Раздался дружный взрыв смеха, и все наперебой начали рассказывать Хелен о необычных кушаньях. Некоторые по ее просьбе записывали свои рецепты на клочках бумаги. При этом они громко смеялись, заглядывая друг другу через плечо и потешаясь над чужими орфографическими ошибками.

Вскоре по тарелкам разложили картофель, запеченный на углях в фольге с чесноком и маслом, ломтики пряной и острой колбасы, помидоры и нечто вроде омлета.

Попробовав все это, Хелен искренне восхитилась.

— Я не ела ничего подобного даже на приемах у известных гурманов! — воскликнула она.

Всем понравилось это замечание, да и сама Хелен, по-видимому, тоже. Во всяком случае, когда трапеза подошла к концу, Джой, тягуче растягивая слова, посоветовал Фреду:

— На твоем месте, приятель, я бы стреножил эту дамочку. Смотри, не упусти момент. А не то хватишься — пора запрягать, а ее и след простыл!

Хелен обмерла, но Фред, взяв ее за руку, непринужденно заметил:

— Видишь, как тут говорят о норовистых лошадках? Эти люди сразу поняли, что тебя никто никогда в жизни не стреножил.

— Вот именно, дружище, вот именно, — закивал Джой. — И потом знаешь, ведь это я, пропащий человек, предпочитаю жить в одиночку. А тебе никогда не стать настоящим холостяком.

— Так ты, оказывается, мечтал стать холостяком? — шепнула Хелен Фреду, когда они отошли в сторону.

На обратном пути им пришлось обходить огромный и шумный шатер, где был устроен боксерский ринг.

— Бокс тоже давно стал здесь традиционным развлечением, — сообщил Фред. — Но, знаешь, как проходят состязания?

— Расскажи мне об этом… — заинтересовалась Хелен.

— Каждый зритель ставит на кого-нибудь из местных боксеров, который потом участвует в шоу. Это бывает весьма забавно.

Она пожала плечами.

— Вообще-то я не слишком люблю силовые виды спорта… Кстати, Фред, ты так и не ответил на мой вопрос.

Они остановились у трассы, где проходили скачки, и Фред облокотился о перила ограждения.

Здесь почти не было растительности, но рядом с финишной прямой зеленел заботливо засеянный зеленой травкой газон. Теперь, под лунным светом, она казалась прохладной от выпавшей росы.

— Твой вопрос… — задумчиво повторил Фред. — Мечтал ли я стать холостяком? Да нет, пожалуй… Впрочем, теперь стоит обдумать эту перспективу снова.

— Ты ведешь такой образ жизни, что, скорее всего, этим и кончится.

— Я как-то говорил тебе, что гонки — не единственное мое хобби, — напомнил он, имея в виду разговор во время их первого совместного ланча.

— Конечно, но я ни разу не видела реального подтверждения твоих слов. Даже не знала, к примеру, что ты нередко проводил время здесь…

— Эти места знакомы мне с детства. Тогда мы с отцом мечтали забросить на грузовик все наши пожитки, уехать куда-нибудь и заниматься только геологической разведкой, но потом его бизнес пошел в гору, и на удовлетворение изыскательской страсти просто не оставалось времени. Да и у меня к тому времени появились другие увлечения.

Хелен молчала, пытаясь представить Фреда ребенком.

— Конечно, это не только азарт поиска, — продолжал он. — Это магия пустынных мест, сильных людей, больших расстояний, фольклора — словом, всего этого. — И он выразительным жестом обвел окрестности.

Хелен с оттенком безнадежности проговорила:

— Я не раз пыталась расспрашивать тебя о твоих увлечениях, но ты всегда уходил от ответа, и мне трудно было поверить в реальность всего этого.

Фред посмотрел ввысь, на звезды, и снова оперся о перила.

— Знаешь, есть в жизни мужчины такое, чего женщина не способна понять. Гонки на машинах и катерах — это не только жажда абсолютной скорости, а еще и интерес к двигателям и прочим механизмам… а такие вещи, как слава, общественное признание — как правило, вторичны. Когда берешься за дело, тесно связанное с техникой и ее ограниченными возможностями, входишь в азарт. Ты далека от всего этого…

— Да, я никогда не задумывалась об этой стороне дела, — признала Хелен. Он поморщился.

— С боксом то же самое. Для большинства мужчин это интересное зрелище, поскольку речь идет о силе, борьбе, азарте…

— Мне интересно другое, — прервала его Хелен, — почему тебе легче остаться холостяком, чем объяснить женщине свои пристрастия?

— Возможно потому, что я и себе не вполне могу это объяснить, — после некоторого размышления ответил он и, заметив, что она удивленно воззрилась на него, продолжал:

— Похоже, Клем была права насчет меня.

— Ты имеешь в виду свою секретаршу?

— Да. Она утверждает, что я думаю только о себе и слишком независим, поэтому не гожусь в мужья. Эта старая язва говорит, что выйти за меня замуж — все равно, что за междугородний телефон.

— Знаешь, я никогда не забуду, — задумчиво проговорила Хелен, — как удивленно поглядывала на меня твоя мать при первом знакомстве. Не знаю, что она при этом думала, но… — Она недоговорила.

— Да просто она слишком хорошо знает своего сына.

— Что ты имеешь в виду? — перепросила Хелен.

— Любящему материнскому сердцу нетрудно было понять, что ты слишком замкнута, а я, увы, мало тебя знаю.

— Но послушай… — Хелен задохнулась и едва перевела дыхание. — Ведь не из-за этого же ты склонен стать холостяком? Должны быть иные причины.

— В моей судьбе не было ничего темного и мрачного, никаких трагических и роковых событий, которые привели бы меня к мысли отказаться от семейной жизни. Видимо, Клем права, разгадка кроется в моем характере.

— Что ж, тогда хорошо, что мы вовремя расстались.

Фред обнял ее одной рукой и поцеловал в макушку.

— Дорогая, ты всегда была слишком добра ко мне. Задумайся об этом. Ты хотела стать хорошей женой…

Слезы подступили к ее глазам.

— Неужели все в прошлом? — почти неслышно проговорила она, не заботясь о том, слышит ли он ее. — Если так, то к чему весь этот разговор прошлой ночью?

Он слегка улыбнулся.

— Видимо, во мне говорило обычное мужское самолюбие.

— Но ведь…

— Элли, ты понимаешь все гораздо лучше меня, — нежно произнес Фред и бережно стер слезы с ее щек. — Кстати, я давно хотел спросить, что ты сделала с подвенечным платьем?

Хелен вздохнула, подумав, что нет ничего убийственнее тщетной надежды.

— Ничего, — хрипло ответила она. — Оно все еще висит в шкафу в доме моей матери. А вот свадебный пирог я разрезала и отослала в детскую больницу.

— Надеюсь, это тебя утешило? — с улыбкой спросил Фред.

— Знаешь, Фред… — Она умолкла.

— Продолжай, — потребовал он.

— Ты вчера с упреком говорил, что я не особенно переживаю наш разрыв. Но ведь то же самое можно сказать и о тебе.

— Если ты намекаешь на Флер… — начал он.

— Что тут намекать, если все и так очевидно, — с горечью усмехнулась Хелен.

— Но у нас с ней разные комнаты, — защищался Фред.

— Да, Дженнет говорила мне, что всем гостям, не состоящим в браке, предоставляет отдельные комнаты. Но глупо было бы думать, что она следит за тем, что происходит дальше.

— Скажи, ты и вправду можешь представить меня крадущимся вдоль галереи под прикрытием ночной тьмы? — удивился Фред.

— Нет, зато Флер вообразить в этой ситуации совсем не трудно, — парировала она.

— У тебя слишком богатое воображение, — пробормотал он.

Хелен прищурилась.

— И все же скажи, ты ни о чем не жалеешь?

— Почему же? Жалею, — мрачно ответил он. — Но что это меняет? Ничего. Меня, во всяком случае, не изменить, а значит…

Слезы градом полились по ее щекам.

— Сама не пойму, хуже ли это для меня или лучше.

Фред склонил голову и легонько поцеловал ее в губы.

— Не плачь. Если не Люк, найдется еще кто-нибудь, достойный такой замечательной женщины, как ты. Да и чем плох Люк? В конце концов, ты вполне… — Он выдержал паузу, размышляя, и закончил: — Можешь стать ему хорошей женой.

— Он для меня все равно как младший брат! — воскликнула Хелен.

— Допускаю, Элли, ты ведь любишь детей. Стоило посмотреть, как ты учила его танцевать. Бедняга не знал даже, как правильно переставлять ноги… Но все дело в том, что мне хорошо с моторами и минералами, с бизнесом и фондовой биржей. А на общение с детьми у меня просто не хватит терпения.