Хирурги засновали по операционной, желая убедиться, все ли готово к операции. Мистер Радклифф бросил беглый взгляд на пациента и обратился к сестрам:

     — Софи, это профессор Ионхер Максимилиан ван Остервельд — он будет оперировать сегодня утром. — И повернулся к высокому человеку рядом с собой: — Макс, это мисс София Гринслейд, старшая операционная сестра.

     Представленные посмотрели друг на друга из-под масок. Красивые ореховые глаза Софи, широко раскрытые от удивления, встретились с его холодными голубыми. Она сказала что-то, должно быть какой-нибудь пустяк, — вернее, пробормотала. Ионхер ван Остервельд спросил ее:

     — Как дела?

     По голосу чувствовалось, что, в сущности, это его не очень-то интересовало, так, чистая формальность, не более. Через мгновение он повернулся к пациенту.

     У Софи не было времени размышлять, почему сердце ее так колотится и горят щеки. Годы медицинской практики и дисциплинированность помогли ей преодолеть смятение; она подала Биллу Эвансу баночку с тампонами, а мистеру Радклиффу — большую стерильную простыню, которую хирурги расстелили с тщательностью заботливой хозяйки, покрывающей стол своей лучшей скатертью. Простыня полностью укрыла безмолвного больного, оставив лишь маленький участок кожи, предназначенный для разреза. Сидя за столиком, уставленным всевозможными баночками с тампонами, заложенным стопками полотенец и рядами зажимов, Софи спокойно ожидала начала операции.

     — Приготовьтесь, — сказал анестезиолог.

     Софи была и без предупреждения готова, в любой момент ожидая команды: «Начинайте, сестра». На столике в нужной последовательности разложены скальпели, тампоны, салфетки и зажимы для артерий. Наконец такая команда была получена. Мистер Радклифф протянул руку за скальпелем, и Софи предоставила Биллу заниматься мышцами. Она быстро оглядела операционную. Штат медсестер был отлично подобран — все прилежно выполняли свою работу. Она кивнула по очереди каждой из сестер, брови ее были подняты. Все до одной внимательно следили за ней. За спиной Софи услышала шепот:

     — Молокосос!

     Включили свет. Софи передала Биллу стерильный наконечник. Молодой хирург выглядел взволнованным, так как, похоже, ему нечего было делать. Он с удовольствием взял наконечник, обрадованный, что опять вовлечен в работу. Софи проверила зажимы и иглы, предназначенные для зашивания кишок, промыла и продезинфицировала использованные щипцы, подала их хирургу, потом взглянула на Ионхера ван Остервельда. Он смотрел перед собой, мягко пальпируя кишечник. Всем своим видом доктор давал понять, что глубоко поглощен этой деликатной задачей. Наконец он перевел взгляд на мистера Радклиффа:

     — Я думаю, стоит попытаться, — как вам кажется?

     Софи проследила, как мистер Радклифф проделал то же, что и Остервельд, и кивнул. Она поймала на себе взгляд одной из сестер и молча опустила глаза. Сестра наполнила банки свежим соляным раствором и отошла за новой его порцией: операция обещала быть долгой. Скоро надо будет поменять ваколитер; Софи подняла вверх палец, и младшая сестра быстро отправилась за стерильными инструментами. Хирурги работали в унисон, тихо переговариваясь между собой. Голландец рассекал скальпелем ткани с изящным мастерством; Софи опять подняла палец — сестра подошла к краю стола, в руках она держала лоток, чтобы принять результат кропотливой работы голландского хирурга. Он прогнулся назад, разминая свою длинную спину, потом опять склонился над пациентом. Раздался голос мистера Радклиффа:

     — Ты слишком высокий, Макс, по меньшей мере шесть футов. Жаль, не можешь поделиться с Софи и дюймом. Ей приходится стоять на скамейке — ты бы понял, о чем я говорю, если бы увидел ее стоящей на земле.

     — Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду; мне уже приходилось видеть ее в натуральную величину. — Он взял из рук Софи атравматическую иглу, даже не посмотрев на сестру.

     — Вы уже встречались? Где?

     — На улице, вчера вечером, но мы... э... не представились друг другу.

     Софи казалось, он смеется над ней из-под маски. Она резко спросила:

     — Какой номер кетгута вы будете использовать, сэр?

     Он приступил к длительной имплантации, не отрывался от работы и на вопросы Софи отвечал теперь другим тоном — в нем больше не слышалось веселых ноток. На протяжении всей операции хирурги разговаривали между собой, к ним присоединился даже Билл, но Софи в разговор они так и не вовлекли. Когда все было закончено и больного вывезли из операционной, мистер Радклифф усталым голосом предложил пойти и выпить по чашке кофе перед следующей операцией.

     — Спасибо за помощь, сестра, вы очень хорошо справляетесь со своей работой, — сказал голландец.

     Мистер Радклифф оглянулся в дверях:

     — Да, конечно, она молодец. Софи, пойдем с нами пить кофе — мне надо поговорить с тобой.

     Недоумевая — особых причин для разговора как будто не было, — она повиновалась. Операционная была приведена в порядок по всем правилам, предписываемым персоналу. Все было готово для очередной операции. Софи повела хирургов в свой кабинет. Они учтиво подождали, пока Софи сядет за стол, и только потом разместились сами: мистер Радклифф занял еще один имевшийся в ее кабинете стул, Билл Эванс присел на край стола, а голландец удобно устроился на подоконнике. На них все еще были колпаки, резиновые тапочки и плотные облегающие фартуки; едкий запах резины наполнил маленькую комнату. Своеобразный вид хирургов дополняли также расстегнутые рубашки без галстуков и засученные рукава, но Софи, ко многому привыкшая за годы работы в больнице, не обращала на это внимания. Она налила кофе в кружки с веселым рисунком, подаренные ей сестрами к Рождеству, насыпала в каждую из них изрядную дозу сахара и раздала гостям этот бодрящий напиток, предложив к нему, почти по-матерински, диетическое печенье. Мужчины заговорили о делах, и Софи смогла с легкостью к ним присоединиться. Она с пониманием слушала то, о чем они говорили, и толково отвечала на вопросы. Мистер Радклифф дождался, пока Билл допьет свой кофе, и отправил его с поручением сделать обход больных. Когда Билл ушел, он попросил еще кофе и сказал:

     — Софи, я собираюсь в отпуск, месяца на полтора.

     Софи, опустив свои удивительно длинные ресницы, молчала.

     — Мне советуют немного отдохнуть. Макс любезно согласился поработать за меня в мое отсутствие, по крайней мере первые недели. По чистой случайности его операционная в Утрехте сейчас закрыта для переоснащения.

     Софи подлила еще кофе голландцу и тихо спросила:

     — Вы нездоровы, дядя Джайлз?

     Когда она передавала кружку профессору Ионхеру ван Остервельду, брови его поползли вверх, но Софи делала вид, что не замечает этого. Голландец едва перемолвился с ней несколькими словами, и, подумав, что он вряд ли обратится к ней теперь, девушка повернулась к нему спиной.

     Мистера Радклиффа сложно было обмануть. Он видел все: и поднятые брови голландца, и вспыхнувшие щеки Софи, — а потому, не ответив на ее вопрос, сказал следующее:

     — Ваши отцы были моими лучшими друзьями, но им так и не пришлось встретиться. А я был крестным отцом у вас обоих, между прочим. — Он откашлялся. — Странно, что вы встретились вот так.

     Макс ван Остервельд встал, явно не подозревая, что Софи с интересом наблюдает за ним.

     — Да, это очень странно, — сухо согласился он. — Я полагаю, однако, прошло лет десять, а то и более, между этими вашими благими услугами.

     — Какое это имеет значение? — воскликнула Софи. — Уже одно это обстоятельство Должно сделать нас... — Она запнулась. Хотела сказать «друзьями», но взгляд, который поймала сейчас на себе, был далек от дружеского — в нем отсутствовал даже намек на теплоту, лишь сквозили насмешка и удивление. От смущения Софи залилась румянцем и, обиженная, нахмурилась. Она была очень благодарна дяде Джайлзу, когда он встал и сообщил, что пора бы им вернуться к работе.