно 2:3). Если принять во внимание, что в 1954 и 1955 годах в КНР собиралось немногим более 160 миллионов тонн зерна в год, то тогда получается, что у крестьянства изымался 31 процент валового производства зерновых, что было на 6—11 процентов больше того, что сами крестьяне обычно продавали на рынке⁷⁴. Все это означало, что «был, вероятно, нарушен физический уровень потребления китайского крестьянина, о чем свидетельствуют крестьянские волнения во многих районах страны»⁷⁵. То, что в 1954 году крестьяне на самом деле открыто выражали свое недовольство тем, что коммунисты закупили «несколько большее количество зерна, чем следовало», признавали позже и Мао, и Чжоу Эньлай⁷⁶. Крестьянские волнения продолжались весной 1955 года.

Концентрация продовольствия в руках государства не решала проблему голода. По официальным данным, в 1952 году в стране в среднем на душу населения производилось немногим более 250 кг зерна. Ситуация не улучшилась ни в 1953, ни в 1954 году. Причем 10 процентов крестьянских дворов не могли обеспечить себя зерном и постоянно нуждались в помощи государства. Фактически более половины населения деревни жило впроголодь, а миллионы семей вообще могли выжить только при прямой поддержке со стороны государства⁷⁷. Ситуация сложилась парадоксальная. С одной стороны, власти, осуществляя централизованные заготовки зерна и других продуктов, аккумулировали в своих руках значительную часть производимой деревней продукции, создавая видимость экономической силы государства. С другой стороны, они почти две трети заготовленного зерна вынуждены были направлять обратно в деревню, спасая от голодной смерти миллионы крестьян наиболее бедных районов. Реальные возможности государства способствовать развитию сельского хозяйства постепенно снижались. Рост заготовок вел к снижению заинтересованности крестьянства в увеличении производства, а количество нуждавшихся в государственной помощи все возрастало. Антирыночная политика загоняла самого Мао и его единомышленников в порочный круг.

Страна оказалась расколотой на два лагеря: власти стремились увеличить изъятие средств из деревни, в то время как крестьянство активно этому сопротивлялось. Мао Цзэдун начал терять поддержку крестьян. В октябре 1955 года он вынужден был признать: «Сейчас крестьян не удовлетворяет тот союз, который мы установили с ними раньше на базе аграрной революции. Полученные в тот раз выгоды они в какой-то мере стали забывать. Теперь им нужно дать новые выгоды — социализм… Прежний союз, созданный в борьбе против помещиков, против тухао, за раздел земли, был временным союзом; будучи одно время прочным, он впоследствии стал непрочным»⁷⁸. Именно эта ситуация объективно способствовала активизации кооперативного движения.

До того, в период аграрной реформы 1950–1953 годов, китайские коммунисты не предпринимали шагов по ускорению кооперирования. К концу 1951 года в Китае насчитывалось всего 300 так называемых кооперативов низшего звена, по двадцать — сорок дворов в каждом⁷⁹. «Новодемократическая» политическая атмосфера того времени сдерживала активных сторонников социалистической трансформации деревенской экономики. И концептуально, и практически КПК была очень осторожна в своих подходах к преобразованиям в деревне. Очень характерным в этом отношении является «Постановление о трудовой взаимопомощи и кооперации в сельскохозяйственном производстве», принятое Центральным комитетом 13 февраля 1953 года. Проект документа был подготовлен только что созданным в то время (5 января 1953 года) отделом ЦК по работе в деревне. Его заведующий, старый коммунист Дэн Цзыхуэй, являвшийся одновременно заместителем премьера Госсовета, представил этот проект Центральному комитету. Традиционно указав на опасность как правого, так и левого уклонов в аграрной политике партии, он все-таки в качестве главной опасности выделил левый уклон. «На сегодняшний день, — отмечал Дэн Цзыхуэй, — в масштабе страны торопливость и забегание вперед являются главным уклоном и главной опасностью»⁸⁰. Доклад был поддержан в ЦК и послужил руководящим документом, на основе которого на местах повели борьбу с «левыми» ошибками.

Вместе с тем в период «новой демократии» партия постепенно накапливала опыт кооперативного движения. Развивались снабженческо-сбытовые и кредитные кооперативы, начало которым было положено еще в гоминьдановском Китае. Они вполне органично вписывались в развитие рыночных отношений в пореформенной деревне. К концу 1952 года 40 процентов крестьянских дворов состояли членами групп взаимопомощи⁸¹. Это были особые формы кооперации, впервые апробированные в контролировавшихся коммунистами «освобожденных» районах в годы антияпонской войны 1937–1945 годов. Партийное руководство, прежде всего Лю Шаоци, рассматривало эти группы как определенный организационный и экономический фундамент добровольного кооперативного движения. Полусоциалистические кооперативы низшего звена также развивались, хотя в 1953 году ЦК и провел «массовый роспуск» нежизнеспособных кооперативов, созданных с нарушением принципа добровольности. К концу 1953 года число кооперативных ассоциаций достигло более 14 тысяч.

Победа Мао над группой «умеренных» летом 1953 года радикально изменила ситуацию. Лидер КПК начал предпринимать шаги по форсированию коллективизации. Центральной темой внутрипартийных дискуссий стал вопрос о темпах социалистической трансформации крестьянства. «Мы ковали железо, пока оно было горячо, — вспоминал впоследствии Мао. — Таково было требование тактики, нельзя было… „переводить дыхание“, идти на создание „новодемократических порядков“. Если бы мы взялись их создавать, то позже потратили бы силы и энергию на их ломку»⁸².