Идея принадлежала матери.

— Ты у меня красавица, Пенни, но ты здесь новенькая, — сказала она сразу по приезде в Коулфилд, где они поселились после развода с отцом Пенни. — Да и фигурка у тебя как раз для чирлидерши.

Пенни отлично понимала, что хочет сказать мать: она слишком замкнутая, слишком робкая, и если не станет активнее, то никогда не найдет друзей.

Они сидели на полу в их новом двухквартирном доме в дальнем пригороде, окруженные нераспакованными коробками. Покончив с ужином — апельсины и бутерброды, — мать занялась составлением списка причин, по которым Пенни непременно нужно вступить в команду. Перед каждым пунктом она поднимала глаза от бумаги и секунд пятнадцать внимательно вглядывалась в дочь.

Итак, Пенни хорошенькая, это не подлежит сомнению. Блестящие светлые волосы, пожалуй, слишком кудрявые. Яркие зеленые глаза, россыпь веснушек, которые ее совсем не портят. Спортивная фигура — как-никак, пять лет занятий гимнастикой. Да, она новенькая, но и это плюс — она же не хочет на новом месте прослыть заносчивой воображалой? Пенни нужны подруги, а лучший способ их завести — стать своей среди самых популярных девчонок в школе.

— Пообещай, что ты хотя бы попробуешь, — сказала мать.

Пенни прочла список, и он окончательно смутил ее. Словно недостаточно настойчивого внимания, которым окружила ее мать! Словно все время боялась, что ее погруженная в себя дочка попадет в неловкое положение.

— Ладно, попробую, — вздохнула Пенни и смяла листок, решив не говорить матери — разве это не очевидно? — что меньше всего на свете ей хочется быть чирлидершей.

Пенни стала чирлидершей. Три недели футбольного сезона и весенний баскетбольный чемпионат. Она не завела новых друзей, а единственной отдушины — возможности затеряться в толпе — лишилась. В день игры приходилось целый день носить форму чирлидерш, и Пенни то и дело одергивала юбочку, на пару сантиметров короче, чем ей хотелось.

И даже в остальные дни она должна была сидеть за специальным столиком чирлидерш у автоматов с газировкой. Чтобы не участвовать в разговорах, Пенни долго и тщательно пережевывала пищу. Не то чтобы остальные девочки, знавшие друг друга с начальной школы и выросшие в одном пригороде, донимали ее расспросами. Совсем наоборот. Пенни изо всех сил старалась не высовываться, но чувствовала, что все равно раздражает их.

Однажды, когда Мишель Рейни отпустила шутку, которой Пенни не поняла, но рассмеялась вместе с остальными, Мишель недовольно посмотрела на нее и спросила:

— А ты чего смеешься? Тебя там не было.

Пенни опустила глаза на свой почти пустой поднос и принялась грызть стебель сельдерея, а Мишель пожала плечами и продолжила.

Пенни сердилась на мать, но чаще — на себя. Сердилась за то, что на миг вообразила, будто изменится сама, и мир вокруг станет более приветливым и щедрым. Но все осталось по-прежнему, и, выходя на площадку, Пенни с каждым выдохом бормотала проклятия.

После репетиций Пенни возвращалась домой вместе с Бейкерами — чернокожей парой, школьными уборщиками, жившими через стенку.

Мать работала в больнице до половины одиннадцатого, иногда позже. Стремясь утвердиться на новом месте, она вкалывала по шестьдесят часов в неделю, беря дежурства, от которых отказывались другие медсестры. Их расписания не совпадали — когда одна возвращалась домой, другая уходила. Пенни стеснялась, что ей приходится ждать, пока Бейкеры закончат уборку. В начале года некоторые девочки предлагали подвезти ее, но Пенни всегда отказывалась: от одной мысли, что всю дорогу придется поддерживать разговор, холодело внутри. Скоро от Пенни отстали.

Приоткрыв окна, Бейкеры курили под бормотание госпелов, доносящееся из динамиков. Пенни откидывала голову назад и закрывала глаза. Ей нравилось, как пахло в машине: смесью чистящих средств и ментоловых сигарет. Нравилось и то, что Бейкеры не лезут ей в душу. Пенни вполне хватало их болтовни — Бейкеры сплетничали об учителях, обсуждали записки, которые нашли в корзинах для мусора.

Когда подъехали к дому, миссис Бейкер локтем толкнула Пенни и показала на дом напротив.

— Знаешь того парня?

На ступеньках сидел мальчишка лет десяти-одиннадцати, из-за роста и долговязого телосложения казавшийся старше своих лет. Он щелчком вытряхивал спичку из пластикового коробка, чиркал серой и, действуя одним запястьем, отшвыривал в сторону. Заметив взгляд Пенни, он зажал спичку между большим и указательным пальцем и уставился на нее. У мальчишки были курчавые светлые волосы и странное, непропорционально скроенное лицо: пухлые щеки, зубастый рот, узкие глазки, изящные уши и скошенный подбородок. Мальчишка был бос, воротничок рубашки истрепался, а пятки покраснели от глины. Он напоминал Пенни какой-то мультяшный персонаж.

— Первый раз вижу, — ответила она.

— Мальчишка с тебя всю неделю глаз не сводит, — усмехнулась миссис Бейкер. — А ты, выходит, его знать не знаешь?

Пенни покачала головой. Спичка между пальцами еще горела, угрожая опалить кожу.

— Ну да, глаз не сводит, — продолжала миссис Бейкер. — Он слегка чокнутый. В школу не ходит. Год назад построил летательный аппарат навроде рюкзака с крыльями да и сиганул прямо с крыши. Пролетел два этажа. Удивляюсь, как еще шею не сломал. Сама я не видела, а вот Джефри там был, верно, Джефри?

Пламя пропало, мальчишка сунул пальцы в рот и улыбнулся.

Мистер Бейкер затушил сигарету и задумался, словно решал, случилась та история на самом деле или ему привиделось.

— Пролетел шесть-семь футов, перевернулся, стукнулся о крышу соседнего дома и приземлился прямо на задницу. Подпрыгнул, огляделся и был таков. Лучше б я в ту минуту отвернулся! Если начнет приставать, Пенни, скажи мне, я с ним разберусь.

— Да и я его первый раз вижу, — обиделась Пенни.

— Вот и славно, — сказала миссис Бейкер.

Сидя за уроками, Пенни не могла удержаться и время от времени подходила к окну, выглядывая на улицу сквозь пластинки жалюзи, но мальчишка ушел. Покончив с уроками, Пенни достала с верхней полки шкафа коробку, в которой лежала заготовка для пластмассовой модели «понтиака» шестьдесят пятого года в одну двадцать пятую размера, и аккуратно поставила коробку на пол. Застелила стол вощёной бумагой, достала крохотную кисточку и клей и только потом открыла коробку. Вынув все запчасти, она принялась внимательно изучать инструкцию, пока в голове не сложилась полная картина. Остаток вечера Пенни аккуратно отсоединяла детали от основы и склеивала их, с восторгом наблюдая, как под ее руками, словно из ничего, рождается автомобиль.

Несколько лет назад Пенни подсела на собирание моделей. Готовые изделия ее не трогали, Пенни занимал процесс. Закончив очередную машинку, она несколько недель держала ее на письменном столе, пока воспоминания о сборке не тускнели. Тогда она просто выбрасывала модель в мусорное ведро и принималась за новую. Модели стоили прилично — пятнадцать долларов за набор, иногда дороже, — и Пенни приходилось экономить. Двадцать долларов в неделю присылал отец плюс собственные сбережения (в Кингстоне Пенни подрабатывала няней), но приходилось тратиться на одежду, да и чирлидерство обходилось недешево. Каждую неделю Пенни откладывала деньги и, сэкономив нужную сумму, садилась на велосипед и катила в магазинчик на Таун-сквер, где покупала приглянувшуюся модель: «форд-фаэтон» тридцать второго года или «плимут-дастер» семьдесят первого.

Пенни собрала несколько самолетов и фигурку доктора Маккоя из «Стар трека», но ничто не могло сравниться с автомобилями, с их четкими линиями и сиянием хрома.

— У меня настоящий «шеви-импала» шестьдесят второго года, могу показать, — сказал ей как-то владелец магазинчика.

Пенни, запинаясь, объяснила, что сами машины ее не занимают, только их модели.

— Модели — это здорово, — согласился владелец, — но ничто не сравнится с настоящим автомобилем.