Что?!

– Je suis coupable, – взволнованно сказал он. – Виноват… Je vous ai fait du mal…

Марго покачала головой: не надо. По-французски он объяснялся ей в любви. Почему-то по-русски не хотел или не умел. Такой уж он был человек, Евгений Рощин.

Пауза затянулась.

– Почему ты молчишь? – спросил он зло, пытаясь скрыть свои чувства. Если бы она сейчас заплакала, стала умолять, чтобы он не женился на другой, Рощин бы не выдержал. Черт с ним! Пусть будет провинция!

– А что сказать?

– Так что мне делать? – с нажимом спросил он.

– По-моему, ты уже все решил.

– А ты?

– Я буду ждать. Как всегда.

– Умница, – с облегчением сказал Евгений Рощин. – Понимаешь, Рита, этот брак не продлится долго. Я получу диплом, получу работу в Москве, закреплюсь в театре, и… Годика через три разведусь. Потом женюсь на тебе.

– Хорошо.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Она красивая?

– Что?!

Он был в шоке: и это все, что ее волнует?! Красива ли его невеста? Ну что за народ эти женщины!

– Она не красивая, – сказал Рощин успокаивающе. И Марго с удовлетворением кивнула. Рощин поспешно добавил: – Все будет как прежде. Я буду к тебе приходить. Ничего не изменится в наших отношениях.

Он врал. Не собирался он сюда ходить. Зачем рисковать? Но как потом оказалось, сказал чистую правду. Не видеть ее Рощин не мог. Эта женщина держала в своих руках его сердце. И не знала, что с ним делать. Просто держала. Не разжимая рук, но и не пытаясь крепко сжать пальцы, чтобы брызнула кровь. Рощин никогда не мог ее понять.

Но она его прекрасно понимала…

Потом была пышная свадьба. Маргарита Лепаш на свадьбу, разумеется, не пришла. Зато ее мама-портниха сшила мадам Рощиной сногсшибательное платье. Евгений знал, что модель была придумана Марго. Талант модельера у нее был. Это Евгений виноват, что ничего у Марго не получилось. Но жизнь длинная. Как знать?

Мадам Рощина хвалилась, что платье привезли из-за границы. Чуть ли не из самого Парижа! Мол, приятель мужа, с которым они в соавторстве опубликовали научную статью в тамошнем журнале, во французском, привез платье для такого торжественного случая. Якобы Рощин-старший остался в Москве, а его соавтор был делегирован на симпозиум. Вот с этого симпозиума и…

Евгений морщился, слушая весь этот бред. Какой соавтор? Какой симпозиум? Но люди искусства ничего, слушали. Жевали и глотали. Челюсти интенсивно работали. Дочка Народного артиста СССР выходит замуж за сына известного ученого. Почему он, Евгений Рощин, не пошел по папиным стопам? Не корпел днями и ночами над учебниками, как Петька Воловой? Не вгрызался отчаянно в гранит науки?

Потому что умный. Жизнь – лотерея. Надо в нее играть. Не быть лошадью, которая вращает ворот, в свою очередь вращающий барабан Фортуны. А таскать из него лотерейные билетики. Пока не попадется счастливый. Прочие, пустые кидать под ноги и главное: не оглядываться! Петька Вол копыта сотрет, пока добьется успеха, а ему, Женьке Рощину, непременно повезет. Быстро и сразу.

Он смотрел на невесту, пышногрудую девицу, на лице которой выделялись нос картошкой и узкий, слишком уж узкий лоб, и презрительно улыбался. Дорогое платье идет Милочке как корове седло. Три года. Всего лишь три года. Такой срок он себе наметил.

Потом он разведется. Это всего лишь отступление. И перед кем? Перед любовью, которая в сущности, тьфу! Ничто! Есть вещи более важные.

…Это брак продлился без малого десять лет. Детей у них с Милочкой не было.

– Ну, что? В гараж? – спросил он Серегу, выйдя на улицу. – Поедем на моей.

– Погоди.

Таким Алексей его еще не видел. Темнить и ходить кругами не Серегин стиль. У них случались размолвки, но говорили они друг другу все. Напрямую, в лоб. А теперь Серега мнется.

– Видишь ли, Леха. Ты теперь получаешься свидетель. По делу об убийстве. Короче, мне нужны твои показания.

– Показания?

– Ну да. Чем занималась фирма, как обстояли дела у Волового, какими были его отношения с сотрудниками.

– Его убийство связано с фехтованием. Это кто-то из шпажистов. Братство Кубка.

– Докажи.

– Интуиция.

– Интуиция у тебя больше не работает. Когда-то ты был гениальным сыщиком…

– Что-о?

– А теперь у тебя под носом твоего же шефа убили.

Они стояли у подъезда. Взгляд у Сереги был злым.

– Ты же знаешь, что я не при чем, – тихо сказал Алексей. – Это была машина Самарина. О нем Воловой мне не рассказывал. И опасности с этой стороны не видел.

– Неизвестно, кто был за рулем. Короче. Официальные показания, – отрывисто сказал Барышев.

– Докатились! Между прочим, я тебе верил на слово. И протоколов не составлял.

Барышев побагровел. Должно быть, вспомнил дело Серебрякова. И ту знаменательную поездку в санаторий, под Новый год.

– Короче так: или ты меня привлекаешь к расследованию, или я – свидетель, – жестко сказал Алексей.

– Короче так. Мы едем к Рощину, потом к Самарину. Если убийца он – дело закрыто. От тебя ничего не требуется. Протокола не будет.

– А ты, Барышев, повзрослел, – усмехнулся он. Когда познакомились, Сереге было двадцать с маленьким хвостиком. «Пацан», – как думал тогда о нем тридцатилетний Леша Леонидов.

– А ты постарел.

– Если добавишь «разжирел», я тебя убью.

– Силенок не хватит, – миролюбиво сказал Барышев.

– А я тебя интеллектом. Интуицией. Я тебе говорю: Братство Кубка. Не случайно это случилось двадцать лет спустя. Как в «Трех мушкетерах».

– Хватить шутить. Пошли на стоянку, – хлопнул его по плечу Барышев.

– А наши жены?

– Вот черт! Хорошо, что вспомнил!

Одновременно они выхватили из карманов мобильные телефоны.

– Сашенька… – сладко пропел Алексей.

– Анюта, – басом сказал Барышев.

– Я вернусь поздно…

– К ужину не жди…

– Ну, я же тебе обещал: завтра поедем на дачу.

– Сказал: железно. В зоопарк.

– Что передать? – хором сказали они и переглянулись. Леонидов убрал мобильник и пожал плечами: – Не очень-то мы им и нужны.

Запихивая во внутренний карман куртки свой, Серега мрачно спросил:

– Леха, чего хорошего в этом зоопарке?

– Семейные ценности.

– А за что мучаются слоны?

– Спроси у слонов.

– Они ж молчат!

– Тогда у попугаев.

– Попугаев мне не жалко. Жалко слонов, – засопел Серега.

– Барышев, достал! Родственными чувствами!

– Ну, извини.

Помирились. Минут десять пришлось топать до гаража. Проблему эту Леонидов решил год назад. Раньше ему приходилось держать машину на платной стоянке и ездить туда на автобусе. Две остановки, либо двадцать минут пешком. Но с год назад в микрорайоне сдали гаражный комплекс. Новенький, с иголочки. Воловой сотрудников не обижал, платил хорошо. И в кредите не отказал. Получается, что Леонидов кругом ему обязан.

Гаражу Барышев завидовал белой завистью. Серега был мужик основательный, деревенский. Без инструмента под рукой чувствовал себя не в своей тарелке, а переезжая с одной съемной квартиры на другую, до инструмента ли? Понимая это, Алексей дал ему ключи от своего гаража: пользуйся. Ежели картошку надо хранить – храни!

Так что, картошка у них с Барышевыми была общая. Серега привозил ее с родины, отборную и такую вкусную, что после нее никакая другая в рот не лезла. Отпирая гараж, Алексей невольно усмехнулся. Вот ведь! Картошка общая, а проблемы собрались поделить! Сесть по разные стороны стола и положить на него какую-то бумажку. Под названием протокол.

– Картошка-то еще осталась? – заглянул в гараж Барышев. – Слушай, может, огурчиков соленых прихватим?

Огурцы он тоже привозил от мамы. Возвращаясь из отпуска, свои «Жигули» Серега забивал под завязку, а потом разгружал у друга в гараже.

– А зачем нам огурцы? – сделал наивное лицо Алексей.

– А мы что, водку пить не будем?

Как будто ничего и не было. Водку-то пьют без протокола!