Этим утром Хелен надела абрикосовое платье свободного покроя с квадратным вырезом. Оно не только свободно ниспадало с плеч, но было сшито из индийской тисненой ткани и скрывало очертания тела. Майкл поднял взгляд и увидел в ее глазах крошечные золотые искорки, подсказавшие ему, что на сей раз верх одержала она. И что она не только об этом знает, но и весьма забавляется.
То, что последовало дальше, удивило его еще больше.
Хелен высвободилась из его рук и посмотрела на него спокойно и серьезно, затем обхватила его лицо руками и пробормотала:
— Майкл Чесмен, для игры нужны двое.
— Несомненно, — согласился он и внезапно почувствовал себя завороженным влажным блеском ее губ, сиянием чистых ароматных волос, изящным изгибом шеи.
Хелен положила ладони ему на грудь и придвинулась ближе. Его руки сами собой обвились вокруг нее, а она неожиданно крепко прижалась к нему. Майкл резко втянул в себя воздух, пораженный немедленным откликом собственного тела. Она улыбнулась, потом приподнялась на цыпочках и прильнула к его губам, но едва он подался вперед, как она тут же выскользнула из его объятий.
— Хелен, — пробормотал он хрипло, — к чему все это?
Она слегка пожала плечами.
— Чтобы вам было над чем поразмыслить.
— Поразмыслить? — повторил он.
— Да. Вы советовали мне это неоднократно, а я уверена, что каждому время от времени не мешает слегка пошевелить мозгами. — Она серьезно взглянула на него. — Например, вам кажется, что вы знаете обо мне много… Но известно ли вам что-нибудь на самом деле?
Она повернулась и вышла из гостиной.
7
В доме начались перемены.
Майкл и Клаус начали строить будку для собаки.
По рекомендации Кейт пригласили домработницу. Ею оказалась энергичная женщина пятидесяти лет, она пришла, вооруженная списком моющих средств, которыми привыкла пользоваться. В конце первого дня Хелен, несмотря на сияющие полы и пустую корзину, обычно переполненную бельем, вся изнервничалась — присутствие постороннего человека в доме утомляло.
— Что случилось? — Майкл, направлявшийся к гаражу, рядом с которым полным ходом шло сооружение будки, задержался в кухонных дверях. В одной руке он держал пилу, в другой — металлическую рулетку, позаимствованную у Хелен. Она сидела за кухонным столом в глубоком раздумье.
— Ничего особенного…
— Вас, кажется, вовсе не радует, что дом сверкает чистотой, — заметил он.
— Мне немного не по себе.
— Может, вам лучше уходить из дома на то время, пока миссис Николсон будет наводить чистоту? Наверное, у вас такое чувство, что вы мешаетесь у нее под ногами.
— Да, — вздохнула Хелен. — И на кухне она разложила все по-своему. И еще я поняла, что отдавать распоряжения — не моя стихия.
— Как следует вести себя с домработницей? Все очень просто, — заявил он. — Держитесь дружелюбно, время от времени приглашайте ее выпить чашечку чая, но свои пожелания излагайте четко. Это надежный путь к взаимному удовлетворению.
— Откуда такие познания? — спросила Хелен.
— Когда приходится руководить людьми, то все равно — лаборанты это, практиканты или домработницы. Дружелюбие плюс твердость — вот правильный девиз. — Майкл с сокрушенным видом взглянул на инструмент, который держал в руках. — Но собачьи будки — это определенно не по моей части.
— Зачем вы тогда все это затеяли?
На лице Майкла отразилась досада.
— Я решил, что проблем не будет.
— Вам требуется помощь?
— Нет. Благодарю, но нет, — с достоинством ответил Майкл. — Последнее время мою гордость то и дело задевают, поэтому я твердо намерен преуспеть здесь.
— Задевают гордость?
— Вы понимаете, что я имею в виду, — сказал он негромко.
Оставшись одна на кухне, Хелен задумалась. Неужели она и правда дала Майклу пищу для размышлений? И каков будет его следующий шаг?
Следующее, что сделал Майкл, — ударил вместо гвоздя по собственному пальцу, что сопровождалось воплем и потоком весьма эмоциональных выражений. Когда суматоха улеглась, пришлось вести его в больницу на рентген. К счастью, обошлось без перелома, но палец пострадал достаточно серьезно, пришлось забинтовать всю кисть и наложить шину.
Когда они вернулись домой, Хелен сказала:
— Я считала, врачам свойственна ловкость рук.
Он угрюмо взглянул на нее поверх чашки с чаем.
— Хирургам может быть. У меня другая специальность.
— Разве не все врачи учатся оперировать?
— Есть немалая разница между построением собачьей будки и оперативной помощью больному.
— Да ладно, мам! — примирительно сказал Клаус и повернулся к Майклу. — Нельзя же уметь все на свете. У отца Марта как раз есть набор всевозможных инструментов, он поможет закончить будку. Я что-то устал, пойду, пожалуй, спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — откликнулись Майкл и Хелен.
— Он прав, — сказала Хелен рассудительно. — Все уметь нельзя.
— Черт! Только не начинайте утешать меня.
Хелен откинулась на стуле.
— Хорошо, больше я не скажу ни слова.
Майкл мрачно смотрел, как она пьет чай, затем отодвинул от себя чашку и скрестил на груди руки.
— Я не имел в виду, чтобы вы вообще перестали со мной разговаривать.
— О чем вы желали бы поговорить?
Он раздраженно посмотрел на свою руку в лубке.
— По правде сказать, у меня нет настроения вести беседу. Мне хотелось бы чего-то совсем в ином роде.
— Например? — необдуманно спросила она.
— Чтобы кто-нибудь уложил меня в постель и баюкал в своих объятиях, пока я не усну. Иными словами, я нуждаюсь в нежной заботе.
Некоторое время Хелен была весьма близка к тому, чтобы поддаться искушению. Разогнать поцелуями его меланхолию, пойти по пути бездумного наслаждения — каким это было бы счастьем. Почувствовать, что нужна ему по-настоящему… Но нет, лучше не мечтай, одернула она себя и встала.
— Майкл, в больнице меня снабдили легким снотворным, на случай, если вам не удастся заснуть.
В его глазах промелькнуло несколько разнообразных эмоций.
— Хелен, чтобы заснуть, мне понадобится нечто гораздо более сильнодействующее, чем легкое снотворное.
— Лучше не думайте об этом. Спокойной ночи, — сказала она.
Майкл тоже поднялся.
— Прежде чем вы уйдете, Хелен… — Он обнял ее здоровой рукой за талию, привлек к себе с неожиданной силой и произнес в ответ на ее удивленный взгляд: — Думаю, стоит продемонстрировать вам, на что я способен даже с одной рукой.
Он наклонился и принялся целовать ее с таким напором, что стало ясно — никакие протесты в расчет не примет. Умудрившись обнять ее пострадавшей рукой за плечи, он целовал Хелен до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание. Затем наконец отпустил.
— Вот. Возьмите это с собой в постель, Хельга Лансбери.
Хелен облизала пылающие губы и приложила ладонь к сердцу, пытаясь успокоить его, тогда как ее тело пылало, охваченное чувственным восторгом, которому суждено было пропасть впустую. Она была уверена, что ненавидит его в эту минуту.
— Что это за детский способ потешить свое самолюбие? — Ее глаза горели мрачным огнем.
— Самолюбие? Возможно, — процедил он. — Но если вы не способны утешить мужчину, вам вообще не стоит с ними связываться.
— Если бы не ваша раненая рука… — выговорила она сквозь зубы.
Но тут он поднес ее руку к губам и поцеловал.
— Идите спать, Хелен.
Хелен отправилась в кровать, но мыслимо ли было заснуть? Сначала в ней долго клокотало возмущение. Мужчина, способный поцеловать женщину вопреки ее воле из-за того, что задета его гордость… Но разве она оскорбила его? Ее замечание о врачах не могло уязвить его до такой степени. И этот мужчина еще упрекал ее, что она делает из мухи слона!
Постепенно негодование сменилось замешательством, а затем горькими слезами. Хелен почувствовала себя такой одинокой, такой несчастной…