— Хотите уйти, Софи?

     Софи быстро встала и, наскоро со всеми попрощавшись, вышла в вестибюль, где ее уже ждал с пальто Годен. Макс пошел проводить ее. Не сказав друг другу ни слова, они дошли до дверей. Софи натянула перчатки и поежилась. Ей следовало бы попросить у него прощение за сегодняшнее утро, но, похоже, было уже поздно — Годен распахнул дверь во двор, где их ждала машина, быстро спустился к автомобилю, на котором должен был доставить Софи обратно в больницу, и открыл даме дверцу. Макс остался стоять на крыльце, Софи посмотрела на него — он был сейчас так высоко. Не понимая, что выглядит одновременно и обиженной и смущенной, она сказала с какой-то нелепой детской вежливостью:

     — Спасибо, что устроили все это. Мне было так приятно увидеться снова с дядей и тетей.

     — Мне тоже, — мрачно сказал он. — Хотя, надо признать, после всего, что недавно произошло, мое приглашение не совсем кстати. И я искренне сожалею об этом.

     Не найдя что ответить, Софи тихо попрощалась с ним и села в машину.

     Возможность извиниться представилась Софи уже на следующий день. Все утро ушло на операции средней тяжести, или, как их называла Софи, операции, которые делаются «на одном дыхании». Они слишком тяжелы для того, чтобы их могли проводить хирурги из отделения по несчастным случаям, и в самый раз для хирурга такой квалификации, как Ян. Софи спустилась в столовую на обед, а когда возвращалась обратно, нашла его в кабинете.

     — К нам поступил больной с многочисленными внутренними повреждениями, — сказал он. — Ему сейчас делают переливание крови. У бедняги разрыв почки и, я полагаю, поврежден кишечник — все-таки с крыши упал.

     Софи понимающе кивнула.

     — Справимся? — спокойно спросила она.

     — Hemel, нет, конечно! — удивленный ее вопросом, воскликнул Ян. — Должен подойти профессор и осмотреть его, — он-то, конечно, справится. Мы ждем его с минуты на минуту. Ну, я, пожалуй, спущусь. Я позвоню, как только выясню что-нибудь поподробнее. А ты как — успеешь подготовиться? — с тревогой в голосе спросил он.

     — Не беспокойся, все будет в порядке, — серьезно заверила его Софи.

     Проследив, как Ян, важничая, прошел через вращающиеся двери, она неторопливо отправилась на инструктаж к сестрам перед предстоящей операцией. Она сделала все необходимые распоряжения и внимательно проконтролировала их выполнение. Только после этого позволила себе выйти из операционной.

     Софи уже возвращалась обратно в кабинет, а о пациенте еще не было ни слуху ни духу. Никто так и не позвонил. Пока никого нет, она может засесть за словарь и выучить еще несколько голландских слов. Софи открыла дверь и вошла. Макс уже был там. Он сидел за столом и быстро что-то записывал в историю болезни. Софи повернула было обратно к двери, чтобы уйти. Заметив это, Макс оторвался на секунду от писанины.

     — Не уходите, сестра.

     Она присела на табурет и посмотрела на его склоненную над бумагами голову. Дай Бог, думала она, хватило бы сил выдержать все это.

     — Почему вы так смотрите, Софи? — спросил он, не поднимая головы.

     — Я... не... — Она хотела сказать, что вовсе не смотрит на него, но потом решила, что глупо врать по таким пустякам, и промолчала.

     Она так ничего и не сказала, пока он писал. Наконец он положил ручку и откинулся на спинку стула, пристально глядя на Софи. Глаза его были ясными и блестящими, они никак не гармонировали с его лицом — усталым и помятым. Хотя Софи больше не хотелось просить у него прощения, что-то все равно подтолкнуло ее сделать это.

     — На днях я была груба с вами, сэр. Простите меня, я не имела права так говорить с вами. Я...

     Он поспешно ее прервал.

     — Дорогая моя, ты имеешь право говорить все, что тебе вздумается, хотя, надо признать, у тебя семь пятниц на неделе — от тебя то холодом веет, то жаром пышет...

     Софи ничего не сказала на это, потому что знала: так оно и есть, вспомнив, как за день до того, когда она сказала ему о своей ненависти, сделала ему комплимент, назвав хорошим и добрым человеком.

     В тиши комнаты опять раздался голос Макса:

     — Я полагаю, у вас есть определенные причины для столь резкой смены взглядов. — Он взял со стола ручку и продолжил: — Операцию начнем через пятнадцать минут, сестра. А пока будьте добры, свяжите меня с домом.

     Она набрала номер его телефона и, услышав голос его дворецкого: «Годен слушает вас, сэр», передала ему трубку.

     — Попросите его, пожалуйста, позвать к телефону Тинеке Ван-дер-Вийд. И узнайте, нашли ли они для пациента еще хоть литр крови его группы.

     Выполнив просьбу, Софи опять передала ему трубку.

     — Тинеке Ван-дер-Вийд ждет, доктор, еще один литр крови для пострадавшего уже в холодильнике.

     — Хорошо. Не уходите, Софи, я буду говорить по-голландски.

     Софи молча слушала, как нежно он разговаривает о чем-то с Тинеке.

     Операция прошла на редкость удачно для такого случая — пациент оказался молодым, сильным мужчиной, а Макс, накануне не оперировавший, вероятно, так хорошо отдохнул, что теперь работа спорилась у него в руках. Когда операция закончилась и Софи предложила сделать перерыв и выпить чаю, она была не на шутку удивлена, услышав резкий, раздраженный голос Макса:

     — Ты говоришь о чае, девочка? И это тогда, когда Тинеке ждет меня внизу? У меня нет времени распивать чаи!

     Спокойное до этого лицо Софи исказилось от обиды и возмущения.

     — Не смейте называть меня девочкой, — ответила она дрожащим от гнева голосом.

     Он подошел уже почти к самой двери, но, услышав это, остановился и обернулся — на его лице появилась насмешливая улыбка.

     — Не нравится? Я что-то не припомню, чтобы вы позволяли когда-нибудь называть себя иначе. Может быть, вы предпочитаете называться любимой?

     На следующее утро, когда Софи отправилась с дядюшкой Джайлзом и тетей Верой бродить по Утрехту, ей было совсем нелегко найти оправдание своему изнуренному, мрачному виду.

     Дядя Джайлз окинул племянницу добродушным критическим оком и откровенно сказал:

     — Дорогая моя, ты никогда не была красавицей, пожалуй, только когда улыбалась, но сегодня ты выглядишь просто отвратительно. Я хочу серьезно поговорить об этом с Максом — он явно загнал тебя работой.

     Софи, которая вовсе не обольщалась по поводу своей внешности, теперь была расстроена словами дяди. Она взяла его под руку и, как бы не принимая всерьез его замечания, сказала:

     — Чепуха, дядя, Макс — очень внимательный человек. Просто я не спала сегодня — дело в том, что меня очень взволновал ваш неожиданный приезд.

     Это объяснение вполне устроило тетю Веру, а после некоторого замешательства и дядю Джайлза. В Утрехте они уже бывали и раньше, а теперь хотели возобновить знакомство с его достопримечательностями. Всем почему-то вдруг захотелось посетить музей ван Варена. Музей находился в красивейшем здании в патрицианском стиле и располагал богатой коллекцией серебряных изделий и живописи. В музее Софи отстала от дяди с тетей, чтобы полюбоваться понравившимся экспонатом. Ее совсем не интересовали все эти натюрморты, которые так широко были здесь представлены. Да, небольшие портреты Лили, изображавшие безмятежно улыбающихся людей прошлых столетий, одетых в кружева, сатин и жемчуг, были ей гораздо ближе и понятнее, чем вся эта дичь, окруженная яблоками, апельсинами и бутылками вина, пусть даже мастерски выписанная и скомпонованная. Интересно, думала Софи, были ли и они несчастны? Возможно, и были, но разве заметно это по их лицам?

     — Красиво, правда? — услышала она позади себя голос Макса. Он огляделся кругом, — кроме них, в зале больше никого не было, за исключением служителя музея, который стоял в арочном проеме и смотрел куда-то в сторону. — Похоже, подошло и мое время просить у вас прощения, — мягко начал он. — Я был в скверном настроении вчера и позволил себе излить на вас злость. Простите меня, Софи. — Не дождавшись ее ответа, он наклонился немного вперед и стал внимательно вглядываться в висящий перед ним портрет. — Она восхитительна, правда? Мне очень нравятся ее мышиные волосы, а вам?