Правду о смерти нашей матери? — спросил Берти с понимающей усмешкой. — И какую же?
Леди Элизабет беспомощно посмотрела на внука и, углядев в его глазах что-то понятное лишь ей, закрыла лицо руками.
— Всю, — глухо произнесла она. — Что мой сын задушил свою жену сразу после того, как она родила Джеймса...
Кэтрин и Мэгги ахнули. Значит, это — совсем не отвратительная выдумка, а страшная правда.
— И чем ты объяснила ему это? — Берти не выказывал ни капли удивления.
— Приступом помешательства, — выдавила из себя леди Элизабет.
Она была сокрушена. Всю жизнь будучи уверенной в том, что постыдная тайна умерла вместе с ее непутевым сыном, она не думала, что доживет до дня разоблачения, когда ей придется в присутствии посторонних людей вспоминать о собственном преступном сыне.
— Но откуда ты знаешь об этом? — воскликнула она, когда осознала, что Берти тоже знает о том, что произошло в Аркрофт-Хаузе двадцать восемь лет назад.
— Неважно, — отмахнулся он. — Видимо, эта семья не умеет хранить секреты. Но как ты могла так поступить, бабушка? Ты все сделала неправильно. Когда-то ты позволила своему сыну уйти от наказания, потом обвинила его в сумасшествии, искалечив собственного внука...
— Почему? Это объяснение удовлетворило его.
Сдавленный стон вырвался из груди Бертрама.
— Ты до сих пор не понимаешь, что натворила. Как Джеймс должен был себя чувствовать после этого? Родная бабка говорит ему о том, что в семье безумие, да еще и подозревает, что он унаследовал его от своих предков. Теперь я понимаю, что нельзя его обвинять ни в чем. Бедный брат жил все время с ощущением, что над ним навис дамоклов меч. Отсюда и его поведение, и его ненависть ко мне... Почему ты не промолчала, зачем рассказала ему про убийство?
— Он все знал сам, а ко мне пришел лишь за объяснениями! — выкрикнула леди Элизабет в отчаянии. — Что же я могла ему сказать?
— Правду, — холодно сказал Берти. — Настоящую правду.
— Какую правду? — начала она, но осеклась, видя непреклонный взгляд внука. — Берти...
Догадка сверкнула в ее глазах.
— Неужели ты знаешь...
Берти кивнул.
— Да, я знаю. И знал все эти годы, когда ты плела Джеймсу разные небылицы вместо того, чтобы просто рассказать ему правду. Но тебе было страшно. Больше всего на свете ты боялась, что пострадает наше безупречное имя. Ты предпочитала культивировать в Джеймсе мысль о наследственном безумии и лелеять его пороки, чем открыто признаться в том, что благородная супруга твоего сына была задушена мужем за измену и что наследник титула, граф Бертрам Кентский, — не твой внук!
— Ничего себе, — присвистнула Кэтрин. — Элизабет, а вы уверяли меня, что рассказали все семейные тайны. Разве так поступают с семейным врачом?
— Я не думала, что это имеет значение...
Горькая усмешка тронула губы Берти.
— Сейчас не время притворяться, бабушка. Или мне следует прекратить тебя так называть? Пожалуй, эта старая история самое важное из того, что случилось с этой семьей. Моя мать, хрупкая и нежная девушка, не по своей воле выходила замуж за графа Кентского. Ее сердце было отдано другому. Однако девушке из аристократической семьи на роду было написано стать графиней, и она ею стала. Семейная жизнь не принесла ей счастья. Она искренне пыталась полюбить мужа, но безуспешно, и, когда в ее жизни неожиданно вновь появился избранник ее сердца, она потеряла голову. Вскоре на свет появился новый граф Кентский, ваш покорный слуга. И только моя мать знала, что на самом деле во мне течет совсем не кровь Аркрофтов. Графиня даже хотела уйти от мужа, но не смела. Вскоре ее любимый уехал в Индию, где, как дошли слухи, он был убит. Моя мать была в отчаянии, и постоянная меланхолия сильно подорвала ее здоровье.
Однако первые годы моей жизни были не омрачены ничем. Вскоре мать снова забеременела и произвела на свет Джеймса. На этот раз законного наследника. Никто бы ничего и не узнал, если бы в послеродовой горячке мать не рассказала о том, что так тревожило ее все эти годы. Она все время звала своего возлюбленного...
Голос Берти дрогнул. На глаза Мэгги навернулись слезы.
— Мой отец слышал все, до последнего слова. Более того, кое-что слышала и ты, дорогая бабушка. И в момент гнева он схватил подушку и накинул ее на бедняжку. Возможно, ему казалось, что так он сможет остановить поток признаний, который изливался из ее исстрадавшегося сердца.
Вот так окончилось земное существование моей матери. Вы ведь знали обо всем, не так ли, леди Элизабет Аркрофт?
— Да, — прошептала она. — Он прибежал ко мне, его руки дрожали. Когда он рассказал мне, что задушил ее, во мне что-то оборвалось. Но я не могла допустить, чтобы его посадили в тюрьму, ведь он был не в себе. Малыш Джеймс остался без матери, я не могла лишить его еще и отца.
— Что ж, верное рассуждение. Отца лишился я. Я хорошо помню это время. Отец рыдал на похоронах, но на меня не обращал ни малейшего внимания. Я был позабыт всем миром.
— Ты несправедлив, Берти, — возразила леди Элизабет. — А как же я?
— Прости, бабушка. Ты действительно заботилась обо мне это время, но делала это скорее из чувства долга, а не по любви.
— Неправда. Я любила тебя.
— До того, как ты узнала, что я не твой внук, да. Но потом твое отношение изменилось. Дети остро чувствуют это, и, хотя тогда я ничего не понимал, мне было очень больно.
Но я продолжу. Мой отец так и не смог оправиться после смерти матери. Надо отдать ему должное, он был, несмотря ни на что, благородным человеком, и со стороны Джеймса жестоко было выставлять его ненормальным убийцей. Граф Кентский не смог жить с таким грузом на совести. Он привел в порядок все свои дела и, прекрасный наездник, «нечаянно» упал с лошади. Все безумно горевали, и, возможно, ты одна лишь догадывалась об истинной причине этого несчастного случая.
Однако было кое-что, чего ты не знаешь, бабушка. Когда твой сын принял решение покончить с собой, он решил не оставлять за собой никаких долгов. Он разыскал след человека, которого любила его жена. Оказалось, что он жив и здоров, а погибшим его считали после того, как он однажды не вернулся с охоты. На самом деле он подцепил в лесу ужасную лихорадку и пролежал в хижине туземцев несколько месяцев. Граф Кентский написал ему письмо. В этом послании четко сказано о том, что его смерть — самоубийство. В письме он не скрыл ничего, в том числе и того, чей я сын. Он лишь просил моего настоящего отца дать мне время подрасти, и потом, если тот человек сочтет нужным, поставить меня в известность. Десять лет назад я встретил своего настоящего отца, и он все рассказал мне. Вот, пожалуй, и конец этой печальной истории...
— И ты все это время знал... — прошептала леди Элизабет. — Но почему ты ничего не сказал?
— Признаюсь, у меня было такое желание. Мой отец предлагал мне открыть правду и покинуть тебя. Не скрою, мы очень подружились за эти десять лет. Но... я не мог оставить тебя. Когда-то ты не отвергла меня, несмышленого малыша, хотя имела полное право отвергнуть навязанного тебе ребенка, который не должен был именоваться графом Кентским. И потом, когда мы с Джеймсом выросли, ты почему-то не пожелала объявить, что настоящий наследник титула — он. Возможно, все тот же страх публичного скандала двигал тобой, но ты предпочла оставить все как есть и даже начала подыскивать мне достойную невесту, чтобы упрочить мое положение и уничтожить малейший повод для слухов о моем происхождении...
— Ах, Берти, — простонала леди Элизабет. — Каким жестоким ты можешь быть... Ты прав. Я очень виновата перед вами. И перед тобой, и перед Джеймсом. Но в одном ты ошибаешься. Это когда утверждаешь, что я не люблю тебя... Ты — моя единственная опора... Когда я узнала об измене твоей матери, я пришла в негодование и хотела отказаться от тебя, но мой сын не позволил мне сделать этого. Я ни разу не пожалела об этом, Берти. Пусть в тебе не течет кровь Аркрофтов, но ты мой внук несмотря ни на что и в моих глазах ты достойный граф Кентский... Я очень люблю тебя, Берти, хотя порой бывала несправедлива к тебе...
