— Так, значит, она возвращается к тебе из-за еды, — сделала вывод Нора.

Сейджи пожал плечами.

— Еда, да еще привычка. Многие считают, что птицы враждебно относятся к людям. Мне же кажется, что с ними можно установить контакт… но при условии, что они знают, кто главный.

Настал черед гостей. Кое-кто хотел подержать птиц на своей руке, отпустить их и поманить назад лакомыми кусочками. Нора не очень-то верила в свою способность совладать с птицей и отказалась. Она забралась по ступенькам на террасу, чтобы оттуда спокойно наблюдать за происходящим. К ее неудовольствию, Тамао тут же появилась рядом. Она начала с погоды и затем перешла к пикантным сплетням о своем родственнике, с которым приехала.

Вскоре девушка заговорила о предмете, который на самом деле интересовал ее.

— Я знаю, что задавать такие вопросы не принято, но… правда, что твоя свадьба была заключена по расчету? — спросила Тамао на правильном английском, хотя и с сильным акцентом.

Нора не собиралась обсуждать подобные темы с незнакомым человеком.

— Не понимаю, о чем ты.

Но от собеседницы не так-то просто было отделаться.

— Ходят слухи, что свадьба стала платой за сохранение сети магазинов, принадлежащих твоей семье.

— Пусть себе ходят. Просто Сейджи сделал мне предложение, а я согласилась.

— Уверена, Харуко Наканиши интересно будет узнать об этом. — Тамао недобро усмехнулась. — Тебе известно, что перед тем, как выйти замуж за Каваи, она была любовницей Сейджи?

У Норы засосало под ложечкой, когда она представила Сейджи и Харуко вместе. Но она и виду не подала.

— Ну а ты? — спросила она невозмутимо; казалось, ничто не могло выбить ее из колеи. — Ты тоже была его любовницей?

Тамао стоило усилий скрыть свое удивление такой прямотой. Она кивнула с печальной улыбкой.

— Была, до Харуко.

В эту самую неловкую минуту появился Сейджи. Он спросил у Норы, не желает ли она все-таки попробовать запустить птицу в небо.

— Не будет никакой крови и вывернутых кишок, этих атрибутов настоящей охоты, если ты того не хочешь, — убеждал он ее.

Нора решила не показывать своей осведомленности о его прошлом. Ей также не хотелось оставаться наедине с Тамао и продолжать эту затянувшуюся беседу. Так что она согласилась. К ее удивлению, маленький воробьиный ястреб был послушен.

Теперь я понимаю принципы Сейджи, думала Нора, когда запускала ястреба, который потом возвращался к ней и заглатывал кусочки говядины. Он приручает меня так же, как своих птиц. Она не представляла, как сможет остаться в Японии навсегда, но жить дома, в Америке, без Сейджи тоже не сможет. И окончание года их совместной жизни ничего, кроме боли, не принесет.

Нора покосилась на Сейджи. У него был явно довольный вид. Наверное, гордится тем, как мужчины с должным почтением восхищаются ею. Видимо, ее готовность укротить хищную птицу и те несколько японских фраз, что она знала, произвели на них впечатление.

К вечеру все собрались на веранде отдохнуть. Сидели, потягивая пиво «Саппоро». Сейджи был неизменно внимателен к Норе, и она успокоилась. Твое замужество началось не с любви, хотя и могло бы, сказала себе Нора, в то время как Сейджи произносил тост за дружбу. Его развлечения с Харуко и Тамао — в прошлом. Будь все по-другому, Тамао с радостью просветила бы ее.

Для любования луной было еще слишком светло. Поэтому они сели за легкий ужин, приготовленный из местных деликатесов. Кое-что принесла женщина, жившая поблизости. Харуми приготовил поднос с нежной горной зеленью, рыбой из речушки неподалеку и тонких ломтиков овощей, погруженных во взбитое тесто и обжаренных в масле. Получилось очень вкусно.

Дом Сейджи не мог вместить всех гостей на ночь. Поэтому, к радости Норы, чета Наканиши, а также Тамао со своим спутником уехали. До Киото было неблизко, и им пришлось выехать до появления луны, чтобы вернуться домой не очень поздно.

Когда бывшие любовницы скрылись из глаз, Нора вздохнула с облегчением. Вскоре они с Сейджи останутся наедине, мечтательно подумала она.

Наконец луна взошла полностью, отражаясь в водоеме. Все переоделись в кимоно, вынесли подушечки и уселись вокруг пруда. Харуми принес сакэ и разлил его в маленькие пиалы. Где-то заухала сова. Хотя воздух был прохладным, с болота доносился стрекот насекомых, словно напоминая о наступающем ненастье осени и уходящих щедротах лета.

Некоторое время все молчали. Луна плыла в собственном блеске, оставляя серебристую дорожку над прудом.

Сейджи попросил Масамицу Ирияму, самого старшего из них, начинать. Седеющий, в очках, японец почтительно склонил голову. Он выбрал стихотворение японского поэта Басё. В классическом трехстишии тонко сопоставлялись две такие несоединимые вещи, как сияние осенней луны и червь, прогрызающий ход в белесом плоде каштана.

Последовало продолжительное молчание. Очевидно, каждый размышлял о луне и прочитанном трехстишии. Затем декламировала художница Кунико, жена Масамицу. Она выбрала стихотворение Иссы, в котором говорилось об улитке в лунном свете.

Потом выступил последний гость, Тору Танизаки, молодой одаренный архитектор, по чьему плану будет возводиться здание для компании Сейджи в Дании. Он продекламировал трехстишие Бусона о цветущей сливе, что в лунном свете походит на голое, запорошенное снегом дерево.

Нора день за днем совершенствовалась в языке, но не могла еще уловить все оттенки и понять смысл. И всякий раз Сейджи вполголоса переводил ей.

В простых трехстишиях отражались горечь и сладость понимания того, что красота природы непостижима и преходяща. Эти трехстишия напоминают мне год нашего брака, который промелькнет слишком быстро, подумала Нора, украдкой бросив взгляд в сторону Сейджи.

Сначала она думала, что те двенадцать месяцев, которые она отдала ему, будут тянуться вечно. А теперь боялась, что время пролетит слишком быстро. Не успеет она обернуться, как уже будет в Нью-Йорке. Разведенная. Снова на подиуме. С разбитым сердцем.

Я не хочу безответной любви. Но в глубине души Нора знала, что все уже произошло.

Настала очередь Сейджи, и он удивил Нору, сложив трехстишие экспромтом.

Холодом дышит луна.

Серебрится водная гладь пруда.

Старушка легко коснулась меня.

Традиция обязывала сохранить на некоторое время молчание: присутствующие должны глубоко прочувствовать стихотворение. Норе с трудом удалось дождаться, пока гости произнесут слова одобрения. Только тогда она тронула Сейджи за руку.

— Я и не догадывалась, что ты не только бизнесмен, но и поэт, — прошептала она. — Это было прекрасно. А о какой «старушке» ты говорил?

— Я вспоминал свою бабку, Юкико Брэт, — прошептал он в ответ. — Жаль, что ее нет в живых. Вы бы наверняка понравились друг другу.

Подошла очередь Норы. Она произнесла трехстишие, специально заученное для этого случая. Затем все еще раз декламировали. Прошло около часа. Наконец Нора и Сейджи встали, пожелали гостям спокойной ночи и удалились в хозяйские апартаменты.

Харуми приготовил им воду. Ванная, отделанная кафелем и кедровым деревом, наполнилась знакомыми ароматами.

— Иди ко мне, — хрипло произнес Сейджи. — Я хочу тебя с самого утра… так сильно, что весь горю. Всей ночи не хватит, чтобы потушить это пламя.

Обнявшись, супруги уснули, совсем обессилев от любовных игр. Утром Харуми деликатно постучал по деревянной планке фусума.

Гости уже встали и оделись в ожидании завтрака, сказал он им. К тому же Сейджи-сан говорил, что хочет вернуться в Киото к полудню, чтобы собрать вещи для поездки в Тайбэй.

Сейджи сел и откинул покрывало.

— Через несколько минут мы будем готовы, — сказал он по-японски.

Нора протирала глаза. Она не все поняла из их разговора. Только общий смысл, особенно про командировку.

— Когда ты улетаешь? — спросила она, не в силах скрыть разочарование.