Он улыбнулся с сожалением.

— Возможно, я кажусь вам слишком болтливым и легкомысленным, Кэрри, но, поверьте, это не так. Вы мне очень нравитесь.

— Вы мне тоже нравитесь, Саймон, но… — Она помедлила, не желая выдавать секретов своего сердца.

— У вас кто-то есть, — догадался он.

— Ну, в общем…

— Но ведь вы говорили, что не помолвлены, или я не прав?

— Пока нет.

— Но собираетесь?

Она прямо взглянула ему в лицо.

— Мне сделали предложение, но я пока не знаю, приму его или нет.

— Но если вы не уверены, значит, не так уж и влюблены и у меня еще есть шанс…

— Не думаю, Саймон. Ох… — вздохнула она, — все это так непросто, что я уже сама не знаю, чего хочу. — Кэрри умоляюще взглянула на своего собеседника, отчаянно желая, чтобы он ее понял.

Уилкинз протянул руку и ободряюще пожал ее ладонь.

— Не переживайте, все утрясется. Я привез вас сюда не для того, чтобы вы грустили и печалились. Пойдемте-ка еще потанцуем. — Он вскочил, снова став веселым и беззаботным, и предложил ей руку.

Заразившись его веселостью, Кэрри встала, и он обхватил ее за талию нежно, но без страсти.

— Не хотите рассказать, кто мой соперник?

— Не хочу.

— Ну хорошо, не буду настаивать. В конце концов, мы можем остаться просто друзьями, вы согласны?

— Конечно, Саймон, — тепло улыбнулась она.

— И все-таки вы не можете запретить мне надеяться, что вы решите не принимать то предложение и однажды все изменится…

— Не могу, — согласилась Кэрри, — и, если вы не против такой дружбы, буду очень рада.

— А мне все равно, какая это будет дружба, только бы видеть вас иногда, вот и все. Если мне удастся вызвать улыбку на вашем личике, возможно, вы будете вспоминать меня добрым словом.

— Конечно, Саймон. Разве может быть иначе?

Американец больше ничего не сказал, и, когда танец закончился, они молча вернулись за стол. Он накинул ей на плечи шаль и повел к реке, где их ждала лодка.

Включив свет, он завел мотор, и они поплыли по залитой лунным светом реке.

Кэрри чувствовала, что события этого вечера глубоко затронули ее. Как жаль, что нельзя полюбить по своему желанию. Она вспомнила тот первый вечер в «Розовом фламинго» в Париже, когда они с Саймоном познакомились, и в ней вдруг проснулось любопытство.

— А вы давно знаете Даниель? — спросила она.

— Примерно два с половиной года. Мы познакомились в Нью-Йорке на показе мод. У нее как раз закончился контракт с нью-йоркским модельным агентством «Мунлайт», и я пригласил ее поработать на меня. Мы неплохо сработались, но потом ее переманило лондонское агентство. А почему вы о ней спросили?

— Сама не знаю. Я просто вспомнила наш вечер в клубе.

— Вам понравилось?

— Да, было неплохо. А вы хорошо ее знаете?

— Даниель? Довольно хорошо. Она принадлежит к тому типу людей, которых узнаешь очень быстро. Они все как на ладони. Сейчас она, по-моему, положила глаз на вашего босса.

Кэрри вздрогнула.

— Почему вы так решили?

— Да потому, что в этом вся Даниель. Она всегда ставит перед собой большие цели. Эта женщина очень амбициозна. Разве у вас не сложилось такого впечатления?

— Пожалуй, да, однако, мне кажется, она неплохой человек. Они с Джеффри пригласили меня в «Розовый фламинго», хотя я была уверена, что окажусь там лишней.

— Значит, я должен быть им благодарен за это, иначе мы с вами не встретились бы. — Саймон повернул к берегу, и мотор начал затихать. В лунном свете серебристо поблескивала небольшая речная протока. — А куда ведет эта протока? — поинтересовался Саймон, когда они проплывали мимо.

— Она протекает рядом с поместьем. Но в последние годы у нас не было денег, чтобы расчистить ее, и она сильно заросла. Сомневаюсь, чтобы там могла пройти лодка.

— Что вы имеете в виду, когда говорите «у нас»?

— Я имею в виду нашу семью. Поместье «Дубы» — наше родовое гнездо. Вернее, бывшее. — И она вкратце рассказала Саймону, как случилось, что они потеряли поместье.

Он слушал внимательно не перебивая.

— Теперь я только работаю там, а живу с мамой в бывшем коттедже привратника, — закончила Кэрри.

— Должно быть, вы очень сожалеете, что дом вам больше не принадлежит. Наверняка вы знаете и любите здесь каждый уголок.

— Да, это так, — согласилась она.

— Может, покажете мне как-нибудь поместье? У меня такое чувство, что я смогу лучше понять вас, если своими глазами увижу, что вас окружало с детства. И я уже люблю эти места, потому что они часть вашей жизни.

— Сейчас там все заросло и пришло в запустение. Как эта протока.

— И все равно мне хотелось бы посмотреть.

— Я должна спросить у Джеффри, ведь поместье теперь принадлежит ему.

— А он не любит, когда по его собственности разгуливают посторонние, верно? Что ж, его можно понять, особенно в свете того, что кто-то забрался на его фабрику. Ладно, тогда забудем об этом. Мне не хотелось бы ставить вас в неловкое положение, Кэрри. С моей стороны это была глупая прихоть. Забудьте.

Кэролайн была тронута его чуткостью и заботой.

Тем временем путешественники пристали к берегу, и он помог ей сойти на землю.

— Я провожу вас.

Саймон привязал лодку, и они вместе пошли по узкой тропинке по направлению к коттеджу. Когда они пришли, Кэрри сказала:

— Спасибо за чудесный вечер, Саймон. — Она протянула ему руку.

Но, вместо того чтобы пожать ее, молодой человек поднес руку к губам и поцеловал.

— Это я должен быть благодарен вам за то, что вы согласились провести его со мной, Кэрри. Я завтра уезжаю в Лондон на показ мод. Вы позволите иногда звонить вам?

— Да, конечно, если хотите. Буду очень рада.

— Тогда до свидания и спокойной ночи, милая Кэрри.

— Спокойной ночи, Саймон.

Когда она открыла дверь и обернулась, его высокая долговязая фигура уже удалялась по дороге.

Посмотрев в сторону Медоуз-мэнора, Кэрри заметила светящееся окно. Должно быть, это кабинет Джеффри. По-видимому, он все еще работает. Интересно, подумала она, входя в дом, как продвигаются дела с запуском вышивальной машины.

Абигайль еще не спала. Болезненная бледность лица матери испугала Кэрри.

— Что случилось, мам? Что с тобой? — бросилась к ней Кэрри.

Миссис Медоуз схватилась за правый бок.

— Ужасно болит. Я приняла обезболивающее, но, по-моему, оно не помогает.

— Я помогу тебе лечь в постель. Не следовало мне так долго задерживаться, — сокрушенно проговорила Кэрри. Она уложила мать в кровать и принесла ей грелку, чтобы хоть немного унять боль. — С тобой уже такое было, мама? У тебя уже когда-нибудь были такие боли?..

— Не знаю… не думаю. Что-то мне очень уж нехорошо.

— Сейчас я позвоню доктору Мортону. Только лежи спокойно.

Мать была болезненной, сколько Кэрри себя помнила. Постоянные жалобы на те или иные боли было обычным явлением для Абигайль Медоуз. Порой, когда еще были живы дедушка и отец, Кэрри казалось, что мать симулирует болезнь, чтобы добиться от своих домочадцев чего-то, что она считает необходимым. Но на этот раз, похоже, с ней и впрямь было что-то серьезное.

Доктор Мортон приехал быстро.

— Простите, доктор, что пришлось вас побеспокоить так поздно, — извинилась Кэрри, — но я только недавно вернулась домой. Мама была такая бледная, что я испугалась.

— Сейчас посмотрим, — бодро провозгласил доктор Мортон, — входя в спальню. — Итак, миссис Медоуз, расскажите-ка мне подробно, что вас беспокоит.

Абигайль описала характер болей, и доктор осторожно и внимательно ощупал ей живот и бока.

— Сейчас я сделаю вам обезболивающее со снотворным, и вы спокойно проспите ночь, а завтра жду вас в больнице. Нужно провести обследование. Трудно сказать что-либо конкретное без специального оборудования.

— Надеюсь, не в муниципальной больнице. Не выношу больших палат, где лежат сразу несколько больных.

— Сейчас в муниципальной больнице очень неплохо и есть палаты на двоих, но, если вы желаете, я могу устроить вас в частную клинику.