В центре Оутли реальность проглядывала сквозь радостные клоунские цвета, оставшиеся от шестидесятых. Джек тащился вдоль понурых кирпичных домов, рюкзак становился все тяжелее, а ноги болели все сильнее. Он бы пошел в Догтаун, если бы не ноги и необходимость вновь пройти по тоннелю на Милл-роуд. Разумеется, в темноте не прятался скалящийся человек-волк – в этом он уже себя убедил. И никто не заговаривал с ним в тоннеле. Просто Долины очень его потрясли. Сначала королева, потом убитый парнишка у перевернувшейся телеги, половина лица которого превратилась в кровавую пульпу. Наконец, Морган и деревья. Но это произошло там, где подобное могло случиться… даже, вероятно, считалось нормальным. Здесь этим вещам не место.

Он оказался перед длинным грязным окном, над которым едва читалась облупившаяся надпись на кирпичной стене: «МЕБЕЛЬНЫЙ СКЛАД». Джек приложил руки к глазам, всмотрелся в стекло. Увидел деревянный пол, а на нем – диван и стул, покрытые белыми чехлами, на расстоянии пятнадцати футов друг от друга. Двинулся дальше, гадая, не придется ли ему выпрашивать еду.

Чуть впереди четверо мужчин сидели в автомобиле перед магазином с забитыми досками окнами. Джек посмотрел на автомобиль, древний черный «десото», который выглядел так, словно из него сейчас выскочит Бродерик Кроуфорд, отметил отсутствие покрышек. На лобовом стекле красовался приклеенный скотчем прямоугольник желтой бумаги пять на восемь дюймов, гласивший: «КЛУБ ХОРОШЕЙ ПОГОДЫ». Мужчины – двое на переднем сиденье, двое на заднем – играли в карты. Джек подошел к переднему пассажирскому окну.

– Извините, – обратился он к мужчинам, и сидевший ближе других картежник глянул на него рыбьим серым глазом. – Вы не знаете, где…

– Отвали, – сипло, словно с набитым ртом, ответил мужчина. Половину лица, обращенную к Джеку, испещряли старые шрамы от угрей, а само лицо выглядело на удивление плоским, словно кто-то наступил на него еще в младенчестве.

– Я просто хотел узнать, нет ли тут места, где я мог бы поработать пару дней.

– Попробуй Техас, – предложил мужчина, сидевший на водительском кресле, и пара на заднем сиденье загоготала, расплескав пиво на свои карты.

– Я сказал тебе, парень, отвали. – Плосколицый рыбьеглазый мужчина посмотрел на Джека. – Или я самолично выбью из тебя все дерьмо.

И Джек понимал, что тот говорит правду: задержись он еще на секунду, и мужчина вылезет и изобьет его в кровь. Потом вернется в машину и откроет новую банку пива. Пол был усеян банками «Роллинг рок»: выпитые валялись на боку, полные стояли в пластиковых упаковках. Джек отступил на шаг; «рыбий глаз» уже отвернулся от него.

– Наверное, действительно попробую поискать работу в Техасе. – Он двинулся дальше, ожидая услышать, как за спиной откроется дверца «десото», но услышал только, как вскрыли очередную банку пива.

Сначала треск, потом шипение.

Джек ушел не оглядываясь.

Он добрался до конца квартала и оказался на перекрестке с другой главной улицей. На засыхающей лужайке с желтыми сорняками стояли фибергласовые фигурки, отдаленно напоминавшие диснеевских оленят. Бесформенная старуха с мухобойкой в руке смотрела на него с дивана-качелей, стоящего на веранде.

Джек отвернулся от ее подозрительного взгляда и увидел перед собой последний из унылых кирпичных домов на Милл-роуд. Три бетонные ступени вели к раскрытой сетчатой двери. В длинном темном окне светилась рекламная надпись «БУДВАЙЗЕР». На фут правее красовалась вывеска: «БАР АПДАЙКА В ОУТЛИ», – а несколькими дюймами ниже к стеклу был приклеен желтый бумажный прямоугольник, такой же, как на ветровом стекле «десото», только с желанными словами «ТРЕБУЮТСЯ ПОМОЩНИКИ». Джек снял рюкзак с плеч, сунул под мышку и поднялся по ступеням. И когда он переходил из утомленного солнечного света в темноту бара, ему вдруг вспомнился густой плющ на въезде в тоннель на Милл-роуд.

Менее чем через шестьдесят часов Джек Сойер, пребывавший в совсем ином состоянии духа, чем тот Джек Сойер, который решился войти в тоннель Оутли в среду, находился в холодной кладовой «Бара Апдайка», прятал рюкзак за бочонками «Буша», стоявшими в дальнем углу, как алюминиевые кегли на боулинговой дорожке великана. Джек собирался убежать через два часа, после закрытия бара. Слово это – не уйти, не покинуть, а убежать – свидетельствовало о том, в какой отчаянной, по его мнению, ситуации он оказался.

Мне было шесть, Джону Б. Сойеру было шесть, Джеки было шесть. Шесть.

Мысль эта, несомненно, абсурдная, в тот вечер возникла у него в голове и принялась повторяться. Он счел ее очередным свидетельством того, как он напуган, насколько уверен, что попал в ловушку, которая вот-вот захлопнется. Он понятия не имел, что означает эта мысль, она просто кружилась и кружилась в голове, как деревянная лошадка, закрепленная на поворотном круге карусели.

Шесть. Мне было шесть. Джеки Сойеру было шесть.

Снова и снова, по кругу и по кругу несется она.

Кладовая примыкала к общему залу бара, и сегодня разделявшая их стена вибрировала от шума, пульсировала, как кожа на барабане. Всего лишь двадцатью минутами раньше это был пятничный вечер, а по пятницам текстильная фабрика Оутли и завод резинотехнических изделий Догтауна выплачивали зарплату. И теперь народу в баре набилось под завязку… и даже больше. Слева от барной стойки висело большое объявление: «ОДНОВРЕМЕННОЕ ПРЕБЫВАНИЕ В ЗАЛЕ БОЛЕЕ 220 ЧЕЛОВЕК ЯВЛЯЕТСЯ НАРУШЕНИЕМ ПУНКТА 331 ПРАВИЛ ПРОТИВОПОЖАРНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ, ДЕЙСТВУЮЩИХ НА ТЕРРИТОРИИ ОКРУГА ДЖЕНЕСИ». Вероятно, пункт 331 временно прекращал свое действие по завершении рабочей недели, потому что, по прикидкам Джека, в баре собралось больше трехсот человек, отрывавшихся под музыку кантри-вестерн-группы, именовавшей себя «Парни из Дженни-Вэлли». Играли они ужасно, но у них была педальная стил-гитара. «Здешние парни любят педал-стил, Джек», – объяснил ему Смоуки.

– Джек! – проорала Лори, перекрывая стену звука.

Лори, женщина Смоуки. Джек не знал ее фамилии. Он едва слышал голос Лори за грохотом музыкального автомата, вопящего на полную мощность, потому что группа ушла на перерыв. Все пятеро музыкантов стояли у дальнего конца барной стойки и накачивались «Черным русским», который отпускался им за полцены. Лори сунула голову в кладовую. Тусклые светлые волосы удерживали детские белые заколки, поблескивавшие под флуоресцентным светом.

– Джек, если ты сейчас же не прикатишь этот бочонок, боюсь, он сломает тебе руку.

– Хорошо, – ответил Джек. – Скажи ему, что сейчас буду.

У него по коже побежали мурашки, и не от холода. У Смоуки Апдайка не забалуешь. Смоуки, который то и дело менял бумажные поварские колпаки, нахлобучивая их на узкую голову, Смоуки с большими пластмассовыми вставными челюстями, купленными по почтовому каталогу, наводящими ужас и чересчур красивыми в своей идеальной ровности, Смоуки с яростными карими глазами и грязно-желтыми склерами старика. Смоуки Апдайк, который каким-то образом, по-прежнему непонятным для Джека – и оттого еще более пугающим, – сумел превратить мальчика в узника.

Музыкальный автомат временно смолк, остался рев толпы, который даже чуть усилился, чтобы компенсировать музыкальную паузу. Какой-то ковбой с озера Онтарио затянул грубым пьяным голосом: «Йи-и-и-ХО-О!» Вскрикнула женщина. Разбилось что-то стеклянное. Вновь включился музыкальный автомат, взревел, как двигатели ракеты «Сатурн» при взлете.

Из тех мест, где едят то, что раздавят на дороге.

Сырым.

Джек наклонился над алюминиевым бочонком, перетащил его примерно на три фута, скривив рот от боли. Несмотря на холод, на лбу выступил пот, спина запротестовала. Бочонок скрежетал, продвигаясь по неровному бетону. Джек остановился, тяжело дыша, в ушах у него звенело.