Чтобы как-то прояснить ситуацию, Сталин, по-прежнему не соглашаясь принимать Мао, разрешил въезд на территорию СССР его жене Цзян Цин и дочери Ли На. Визит был секретным, Цзян Цин путешествовала под именем Марианы Юсуповой. Формальным поводом для визита была болезнь Цзян Цин: жизнь в пещерах Яньани, долгие утомительные переходы по горам Шэньси, Шаньси и Хэбэя подорвали ее здоровье. Цзян была истощена: при росте 165 см весила всего 44 кг. Вот почему у Мао и возникла идея отправить ее с дочерью в Советский Союз — подлечиться и отдохнуть¹⁹⁴. Заодно Цзян Цин должна была приглядеться к жизни в СССР, установить контакт с важными людьми, в общем, разведать обстановку. Так что интересы Сталина и Мао в этом визите Цзян Цин совпали.

За женой Мао Цзэдуна Сталин прислал специальный самолет в Далянь, который и привез ее с дочкой в Москву, в аэропорт Внуково. Цзян была так слаба, что ее вынесли по трапу на носилках, после чего сразу же отвезли на одну из подмосковных дач для высоких зарубежных гостей, в Заречье.

Находились она и Ли На в Советском Союзе с мая по август 1949 года. 18 мая Цзян Цин положили сначала в терапевтическое, а затем в отоларингологическое отделение Кремлевской больницы на улице Грановского. Там ей был поставлен диагноз: общее истощение. В больнице она провела больше месяца. Жаловалась на слабость, быструю утомляемость, боли в животе, плохой сон, резкую возбудимость. Просила, чтобы температура воздуха в помещении была плюс 22–23 градуса. По ее словам, она дважды в жизни болела дизентерией, и с детского возраста по несколько раз в год у нее повторялись ангины. После консультации с профессорами 13 июня 1949 года у Цзян Цин были полностью удалены обе нёбные миндалины, и через две недели ее направили в подмосковный санаторий «Барвиха». После этого в течение какого-то времени она с дочерью отдыхала на правительственной даче, а 29 августа ее отправили в Крым. Для этого путешествия Сталин выделил ей свой личный вагон. По забавному стечению обстоятельств отдыхала она в Кореизе, в бывшем особняке своего русского однофамильца — князя Юсупова, где занимала весь нижний этаж. На втором этаже в это время жил генерал Свобода, будущий президент Чехословакии, с женой Ирэной. С ними Цзян Цин и проводила большую часть времени, увлеченно играя на бильярде и гуляя по окрестным местам.

По линии ЦК ВКП(б) к ней прикрепили молоденькую девушку, младшего референта Отдела внешней политики Анастасию Ивановну Картунову, только за два года до того окончившую Московский институт востоковедения¹⁹⁵. Разумеется, в обязанности Картуновой входил и сбор информации об ее подопечной. Вот, в частности, что она сообщала: «На основании бесед с Цзян Цин сообщаю следующее. Революционную деятельность начала в юности. Уже в 16-летнем возрасте подвергалась аресту со стороны гоминьдановских властей за революционную пропаганду, которую вела среди работниц фабрики [ничего такого, конечно, на самом деле в жизни Цзян не было]. После отбытия наказания вынуждена была изменить род занятий. Училась в театральной школе. В беседе 17 мая 1949 г. интересовалась программой наших партийных школ. Раньше в Яньани существовал университет марксизма-ленинизма. С 1948 г. структура партийного обучения изменена. Создана сеть партийных школ и центральная партийная школа в Бэйпине. Программа центральной партийной школы предусматривает усвоение и сдачу экзаменов по 12 дисциплинам. История развития общества, история КПК, история ВКП(б) и работа „Детская болезнь 'левизны' в коммунизме“. Однажды справлялась о положении в Югославии и деятельности клики Тито… Я осведомлялась о дне рождения Мао и Чжу Дэ. Цзян Цин с трудом, на основании каких-то сложных вычислений, сказала, что Мао родился 26 декабря 1893 г. День рождения Чжу Дэ она не смогла назвать. При этом Цзян Цин добавила, что в Китае никто не знает день рождения руководителей КПК, так как тов. Мао категорически возражает против того, чтобы как-то отмечался день его рождения. Сообщение об освобождении НОАК Шанхая, казалось, не было неожиданностью для Цзян Цин. Она сказала, что приблизительно уже знала, когда падет этот город, и что даже лучше бы было, если бы Шанхай освободили позже, т. к. прокормить 7 млн. населения города — это довольно тяжелый груз для освобожденных районов при настоящей обстановке. Сообщение об освобождении порта и города Циндао было воспринято примерно так же. 29 мая Цзян Цин и Сюй Минцин (жена Ван Гуан[ь]ланя[89]) при встрече в Кремлевской больнице восхищались советской медициной. Цзян Цин говорила, что ее состояние — результат чрезмерно утомительных ночных работ. Цзян Цин знакома с классической китайской литературой. Читала в переводах Пушкина, Гоголя, Чехова, Горького. Из современных советских писателей особенно ценит Фадеева и Симонова. Хорошо знакома с историей СССР. Когда ей был предложен список фильмов, Цзян Цин попросила вначале показать исторические фильмы в хронологической последовательности»¹⁹⁶.

В июле 1949 года с неофициальным визитом СССР посетила делегация КПК во главе с Лю Шаоци¹⁹⁷. А в конце ноября 1949-го по просьбе Мао Цзэдуна советское правительство разрешило въезд в СССР на лечение Жэнь Биши¹⁹⁸.

Кремлевский вождь, как всегда, внимательно следил за развитием событий в Китае. У него были собственные тайные осведомители даже среди членов Политбюро ЦК КПК, и он мог более или менее эффективно влиять на китайское коммунистическое руководство. Мао Цзэдун и другие лидеры КПК, со своей стороны, постоянно информировали его о своих планах и намерениях, регулярно консультируясь с Москвой даже по мелочам. В феврале 1949 года, например, они запросили мнение «товарища Филиппова» по вопросу о том, следует ли им переносить столицу Китая из Нанкина в Бэйпин. А накануне провозглашения Китайской Народной Республики, 28 сентября 1949 года, поинтересовались его точкой зрения по вопросу о том, нужно ли им обращаться ко всем странам мира с предложением о восстановлении дипломатических отношений «по радио в общей форме или к каждому государству в отдельности телеграммой». «Товарищ главный хозяин» — так именовал Сталина Мао Цзэдун в своих шифротелеграммах в Москву. Возможно, он и не питал к Сталину «особенно добрых чувств»¹⁹⁹, однако прекрасно понимал, что должен был быть особенно лояльным ему и на словах и в делах, тем более что не мог не знать о сталинской подозрительности. Вот почему, например, в телеграмме от 28 августа 1948 года, сообщая Сталину о тех вопросах, которые он хотел бы обсудить с ним во время его визита в Советский Союз, Мао заявил: «Надо договориться о том, чтобы наш политический курс полностью совпадал с СССР»²⁰⁰.

Но вместо приглашения Мао в Москву Сталин в январе 1949 года направил в Сибайпо своего представителя Анастаса Ивановича Микояна с секретной миссией обсудить наиболее важные вопросы. В Китае Микоян находился под псевдонимом Андреев, а сопровождали его два человека с одинаковой фамилией — уже знакомый нам бывший нарком путей сообщения Ковалев Иван Владимирович и заведующий сектором стран Дальнего Востока Отдела внешней политики ЦК ВКП(б) Ковалев Евгений Федорович. «Один был дурак, а другой — трус», — говорил позже Сталину неласковый Микоян.

Один из вопросов, которые Сталин поручил обсудить с Мао своему представителю, касался природы новодемократической власти в Китае. Вот что Мао Цзэдун писал по этому вопросу в телеграмме Сталину от 30 ноября 1947 года: «В период окончательной победы китайской революции, по примеру СССР и Югославии, все политические партии, кроме КПК, должны будут уйти с политической сцены, что значительно укрепит китайскую революцию»²⁰¹. Этот тезис откровенно противоречил всему тому, что Мао сам писал в своем докладе «О коалиционном правительстве». Более того, он шел вразрез со всем курсом новой демократии, который был направлен на создание многопартийной системы в Китае. В телеграмме от 20 апреля 1948 года Сталин выразил свое несогласие с предложением Мао: «Мы с этим не согласны. Думаем, что различные оппозиционные политические партии в Китае, представляющие средние слои китайского населения и стоящие против гоминьдановской клики, будут еще долго жить, и киткомпартия вынуждена будет привлечь их к сотрудничеству против китайской реакции и империалистических держав, сохранив за собой гегемонию, то есть руководящее положение. Возможно, что некоторых представителей этих партий придется ввести в китайское народно-демократическое правительство, а само правительство объявить коалиционным, чтобы тем самым расширить базу этого правительства в населении и изолировать империалистов и их гоминьдановскую агентуру»²⁰².