— Все может быть.

Холли посмотрела на него и широко улыбнулась.

— Я так и думала.

Во втором отделении известная певица пела об обманутой любви. Она прекрасно исполнила несколько арий из известных опер, но Холли не растрогалась. Ее сердце больше не было разбито, и она с надеждой смотрела в будущее…

Когда она вышли на улицу, Маттео заметил:

— Сейчас только полночь. У нас есть время для небольшого ужина.

Его слова прозвучали так, как будто эта идея только что пришла ему в голову. Но Холли не удивилась, когда столик в ресторане оказался заказанным заранее.

После нескольких перемен блюд Маттео спросил:

— Может быть, вы бы хотели выпить вина?

— Я бы с удовольствием выпила шампанского. У меня есть на то причина.

Шампанское тут же принесли, и, когда они снова остались одни, Маттео спросил:

— И что мы празднуем?

— Мою свободу. Я не была уверена в ней до сегодняшнего вечера, но теперь уверена.

— Почему до сегодняшнего вечера? Холли, почему вы смеетесь? Я чего-то не понимаю?

В его голосе послышалось раздражение, как будто она задела его за живое.

— Вовсе нет, — поторопилась заверить его молодая женщина. — Просто вы впервые вывели меня в свет. Если вы не боитесь, что вас увидят со мной, значит, мне ничего не грозит.

— Вам действительно больше не о чем беспокоиться. Бруно не представляет собой проблему, поскольку он испарился. Забудьте его. Вы здесь, чтобы развлечься. Когда это было у вас в последний раз? Наверное, когда вы в последний раз видели его?

— Знаете, с Бруно было очень хорошо до поры до времени, но я с самого начала ощущала, что за моей спиной происходит что-то еще. Ну да хватит о нем. Не помню, когда я так хорошо проводила время, как сегодня. Вы открыли мне новый мир. Это была прекрасная идея. И очень практичная.

Маттео с удивлением посмотрел на нее.

— Практичная?

— Конечно. Нам надо поговорить о Лизе, а дома это трудно, потому что она всегда рядом со мной. Вы поступили разумно, устроив эту встречу вне дома.

— Понятно. Я, стало быть, разумный?

— Конечно, это неотъемлемое качество каждого хорошего судьи.

Он с иронией посмотрел на нее.

— Теперь о Лизе. Извините, но для того, чтобы общаться с ней на равных, мне надо больше знать о ее матери.

— Вы можете спросить все, что вам интересно, у самой Лизы, — резко заметил он.

— Маленькая девочка не может знать всего, даже и о себе. Я понимаю, что она пытается увидеть во мне свою мать, но рано или поздно ей придется перестать делать это. Я стараюсь действовать очень осторожно, но в каждой конкретной ситуации мне приходится полагаться на интуицию.

— У вас все прекрасно получается, — похвалил судья. — Книга, которую вы вместе читаете, когда-то принадлежала Кэрол. Она читала ее Лизе, потому что хотела, чтобы наша дочь бегло говорила по-английски.

— Мы с Лизой говорим и по-английски, и по-итальянски, и у нас обеих успехи. Иногда я думаю, что она дает мне больше, чем я ей.

— Я все больше убеждаюсь в том, что вы как раз тот человек, который нужен девочке.

— Но вы нужны ей гораздо больше, чем я.

— Ей нужна мать.

— И отец тоже, — твердо заявила Холли. — Лиза потеряла одного родителя, и сейчас ей особенно нужны ласка и внимание. Вы ее отец и на сегодняшний день — самый важный человек в ее жизни.

— Вы так говорите, как будто меня здесь нет.

— Иногда мне кажется, что вы специально пытаетесь отдалиться от дочери. Если вы хотя бы иногда обнимали ее и говорили, как ее любите, она была бы счастлива. Почему вы никогда этого не делаете?

— Откуда вы знаете? Вы же не всегда видите нас вместе.

— Значит, вы показываете свои чувства, когда меня нет поблизости?

— Нет, я сдержанный человек.

Холли вспыхнула.

— Вы требуете от восьмилетней девочки лишь послушания. Но она должна быть уверена в вашей любви все время, каждую минуту, каждую секунду. Вы нужны ей рано утром и вечером, когда она ложится спать. Обнимайте ее, улыбайтесь ей, проводите вместе больше времени. Вы же делали все это раньше, почему же сейчас это так трудно для вас? Знаю, вы обожаете ее, все говорят…

— Все? Кто это «все»? Полагаю, вы имеете в виду слуг.

Она мысленно отругала себя за нетактичность.

— Не вините их. Они не сплетничали, а старались ввести меня в курс дела, за что я им очень благодарна.

— Давайте оставим эту тему на некоторое время.

— Если бы только мы…

— Уже поздно, и вы, наверное, хотите спать, а у меня завтра трудный день. Официант!

Момент прошел. Официант вызвал такси, и вскоре они уже ехали обратно на виллу. Всю дорогу Маттео напряженно молчал.

И только когда двери виллы закрылись за ними, он тихо произнес:

— Извините.

— Я вела себя бестактно…

— Нет, это я виноват. Есть вещи, о которых мне до сих пор трудно говорить, но я не имел права вымещать на вас негативные эмоции. Хотите продолжить беседу сейчас?

Они стояли в слабо освещенном холле, и его лицо было в тени, но ей показалось, что он готов на откровенный разговор.

— Маттео, — обратилась она к нему, впервые называя его по имени. — Мне вы верите?

— Конечно, — медленно ответил он. — Вы же знаете, что верю.

Он взял ее за руку.

— Холли, если бы только…

У нее подскочило сердце, когда она услышала его голос. Маттео продолжал сжимать ее руку. Она машинально ответила на пожатие, ожидая чего-то прекрасного.

— Папа!

Они взглянули наверх и увидели сияющее лицо маленькой непоседы.

— Я думала, что вы не приедете домой.

Лиза начала с трудом спускаться по лестнице. Маттео бросился ей на помощь, и она упала в его широко раскрытые объятия.

— Почему ты не спишь в такое время? — нежно пожурил он.

— Я ждала тебя и Холли.

— Я здесь, — промолвила Холли, поднимаясь по лестнице.

— Хорошо, — кивнула девочка.

Она улеглась у отца на руках, и Холли благодарила Бога за то, что он услышал ее молитвы.

На следующее утро судья постучал в дверь Лизы и спросил:

— Ты уже встала?

Ответом был восторженный крик девочки. Когда Холли открыла дверь, Лиза протянула руки, чтобы он поднял ее и усадил в инвалидное кресло, которое сам покатил вниз. Завтрак прошел в очень теплой атмосфере, и Маттео частенько бросал взгляды на Холли, словно ища ее одобрения.

Позже в тот день он позвонил ей.

— Давайте вечером вместе поужинаем, — предложил судья. — Может быть, на этот раз у нас лучше получится.

У нее подпрыгнуло сердце от радости, и она с готовностью согласилась.

Маттео приехал за нею сам и отвез в маленький ресторан, расположенный на возвышенности, откуда открывался великолепный вид на Рим.

На этот раз они избегали говорить на опасные темы, а просто наслаждались едой и легко болтали, как люди, которым не о чем беспокоиться.

— Еще кофе? — наконец спросил он.

— Да, пожалуйста… — Холли осеклась, увидев, что он смотрит на мужчину, помахавшего ему рукой. Ею овладела тревога. — Полиция!

— Не волнуйтесь. Это Пьетро, мой бывший телохранитель.

— Телохранитель?

— Пару лет назад я председательствовал в суде по делу некоего Фортезе. Отвратительный тип, на счету которого не одно уголовное преступление. Он угрожал мне во время заседаний, поэтому некоторое время меня охраняла полиция, но потом процесс закончился, я дал ему тридцать лет, и с тех пор он томится за решеткой.

— Он угрожал убить вас? — спросила Холли. Маттео усмехнулся.

— Забудьте об этом. Такое случается сплошь и рядом. Как вы могли заметить, итальянцы очень эмоциональные люди.

Холли потягивала кофе, ощущая, как мир вокруг нее окрашивается в зловещие краски. С тех пор как она приехала в Италию, все имело привкус опасности. Это была не просто страна красивых ландшафтов и старинных памятников архитектуры, а место, где по-прежнему сверкали стилеты. Здесь страсти были неистовыми, будь то ненависть или любовь. И, что самое странное, ей было здесь хорошо. Она сама словно стала итальянкой.