— Отдел расследований, сержант Уильямс.

Она попросила соединить ее с лейтенантом Хейлом, сержант велел подождать минутку. За дверью комнаты, в коридоре, продолжался обмен негромкими вопросами и стонущими ответами. Сирены звучали гораздо ближе.

— Алло, Хейл слушает, — неожиданно рявкнул голос в телефонной трубке. Совсем не похоже на сдержанного, воспитанного человека, с которым она разговаривала недавно. — Это вы, мисс Макклендон?

— Да…

— С вами все в порядке? — Все еще лающим тоном, и она невольно припомнила всех тех копов, которые за четырнадцать лет перебывали в их гостиной, наполняя ее вонью своих носков. В его голосе явственно ощущалось нетерпение, нежелание ждать, пока она сама сообщит нужную ему информацию; нет, он расстроен и вынужден танцевать у ее ног, тявкая, как терьер.

«Одно слово, мужчина», — подумала она, закатывая глаза.

— Да. — Она говорила медленно, как воспитатель детсадовской группы на площадке для игр, пытающийся успокоить зашедшегося в плаче ребенка. — Да, со мной все в порядке. Как и с Биллом — мистером Штайнером. С нами все в порядке.

— Это ваш муж? — Если бы голос повысился на тон или даже полтона, его можно было бы назвать паническим криком. Бык, мечущийся в чистом поле в поисках красной тряпки, вызвавшей его ярость. — Это Дэниэлс?

— Да. Но он исчез. — Она помолчала, потом добавила: — И я не знаю куда.

«Но, надеюсь, там, куда он попал, очень жарко, и система кондиционеров не работает».

— Мы найдем его, — заверил ее Хейл. — Обещаю, мисс Макклендон — мы найдем его.

— Удачи вам, лейтенант, — мягко произнесла она, поворачиваясь к открытой дверце шкафа. Она осторожно прикоснулась к левой руке чуть выше локтя, где еще чувствовалось ослабевающее тепло от браслета. — Простите, мне некогда разговаривать с вами. Норман ранил соседа, живущего этажом выше, и я хочу посмотреть, не нужна ли моя помощь. Вы приедете?

— Черт возьми, вы в этом сомневаетесь?

— Тогда увидимся здесь. До свидания. — Она положила трубку, не давая ему времени ответить.

Дверь распахнулась, в комнату вошел Билл, и в этот момент за его спиной в коридоре загорелся свет. Он удивленно огляделся.

— Должно быть, предохранитель… Значит, Норман успел побывать в подвале. Но если он собирался…

Не договорив, он поперхнулся, и его схватил приступ сильного кашля. Он согнулся, скривившись от боли, прижимая ладони к распухшей шее, покрытой пятнами синяков.

— Держи. — Она протянула ему бутылку пепси. — Выпей. Только что из холодильника, но, надеюсь, ты не простудишься.

Билл взял бутылку, сделал несколько глотков, затем отнял бутылку от губ и озадаченно посмотрел на нее. — Странный какой-то вкус, — заметил он.

— Наверное, из-за того, что твое горло распухло. Возможно, не обошлось без кровотечения, и поэтому вкус кажется тебе странным. Пей, пей до дна. От твоего кашля у меня сердце болит.

Он осушил бутылку, поставил ее на кофейный столик, а когда посмотрел на нее, Рози увидела в его глазах пустоту, которая испугала ее.

— Билл? Билл, что случилось? Тебе плохо?

Пустота не исчезала еще секунду-другую, затем он рассмеялся и покачал головой.

— Ты не поверишь. Сказывается напряженность дня, пожалуй. Я…

— Что? Не поверю во что?

— Пару секунд я не мог вспомнить, кто ты такая, — признался он. — Я не мог вспомнить твое имя. Но еще забавнее, что я не мог вспомнить, как зовут меня.

Она засмеялась и шагнула к нему. На лестнице раздался торопливый топот нескольких человек — по всей видимости, прибыла бригада скорой помощи, — но она не обратила на них внимания. Она обняла его и прижалась как можно крепче.

— Меня зовут Рози. — сказала она. — Я Рози. Рози… настоящая.

— Точно, — кивнул он, целуя ее в висок. — Рози, Рози, Рози, Рози, Рози.

Она закрыла глаза, прижалась лицом к его плечу и в темноте под опущенными веками увидела ужасную пасть чудовищного паука и блестящие глаза лисицы, глаза, слишком неподвижные, чтобы по ним можно было определить, безумен ли смотрящий или пребывает в здравом рассудке. Она увидела все это и поняла, что образы будут преследовать ее долгое, очень долгое время. А в голове тяжелым колокольным эхом зазвенели два слова:

«Я плачу».

Лейтенант Хейл закурил, не удосужившись даже спросить позволения, закинул ногу за ногу и посмотрел на Рози Макклендон и Билла Штайнера — двух человек, страдающих от классического приступа любовной лихорадки; каждый раз, когда их взгляды встречались, Хейл буквально видел, как в их зрачках вспыхивало: «ПЕРЕГРУЗКА». Одного этого хватило бы, чтобы вызвать у него подозрение — не сами ли они расправились с поднявшим такую суматоху Норманом? Но он прекрасно осознавал всю беспочвенность собственных подозрений. Кто угодно, только не они. Не из тех они людей, говоря откровенно.

Он перетащил стул из кухни и теперь сидел на нем верхом, опираясь подбородком на руку, которую положил на спинку. Рози и Билл уместились на диванчике, воображавшем себя настоящей софой. С момента первого звонка Рози прошло чуть больше часа. Стонущего соседа с верхнего этажа отправили на машине скорой помощи в истсайдскую больницу с раной, которую один из прибывших санитаров описал следующим образом: «Неглубокая царапина со значительными претензиями».

Так что суматоха к этому времени поулеглась. И это Хейлу нравилось. Только одно могло улучшить его настроение еще больше — узнать, где в данный момент находится Норман Дэниэлс, из-за которого все заварилось.

— Один из присутствующих здесь инструментов плохо настроен, — изрек Хейл. — и портит звучание целого оркестра.

Рози и Билл переглянулись. Хейл заметил откровенное непонимание в глазах Билла: что касается Рози, ее взгляд вызывал некоторые сомнения. Что-то в нем мелькало, но что именно, он никак не мог определить. Что-то, о чем она предпочитает умалчивать.

Он медленно перелистал блокнот, просматривая сделанные записи — не спеша, желая заставить их волноваться. Но ни он, ни она не проявляли ни малейших признаков нервозности. Хейла удивила способность Рози сохранять такое спокойствие — если, конечно, его убежденность в том, что она что-то скрывает, верна, — но он, видимо, с самого начала забыл одну важную деталь или не придал ей значения. Несмотря на то, что Рози ни разу не присутствовала на настоящем допросе подозреваемого, ей довелось выслушать тысячу отчетов и стать свидетелем множества оживленных обсуждений, когда молча подносила гостям мужа напитки или меняла наполненные пепельницы. Так что его методы для нее не новы.

— Ну хорошо, — проговорил Хейл, убедившись, что никто из них не намеревается дать ему хотя бы маленькую зацепку. — Итак, в наших рассуждениях мы достигли следующей точки. Норман появляется здесь. Норману каким-то образом удается убить Элвина Демерса и Ли Бабкока. Труп Бабкока он устраивает на пассажирском сиденье, Демерс оказывается в багажнике, Норман разбивает лампочку в вестибюле, затем спускается в подвал и выводит из строя предохранители, судя по всему, наугад, хотя все они четко помечены на схеме на внутренней стороне дверцы распределительной коробки. Почему? Мы можем только догадываться. Мотивы поступков сумасшедшего нам неизвестны. Затем он возвращается к полицейской машине и исполняет роль одного из патрульных. Когда вы приходите домой, он бросается за вами вдогонку — пытается выпустить кишки из мистера Штайнера, мчится за вами вверх по лестнице, открывает пальбу по мистеру Брискоу, пожелавшему принять участие в потехе, потом взламывает дверь. Пока все правильно, так?

— Да, наверное, — пожала плечами Рози. — Все происходило так быстро… но, думаю, вы верно излагаете события.

— Затем следует часть, которая не вмещается у меня в голове. Вы вдвоем прячетесь в шкафу…

— Да.

— …Норман врывается в комнату, как Фредди Джейсон или как там зовут этого героя фильма ужасов…