— Что это? — крикнул Джеймс и обернулся, зажав место укола рукой. Но лекарство уже начало действовать, и он не смог договорить. Постоял несколько минут с бессмысленным выражением лица, а потом начал оседать на пол.

Грейвсон и Берти одновременно бросились к нему и успели подхватить обмякшее тело у самой земли. Джеймс мирно спал.

— Его нужно отнести в комнату, — распорядилась Кэтрин. — Грейвсон, пусть за ним присмотрят. Он пережил небольшое потрясение, и ему нужен хороший отдых, — пояснила она окружающим.

Дворецкий почтительно склонил голову, показывая, что выполнит все в точности. В сторону леди Элизабет он даже не глянул. Мэгги сама едва осмелилась перевести глаза на пожилую леди. Как та отнесется к тому, что столько посторонних стали свидетелями этой безобразной сцены? Впрочем, девушка могла не опасаться. Леди Элизабет не замечала никого вокруг. Ее скорбный взгляд был устремлен на распростертое тело внука, и сердце Мэгги сжала острая жалость.

— Видите, Элизабет, к чему привела ваша чрезмерная осторожность. Джеймс обо всем догадался, и это восстановило его против вас. Кто знает, что он мог совершить, чтобы доказать вам, что он как раз тот самый безумец, которым вы его считаете, — негромко произнесла Кэтрин, уловив взгляд леди Элизабет, которым та проводила Грейвсона.

Дворецкий без видимых усилий поднял Джеймса и вынес из комнаты.

— Да, да, — рассеянно бормотала леди Элизабет. — Вы правы, Кэтрин. Я думала, он болен, а он просто... вор. Неблагодарный...

Она была так очевидно растеряна, что Мэгги ободряюще дотронулась до плеча старой леди. Та повернулась к девушке, и ее глаза вспыхнули ненавистью.

— А все вы виноваты! — выкрикнула она злобно. — Как только вы появились в нашем доме, он стал сам не свой!

Мэгги отшатнулась. Неужели она не понимает, что все началось гораздо раньше?

— Не смей так говорить об Изабель, — резко проговорил Берти. В его тоне не осталось и следа от сыновней почтительности, с которой он обычно обращался к бабушке. — Джеймсу давно была нужна хорошенькая встряска, а твое попустительство лишь поощряло его пороки.

— А что я должна была делать? — холодно осведомилась леди Элизабет. — Заявить на него в полицию, когда он попытался украсть алмазы в первый раз? Ты не понимаешь, о чем говоришь. Он же Аркрофт!

— Да, конечно, — с неожиданной горечью сказал Берти. — Пусть лучше Аркрофт ворует и пугает гостей своими выдумками.

— Не смей!

— Перестаньте! — резко произнесла Кэтрин. Берти, Элизабет, опомнитесь! Вы потом пожалеете о сказанном.

Берти на мгновение закрыл лицо руками, потом опустил их. Суровое выражение уже исчезло из его глаз.

— Прости меня, бабушка, — печально сказал он.

Леди Элизабет подошла к старшему внуку и обняла его. Мэгги почувствовала неловкость. Кажется, и она, и Леонарда Штайн, выпучившая глаза при виде такого проявления чувств, здесь лишние. Что же делать? Просто незаметно уйти? Но как она тогда получит объяснения касательно всего, что здесь произошло?

Затруднение разрешил сам хозяин дома.

— Я думаю, бабушка, — ласково сказал он, — нам всем надо подняться в гостиную или библиотеку. События сегодняшнего вечера, вернее, ночи заслуживают некоторого объяснения...

Тень неудовольствия пробежала по лицу леди Элизабет. Она была явно против лишних откровений.

— После всего, что произошло сегодня, они имеют право знать все, — настаивал Берти, видя, что бабушка колеблется. — В последнее время Джеймс, кажется, насочинял столько разных историй, что с ними необходимо разобраться.

Берти метнул на Мэгги укоряющий взгляд, и девушка покраснела. Как она могла не доверять ему...

— Хорошо, — наконец сдалась леди Элизабет. Ты прав, Берти.

И она первой вышла из комнаты. Леонарда ринулась за ней, чуть не сбив Мэгги с ног. Девушка колебалась. Не проще ли исчезнуть и собрать вещи? Кажется, теперь ей больше ничего не угрожает... Послушать, в чем дело, было бы очень интересно, но вдруг всплывет что-нибудь и о ней самой? Кэтрин, конечно, будет молчать, но ведь Джеймс когда-нибудь проснется и расскажет все своим родственникам. Незавидна будет участь бедной девушки. Может быть, Берти и не станет вызывать полицию, а всего лишь с позором выгонит... Зачем дожидаться? Надо уезжать отсюда, пока есть возможность сделать это с гордо поднятой головой.

— Берти, я, пожалуй, пойду к себе, я так устала... — начала Мэгги, но, встретившись взглядом с графом Кентским, осеклась. В глазах Берти была мольба. Он просил ее остаться, не уезжать. Выслушать объяснение.

— Изабель, вы стали жертвой его необузданной фантазии. Я хочу, чтобы вы выслушали историю нашей семьи и сумели простить моего брата.

Мэгги хотелось крикнуть, что как раз в прощении нуждается она, а не Джеймс. Если бы совесть ее была чиста и она не прислушалась бы к россказням Джеймса, а сразу поговорила об этом с леди Элизабет или Берти, неприятной сцены можно было бы избежать. Леди Элизабет совершенно права, когда обвинила ее во всем случившемся. Если бы она не появилась в Аркрофт-Хаузе и не стала яблоком раздора между братьями, Джеймс не возненавидел бы Берти еще сильнее...

— Пойдем, — просто сказал Берти, видя замешательство девушки, и протянул ей руку.

Мэгги нерешительно посмотрела на эту широкую ладонь. Имеет ли она моральное право взять его за руку и с достоинством идти рядом с ним? Пожалуй, нет. Но пока можно украсть у судьбы несколько коротких минут счастья. Пусть Изабель Алмеду до конца насладится своей ролью, Мэгги Грин потом как-нибудь справится и с позором, и с разбитым сердцем. Не в первый раз.

Местом для разговора была выбрана библиотека. Там было намного приятнее, учитывая, что в последнее время слишком много мрачных событий произошло в гостиной и вряд ли все чувствовали себя в ней уютно. А в просторной комнате, заставленной шкафами со старинными фолиантами, где низкие кожаные диванчики образовывали полукруг напротив большого деревянного стола, можно было как следует отдохнуть от волнений дня.

Грейвсон уже успел позаботиться обо всем. Как он узнавал о желаниях хозяев — неизвестно, но когда они вошли в библиотеку, то сразу заметили серебряный поднос с дымящимися чашками.

— Какое счастье, — по-детски захлопала в ладоши Леонарда. — Я умираю от желания выпить чашечку чая.

Восторг баронессы был встречен ледяным молчанием. Никто не собирался вести себя так, как будто ничего не произошло, и лишь она одна сделала попытку завязать светскую беседу, словно они просто так собрались ночью в библиотеке. Но Мэгги понимала баронессу. После слов Джеймса она вряд ли была расположена к откровенным беседам. В версии Леонарды было слишком много несоответствий, так что сомнений по поводу того, что она действительно делала в подвале и что она хотела от Джеймса, не было ни у кого. Баронесса это чувствовала и старалась хоть как-нибудь разрядить обстановку.

Когда все уселись на диванчики (причем Леонарда села рядом с Мэгги, как бы признавая ее своей защитницей), наступила тишина. Даже баронесса не решалась нарушить ее легкомысленной болтовней. Кэтрин, сидевшая напротив Мэгги и Леонарды, невозмутимо потягивала чай, леди Элизабет следовала ее примеру, однако чуть дрожавшие руки демонстрировали, что с невозмутимостью дела обстоят плохо. Берти садиться не стал вообще. Он отошел к ближайшему книжному шкафу, делая вид, что изучает разноцветные корешки.

Наконец леди Элизабет позвала его.

— Берти, по-моему, начать должен ты, — тихо произнесла она.

Берти повернулся. Его лицо было как никогда серьезно. Мэгги поразилась тому, как она могла так долго считать этого человека легкомысленным ловеласом. Это была лишь маска, как и говорил Джеймс, только под ней скрывался не безумный убийца, а серьезный и ответственный мужчина, на чьих плечах лежит очень тяжелое бремя.

— Я должен принести вам всем извинения, — начал Бертрам. — Я уже давно знал, что не все благополучно в нашей семье, но закрывал глаза на поведение Джеймса. Бабушка объясняла это слабостью его здоровья, и, хотя я понимал, что это скорее распущенность характера, я не предпринимал никаких шагов.