Как всегда, Чезаре нашелся с ответом:

— Я это сказал, когда думал, что поймал твою сестру. А ты не Джилли. Ты часами сидела с бабушкой, читала ей, развлекала, приносила ей цветы, не давая задумываться о своих болячках. Я не желаю, чтобы кто-нибудь работал на моих родных бесплатно. Лучше иди в душ и надень что-нибудь из этих вещей.

Чезаре отвернулся. Желание воспользоваться моментом, сдернуть с Милли юбку и тесный кожаный топ да присоединиться к ней в душе было просто мучительным. Что это — либидо взыграло? Или это что-то большее?

Милли уже устала, пытаясь определить, что за человек Чезаре. Вообще-то он хороший. Заботится о тех, кто на него работает, всегда вежлив и внимателен и обожает свою бабушку, которая вырастила его. К тому же, зная, что она не Джилли, которую он считает мошенницей, Чезаре в основном обращался с ней по-доброму.

В общем, этот человек был для Милли загадкой, и вместо того, чтобы напрасно напрягать мозги, все равно бесполезно, она пошла в душ.

Когда она уже вытиралась пушистым полотенцем, в ее голове молнией промелькнула ошеломляющая мысль: там, на пляже, когда Чезаре ее целовал, он уже знал, что она не Джилли, его бывшая любовница!

Он хотел именно ее, Милли!

Она встретилась глазами со своим отражением в зеркале и отшатнулась. Глаза ее были огромные и блестящие, губы казались опухшими, словно она только что без памяти целовалась.

Милли отвернулась и стала вытирать волосы. Нет, такого больше не будет! Это дорога в никуда.

Чувствуя себя чистой и свежей, она надела прелестное белье и предел ее мечтаний — платье, которое замечательно сидело на ней и делало ее стильной и элегантной — не то что одежки Джилли.

Милли расчесала волосы, и все — она была готова. Глубоко вздохнув, она сунула ноги в мягкие зеленоватые туфли на невысокой шпильке и направилась к двери спальни, полная решимости убедить Чезаре, что Джилли не воровка, что это какая-то ошибка. И еще попросить его разыскать Джилли, потому что она крайне встревожена ее исчезновением.

Как только она вошла, Чезаре появился в дверях гостиной.

Он был без пиджака и галстука, тонкая белая рубашка натянулась на его широких плечах. Осмотрев Милли с головы до ног, он устремил взгляд в ее глаза, и это продолжалось, казалось, бесконечно, он словно старался прочесть, что у нее на душе.

А потом улыбнулся и сипло проговорил:

— Иди сюда.

Милли шла как во сне, что-то в глубине его темных бездонных глаз неудержимо притягивало ее.

Мелко дрожа где-то внутри, она остановилась перед ним, чувствуя сквозь платье тепло рук, которые он положил на ее тонкую талию.

Его глаза, затененные ресницами, блестели, а в голосе звучало мужское восхищение, когда он пробормотал:

— Bella… La direttrice[9] точно поняла мои указания. — Он улыбнулся: — Прости, больше не скажу ни слова по-итальянски, ты ведь не понимаешь моего языка. Кстати, это было первое испытание, которому я тебя подверг, и оно усилило мои подозрения.

Милли покраснела, но вовсе не потому, что, как оказалось, ее обман был раскрыт еще в самом начале. Просто его лежавшие на талии руки скользнули выше, и она почувствовала, как ее груди туго натянули расшитый цветами лифчик. Еще немного — и его пальцы коснутся их. Милли очень этого хотелось, и не только этого…

Но Чезаре вдруг отодвинулся и хрипло проговорил:

— Я научу тебя своему родному языку. Это понравится нам обоим, — возвращая Милли на землю.

О чем он говорит? А она, что она делает? Учить его язык? Когда? Он что, думает, что она останется? Но Филомена вряд ли захочет видеть ее после того, что случилось! Или она просто нравится ему, как нравилась Джилли, и он хочет иметь ее под рукой, чтобы спать с ней, когда захочется?

— Нам надо поговорить о моей сестре, вы не забыли? — спросила Милли, собравшись с духом.

— Правда? — Чезаре стоял рядом с ней, приобняв за плечи и водя пальцами по обнаженной коже.

— Вы смертельно оскорбили ее, — сказала Милли, отходя от Чезаре, подальше от соблазна. — Так мне кажется.

— Неужели? — В голосе Чезаре звучало непонимание.

Ну конечно, подумала Милли, он же завзятый сердцеед. Поддайся она своей слабости, он бы уже раздевал ее, а она помогала бы ему, не думая ни о чем, кроме того, что страстно хочет его.

Может, ему лестно переспать с обеими близняшками?

А она? Почему она помогала бы ему — потому что любит его?

От этой мысли Милли стало совсем плохо, и она не могла произнести ни слова.

— Ну так что тебе кажется, расскажи, — поторопил ее Чезаре.

Появление гостиничного слуги, вкатившего тележку с едой, дало ей столь необходимый перерыв и возможность собрать в кучку разбегающиеся мысли. Молодой официант накрыл стол на балконе.

— Мы можем поговорить за обедом. — Чезаре, мягко подталкивая Милли в спину, вывел ее на балкон, нависавший над садом. Ноздри защекотал крепкий аромат жасмина. — А дальше видно будет, — сказал Чезаре.

Милли кое-как поковыряла одно блюдо, другое, не понимая сама, что она ест, и думая совсем о другом.

Глоток шампанского, стреляющего в нос искрами, помог ей собраться.

— Джилли не воровка, — начала Милли. — Я думаю, она убежала, потому что вы оскорбили ее. Последний раз, когда она прислала нам открытку, она сообщала, что бросает секретарскую работу — я думаю, что она была секретаршей, точно не помню… в каком-то модном ночном клубе во Флоренции. Она не сообщила, что собирается делать дальше, написала только, что скоро сможет отдать маме весь свой долг.

Милли, обвиняюще глядя на Чезаре, с силой ткнула вилкой в креветку, как будто вонзила ее в него.

— Она была уверена, что все будет хорошо. Я, естественно, не знала, что она поехала с вами и стала компаньонкой вашей бабушки. Думаю, она и раньше с вами встречалась, еще во Флоренции, вы были любовниками, и она надеялась выйти за вас замуж.

Милли глотнула шампанского и продолжила свою филиппику:

— Когда она поняла, что ждать ей нечего, она в отчаянии убежала. — Милли не сводила с Чезаре сердитых глаз. — Она до вас ни разу не влюблялась. У нее была масса поклонников. Она сама нам говорила, что перед ней не может устоять ни один мужчина. Но она никого не воспринимала всерьез. Кроме вас, наверное. А вам нужно было только одно — секс.

Милли со стуком поставила бокал на стол.

— Что касается кражи, так это какое-то недоразумение. И я хотела бы, чтобы вы хоть частично исправили то, что наделали, и помогли мне найти ее. — Губы Милли задрожали. — Я очень беспокоюсь за нее. Она не знает даже… о смерти мамы.

— Cara.[10] — Чезаре перегнулся через стол, пристально глядя ей в лицо. — Мне тяжело видеть тебя такой расстроенной. Мы найдем ее, обещаю. Поиски уже идут.

— Правда?

— Ну конечно.

— Так, значит, — с горечью произнесла Милли. — Дура я дура! Я же решила выдать себя за Джилли, только чтобы дать ей время оправиться после того, как вы поступили с ней, а вы, поняв, что я не та, за кого себя выдаю, возобновили розыск.

Милли вскочила на ноги.

— Отвезите меня на виллу. Уже поздно. — Ее глаза горели гневом. — Я побуду с Филоменой, пока она полностью не поправится, если она, конечно, этого захочет, узнав, кто я на самом деле, а потом уеду, ищите другую компаньонку. — Это единственный выход, подумала Милли про себя. Она, глупая, чуть не поддалась этому бабнику, а потом переживала бы, как ее сестра.

— Бабушка не ждет нас сегодня.

Ах ты, подлец! Привез ее сюда, надарил кучу одежды, угостил обедом, к которому она почти не притронулась, напоил шампанским — и все это чтобы уложить ее в постель! Милли вскипела.

Чезаре стоял в дверях, загораживая проход.

— Вы так всегда делаете? — сердито проговорила Милли, останавливаясь перед ним. — Забрасываете свою жертву подарками, обещаете жениться, сулите все блага мира, а потом, когда надоест, просто уходите, и все? Дайте мне пройти.