Однако едва вошли в гостиную, как на душе у Клэр стало еще тяжелее. Навстречу им поднялись две женщины, и она уловила в потоках греческого имя Сабрина. Неужели та самая, которую София некогда прочила в жены сыну? Да, должно быть, та самая.

На год или два постарше Клэр, Сабрина являла собой воплощение типично греческой красоты. Густые, иссиня-черные локоны обрамляли безукоризненно правильный овал тонкого, породистого лица. В огромных миндалевидных глазах сияли все звезды Средиземноморья. Однако в адресованной Клэр улыбке не было ни тени тепла.

— Позвольте поздравить вас, — с сильным акцентом произнесла она по-английски.

Что почувствовал Маркос при виде нее? Клэр не знала, не могла понять. Однако ответил на поздравление он с подобающей любезностью, а потом представил женщин друг другу.

Олимпия, до сих пор державшаяся в стороне, наконец подошла поприветствовать новоиспеченную родственницу и расцеловала ее в обе щеки.

— Мы теперь сестры! — Однако злой блеск глаз выдавал ее истинные чувства.

Если Маркос и заметил настроение сестры, то не подал виду.

— Простите, что так скоро покидаем вас, — ровным голосом сказал он всем сразу. — Нам надо принять душ и переодеться с дороги.

Клэр вслед за ним вышла из гостиной. Ощущение счастья испарилось бесследно. Как же хотелось ей вернуться в уютный маленький рай их медового месяца!

— Ой, я не спросила, успели ли прибыть из дому мои вещи, — спохватилась она, поднимаясь по лестнице.

— Теперь твой дом здесь, — с неожиданной резкостью ответил Маркос. — И привыкай так думать.

Клэр бросила на мужа недоуменный взгляд. С приездом сюда он неуловимо изменился, и, если она хоть что-то смыслит в происходящем, виной этому Сабрина. Элеана говорила, что ее брат никогда не собирался жениться на прекрасной гречанке, но откуда ей было знать наверняка?

Им отвели комнаты в левом крыле дома — комнаты, по традиции принадлежащие хозяину дома и его жене. Как сказал Маркос, именно здесь поселился бы Никос с Джейн, если бы жизнь его так трагически не оборвалась. И теперь жить здесь — и продолжить род Стефанидесов! — предстояло ей, их дочери.

Занятая невеселыми мыслями Клэр рассеянно разглядывала великолепную обстановку комнаты. Ее вещи уже прибыли, но совершенно потерялись в огромном комоде. Сколько же ей придется накупить одежды, чтобы заполнить все эти пустующие ящики и полки!

Маркос скрылся в ванной, прикрыв за собой дверь. Еще вчера она не задумываясь преодолела бы эту преграду, но нынче что-то остановило ее. Неужели какая-то мимолетная встреча мужа с давней знакомой породила в ней столько сомнений? Да если бы Маркос и впрямь хотел жениться на Сабрине, то не раз успел бы сделать это еще до знакомства с ней, Клэр!

Когда через пятнадцать минут она вышла из второй ванной комнаты, Маркос был уже полностью одет.

— А почему ты не присоединилась ко мне?

— Я не была уверена, что тебе это понравится, — призналась она.

Маркос нахмурился.

— Думаешь, здесь подобные вольности неуместны?

— Да нет же! — Клэр попыталась смягчить ситуацию. — Наверное, меня смутило, что в доме вся твоя семья.

— Вряд ли кто-нибудь из них решил бы вторгнуться в нашу ванную.

— Дело в другом… — Она немного подумала и виновато развела руками. — Просто мне нужно время, чтобы привыкнуть к мысли, что я приехала сюда насовсем. — Клэр чуть-чуть поколебалась, прежде чем спросить: — А они… знают все?

Маркос пожал плечами.

— Конечно. У меня нет от домашних секретов.

— И как они это восприняли?

— Моя мать и так хорошо обеспечена, а Элеана со временем выйдет замуж, и. надеюсь, удачно.

Тон его не поощрял к дальнейшим расспросам, но Клэр все-таки не удержалась.

— А Олимпия?

— Им с Яннисом придется рассчитывать на твою доброту.

— Разве это честно? — запротестовала Клэр. — Надо как-то их обеспечить!

— Подобные решения отныне должны принимать мы вдвоем, а не один я, — напомнил Маркос. — Ведь я говорил, что у нас теперь все общее. А если я умру, все станет твоим.

Клэр вздрогнула. Никогда больше не видеть его, не обнимать, не…

— Если у меня есть право голоса, я за то, чтобы выделить Олимпии с Яннисом часть состояния, — заявила она. — Чтобы они могли жить самостоятельно и ни от кого не зависеть.

— Полагаешь, что Яннис настолько лишен гордости, что примет подобный дар? — В голосе Маркоса звенел гнев. — По-твоему, я бесчеловечный эгоист и ни разу не предлагал ему иного выбора, кроме работы на плантации? Но он — предпочитает получать честно заработанную плату. Причем, учти, достаточно высокую, чтобы при разумном ведении дел уже в самом скором будущем вновь обрести финансовую независимость, но собственным трудом.

— Прости! — воскликнула Клэр. — Я могла бы и сама догадаться.

— Нам еще предстоит многому научиться, многое узнать друг о друге. — Гнев исчез, теперь голос Маркоса звучал ровно, что пугало Клэр еще больше. — А на это, как ты совершенно справедливо заметила, понадобится время.

Он отвернулся. Клэр хотелось обнять его, прижаться щекой к плечу, но она не осмелилась. Кто знает, как бы он к этому отнесся? Маркос прав: во всем, что не касается постели, они совершенно чужие люди.

Слава Богу, когда они спустились в гостиную, Сабрины там не было! А ведь Клэр слышала, как Олимпия уговаривала ее остаться к ужину. Правда, теперь, зная то, что она знала, Клэр могла отчасти понять чувства сестры Маркоса. Трудно пережить, когда какая-то иностранка, о существовании которой ты и слыхом не слыхал, сваливается точно снег на голову и лишает наследства.

Если Элеана хоть отчасти разделяла мнение сестры, то не подавала виду. За месяц волосы у нее заметно отрасли, и она очень похорошела.

— Да я к ним уже привыкла, — беззаботно ответила девушка на комплимент Клэр. — Может, так и оставлю короткими. В жару, например, гораздо прохладнее с короткой стрижкой.

— Этак ты никогда не найдешь себе мужа, ― колко заметила Олимпия. — Главное украшение женщины — это ее волосы. При условии, разумеется, что она ими занимается.

Выпад в мою сторону, поняла Клэр, но не обиделась. Ну и пусть она не сооружает на голове сложных причесок, ее волосы и распущенные хороши. А если кому-то не нравится, что они светлые, это уж не ее проблемы.

— С таким лицом и с такой фигурой Элеана может не бояться, что ее избранник испугается короткой стрижки, — заметила она. — Там, откуда я родом, она произвела бы фурор.

— А когда мне можно будет туда поехать? — с воодушевлением поинтересовалась Элеана.

— По-моему, ты, моя милая, в своей жизни произвела фурора уже более чем достаточно, — с напускной строгостью отозвался ее брат, однако подрагивающие уголки губ выдавали его веселье. — Сочувствую тому бедолаге, которого угораздит на тебе жениться. В жизни ему покоя не знать.

— Что-то Спиро давненько к нам не заезжал, — как бы невзначай заметила Олимпия, но в ее голосе сквозило столько злобы, что Клэр захотелось влепить несносной мегере пощечину. — Надо думать, нашел себе общество поинтереснее.

Из глаз Элеаны мигом пропал блеск, но головы она не опустила.

— Спиро меня больше не интересует, — вызывающе заявила она, — так что напрасно злорадствуешь.

Олимпия процедила что-то по-гречески, явно очень ядовитое. Элеана вспыхнула, и между сестрами разгорелась бы жаркая перепалка, не положи Маркос ей конец одной энергичной фразой на том же языке. Вот кто настоящий хозяин дома, подумала Клэр, наблюдая, как Олимпия замкнулась в угрюмом молчании.

Жаль было Янниса: на него весь этот эпизод явно произвел гнетущее впечатление. Поскорей бы он и впрямь обрел прежнюю независимость. Хотя Олимпия все равно не подарок. И как это она умудрилась окрутить его?

Из всех присутствующих меньше всего внимания на стычку сестер обратила София. Казалось, ничто не могло омрачить ее торжества. Маркос, сын и наследник рода Стефанидесов, наконец женился и, надо надеяться, скоро подарит ей внука. Большего для счастья ей не требовалось.