Каждый «плохой» сопровождался щелчком кнута Осмонда, пятерней, впивающейся в спину, криком Джека. Его спина горела. Он понятия не имел, как долго это продолжалось – с каждым ударом ярость Осмонда пылала все ярче, – но тут раздался новый голос:

– Осмонд! Осмонд! Вы здесь! Слава Богу!

И топот бегущих ног.

– Ну? Ну? Что такое? – резко спросил Осмонд, его дыхание чуть сбилось.

Рука схватила Джека за локоть, помогла подняться. Когда он покачнулся, она обхватила его за талию и удержала на ногах. Не верилось, что капитан, который так жестко и грубо тащил его по павильону, мог проявить подобную нежность.

Джек вновь пошатнулся. Мир стремился расплыться перед глазами. Струйки теплой крови текли по спине. Он смотрел на Осмонда с быстро набирающей силу яростью, и ему нравилось ощущать эту ярость. Она служила отличным противоядием страху и замешательству.

Ты это сделал… ты причинил мне боль, ты поранил меня. А теперь слушай, обезьяна. Если у меня появится шанс поквитаться с тобой…

– Ты в порядке? – прошептал капитан.

– Да.

– Что? – прокричал Осмонд двум мужчинам, появление которых прервало наказание Джека.

Первого Джек уже видел: один из денди, мимо которых они с капитаном прошли, направляясь к потайному коридору. Второй чем-то напоминал возницу, с которым Джек столкнулся, едва появившись в Долинах. Этот человек выглядел крайне испуганным, и ему изрядно досталось: кровь из рваной раны на левой стороне головы запеклась, залив практически всю левую щеку. Он поцарапал левую руку, порвал камзол.

– Что ты говоришь, шакал?

– Мой фургон перевернулся на повороте в дальнем конце деревни Мастеровых, – ответил возница. Он говорил медленно, растягивая слова, как человек, еще не отошедший от шока. – Мой сын погиб, господин. Его раздавило бочками. В день майского сева ему только исполнилось шестнадцать. Его мать…

– Что? – вновь взвизгнул Осмонд. – Бочки? С элем? Не из Кингсленда? Ты же не хочешь мне сказать, что перевернул фургон, полный бочек «Кингслендского эля», безмозглый осел? Ты же не хочешь мне этого сказать, да-а-а-а-а?

На последнем слове голос Осмонда взлетел до невообразимых высот, словно он передразнивал оперную диву. Звук вибрировал и переливался. И одновременно Осмонд вновь начал приплясывать… но на этот раз от ярости. Сочетание получилось таким странным, что Джеку пришлось поднять обе руки ко рту, чтобы заглушить непроизвольный смех. От этого движения рубашка заскользила по растерзанной спине, мгновенно отрезвив мальчика еще до того, как капитан шепотом предупредил, что смеяться никак нельзя.

Терпеливо, словно Осмонд упустил самое важное (в чем возница, должно быть, не сомневался), мужчина начал вновь:

– Ему только исполнилось шестнадцать на день майского сева. Его мать не хотела, чтобы он ехал со мной. Я и подумать не мог…

Осмонд поднял хлыст и нанес удар с невероятной, неуловимой для глаза скоростью. Только что он держал кнутовище в опущенной руке, и хвосты-косички из сыромятной кожи месили грязь, а в следующее мгновение уже раздался хлопок – вновь как от выстрела из детской духовушки. Возница, закричав, отшатнулся, закрыл лицо руками. Свежая кровь сочилась сквозь грязные пальцы. Он упал, бормоча сдавленным, булькающим голосом:

– Мой господин! Мой господин! Мой господин!

– Пойдемте отсюда, – простонал Джек. – Быстрее!

– Подожди! – ответил капитан. Его суровое лицо чуть смягчилось. В глазах затеплилась надежда.

Осмонд повернулся к денди, который отступил на шаг, безмолвно шевеля полными алыми губами.

– Это был «Кингсленд»? – тяжело дыша, спросил он.

– Осмонд, вам нельзя так волноваться…

Осмонд чуть приподнял левую руку. Металлические наконечники косичек заскребли по сапогам денди. Тот отступил еще на шаг.

– Не смей указывать, что мне можно, а что – нет. Только отвечай на мои вопросы. Я рассержен, Стивен, я невероятно, страшно рассержен. Это был «Кингсленд»?

– Да, – кивнул Стивен. – Я очень сожалею, но…

– На Сторожевой дороге?

– Осмонд…

– На Сторожевой дороге, осел?

– Да. – Стивен шумно сглотнул.

– Разумеется. – Тощее лицо Осмонда рассекла отвратительная усмешка. – Где находится деревня Мастеровых, как не на Сторожевой дороге? Может ли деревня летать? А? Стивен, может деревня перелететь с одной дороги на другую? Может? Может?

– Нет, Осмонд, конечно же, нет.

– Нет. Значит, эти бочки раскатились по Сторожевой дороге, правильно? И я могу предположить, что перевернувшийся фургон перегораживает Сторожевую дорогу, тогда как лучший в Долинах эль пропитывает землю, чтобы дождевые черви могли уйти в запой? Это правильно?

– Да… да. Но…

– Морган едет по Сторожевой дороге! – взвизгнул Осмонд. – Морган едет, и ты знаешь, как мчатся его лошади! Если дилижанс обогнет поворот и наткнется на этот завал, кучер не успеет остановить лошадей! Дилижанс может перевернуться! Морган может погибнуть!

– Святойбоже, – прошептал Стивен в одно слово. Его бледное лицо побледнело еще сильнее.

Осмонд кивнул.

– Думаю, если дилижанс Моргана опрокинется, нам следует молиться за его смерть, а не выздоровление.

– Но… но…

Осмонд отвернулся и почти побежал к тому месту, где стоял капитан Внешней стражи со своим «сыном». За его спиной несчастный возница все еще копошился в грязи, повторяя: «Мой господин».

Взгляд Осмонда коснулся Джека, а потом сместился, словно мальчика и не существовало.

– Капитан Фаррен! Ты следил за тем, что происходило здесь в последние пять минут?

– Да, Осмонд.

– Следил внимательно? Ничего не упустил? Ты ничего не упустил?

– Думаю, что нет.

– Думаешь, значит? Какой ты прекрасный капитан! Полагаю, мы еще поговорим о том, каким образом такой прекрасный капитан мог стать отцом этой лягушачьей мошонки.

Холодный взгляд вновь коснулся Джека.

– Но сейчас времени для этого нет, правильно? Нет. Я предлагаю тебе взять с десяток твоих самых крепких людей и быстро… нет, очень быстро… отправить их на Сторожевую дорогу. Ты ведь сможешь определить место происшествия по запаху?

– Да, Осмонд.

Осмонд глянул на небо.

– Моргана ждут к шести часам… может, чуть раньше. Сейчас два. Я бы сказал, что два. По-твоему, два, капитан?

– Да, Осмонд.

– А что скажешь ты, маленький говнюк? Тринадцать? Двадцать три? Восемьдесят один? Который час?

Джек таращился на него. Осмонд пренебрежительно усмехнулся, и Джек почувствовал, как вновь закипает ярость.

Ты причинил мне боль, и если у меня появится шанс…

Осмонд вновь смотрел на капитана.

– Я предлагаю до пяти часов попытаться спасти те бочки, которые остались целыми. После пяти надо как можно быстрее очистить дорогу. Это понятно?

– Да, Осмонд.

– Тогда пошел отсюда.

Капитан Фаррен поднес кулак ко лбу и поклонился. Тупо таращась на Осмонда, ненавидя его так яростно, что стучало в висках, Джек последовал примеру капитана. Осмонд отвернулся от них еще до того, как кулак Фаррена поднялся ко лбу, и направился к вознице, пощелкивая кнутом, наполняя двор звуками выстрелов из духовушки «Дейзи».

Возница услышал шаги Осмонда и начал кричать.

– Пошли. – Капитан в последний раз потянул Джека за руку. – Ты не захочешь это видеть.

– Нет, – пробормотал Джек, – Господи, нет.

Но когда капитан Фаррен толкнул правую створку ворот и они наконец-то покинули павильон, Джек это услышал – и слышал той ночью во сне: один выстрел карабина следовал за другим, и каждый сопровождался криком обреченного возницы. А Осмонд издавал какие-то звуки. От напряжения у него перехватывало дыхание, и определить, что это за звуки, не представлялось возможным, не посмотрев на его лицо… а этого Джеку как раз и не хотелось.