— Ну вот и замечательно, — нервозно сказала я: было понятно, что Жизнь оскорблен и весь ощетинился. — Здесь хоть поговорить можно спокойно.

— Итак, что вы будете? — спросил Жизнь у Блейка.

— «Гиннесс».

Ох, нет, пожалуйста. Я смотрела на них обоих умоляюще — не надо ссориться. Оба были напряжены, и я не понимала, что происходит.

— Блейк, ты в курсе, он — моя жизнь, он не мой любовник, не мой бывший любовник? Его не надо остерегаться, — сказала я, когда Жизнь ушел за выпивкой.

— А кто сказал, что я остерегаюсь?

— Никто. Просто ты странно себя ведешь.

— А как обычно люди с ним себя ведут? Как они реагируют на него?

— С интересом, — моментально выпалила я. — Обычно люди, которые меня любят, интересуются моей жизнью. Они в восторге, что познакомились с ним. И даже уделяют ему куда больше внимания, чем мне. Треплются с ним напропалую. Представляешь? Ну, если не считать моего отца, конечно.

Блейк оживился:

— Слушай, а как дела у твоего отца?

Еще один неожиданный поворот в разговоре.

— Мы с ним не общаемся.

— Почему? Что случилось? Вы же всегда были так близки.

— Мы никогда не были близки, а случилось то, что я изменилась, и ему это не нравится. Он не изменился, и это не нравится мне.

— Ты правда изменилась? — Блейк склонился ко мне и пристально смотрел мне в глаза.

Я проглотила комок в горле. Во многом мой ответ зависел от того, что он хотел услышать, но отчасти я и сама не знала правду. Я изменилась с тех пор, как встретила Жизнь, безусловно, но стала ли я той, какой была до Блейка, или изменилась настолько, что вообще стала другой? Я так растерялась, что мне даже захотелось пойти посоветоваться с Жизнью. Конечно, я этого не сделала, это было бы глупо, а к тому же лицо Блейка, его губы были так близко, что почти касались моих, и ни за что на свете я бы не нарушила очарование.

— Я спрашиваю, потому что все совсем как раньше. Все хорошо.

Сейчас он меня поцелует. Я напряглась как струна.

И тут что-то холодное дотронулось до моей руки — Жизнь поставил на стол кружку с пивом.

— «Гиннесс», — сказал он. — Прошу вас.

Главный момент моей жизни был упущен из-за Жизни.

— Итак. — Он протянул мне бокал белого вина и отхлебнул пива.

Никто не бросился поддержать разговор, поэтому он продолжил сам:

— Сегодня все было просто потрясающе. — Жизнь честно старался изо всех сил. — Я никогда не испытывал ничего подобного. А что, так клево бывает каждый раз?

— Да, наверное, — кивнул Блейк.

— Даже если прыгаешь… сколько раз вы сегодня это сделали?

— Три. У нас было три вылета.

— Ну надо же. Я бы еще раз прыгнул, железно. И всем посоветую.

— Здорово. Спасибо большое. Давайте я вам вот это оставлю, — Блейк пошарил в кармане, — на случай, если захотите нас кому-то порекомендовать.

Он передал Жизни свою визитку. На ней была его фотография.

Жизнь задумчиво вертел ее в руке, и на губах его бродила легкая усмешка. Я скрестила пальцы, чтобы он не сказал ничего язвительного. Но он просто посмотрел на меня и улыбнулся. Блейк отметил эту улыбку. Нам было так неловко втроем, что я мечтала об одном — пусть бы оно все поскорее закончилось. С меня уже хватит. Я судорожно придумывала, что сказать, однако в голове не было ни одной мысли. Странно, весь день они там так и кишели. Мы сидели молчаливым, напряженным трио, и каждый искал подходящие слова. Но их не было. Вообще.

— Хотите, я вас с кем-нибудь здесь познакомлю? — наконец выдавил Блейк.

— Нет, спасибо, я вон вижу кое-кого, с кем уже успел познакомиться. — Жизнь встал, ухватившись за возможность уйти. — Люси, если я буду нужен, то я тут.

— Ладно. — Мне было неловко и досадно разом.

Музыканты заиграли во всю мощь «Виски в кувшине», народ радостно принялся подпевать, и говорить стало невозможно.

— Пошли. — Блейк взял меня за руку и повел сквозь толпу.

Последнее, что я видела, выходя, было лицо Дженны — такое потерянное и несчастное, что крошечная частичка меня ощутила малюсенькую каплю вины. Мы выбрались из главного зала туда, где посетителей было поменьше и они были попроще. Прошли мимо компании худых старикашек, облокотившихся о стойку и проводивших нас безразличными взглядами, миновали пованивающие туалеты, и коридор с выщербленным кафелем, кое-где заляпанным пролитыми напитками, привел нас к служебному выходу. Дверь на улицу кто-то подпер пивным бочонком, чтобы она не закрывалась. На улице я огляделась, решив было, что мы в пивном саду.

— Слушай, а где…

Но мне не удалось договорить — Блейк закрыл мне рот поцелуем. Потом он забрал у меня бокал, снова прижался к моим губам, а его руки ласкали мои плечи, грудь, бедра и властно ерошили волосы. И я немедленно обняла его, провела руками по крепкой груди, его рубашка была расстегнута почти до пояса, и мои ладони гладили его изумительное сильное тело. Это было упоительно, именно так, как я представляла себе в последние дни. Я ощущала привкус пива у него во рту, запах геля для бритья на щеках, я разом вспомнила все то хорошее, что у нас было. Наконец мы оторвались друг от друга, чтобы перевести дух.

— М-м-м, — восхищенно протянул он.

— Тебе со мной хорошо?

— Нам с тобой хорошо, — пробормотал он и снова поцеловал меня. — Чем мы только думали все это время, пока были не вместе? — Он поцеловал меня в шею, а меня точно ледяной водой окатило.

Все это время. Я хотела что-нибудь сказать ему, но любой ответ, возникавший в голове, был полон горечи и гнева, поэтому я молчала и ждала, что гнев утихнет. Он перестал меня целовать и, взяв за руку, отвел на лужайку, залитую лунным светом. Сев на траву, мы рассмеялись — просто тому, что мы здесь, вместе, после «всего этого времени».

— Почему ты приехала? — спросил Блейк и отвел мне прядь волос с лица за ухо.

— Чтобы увидеть тебя.

— Я очень рад.

— Я тоже.

Наши губы встретились, и его поцелуй едва не побил по времени рекорд, поставленный Доном. Мысленно я дала себе подзатыльник, что опять их сравниваю.

— Днем нам не дали договорить, правда? — спросила я чуть погодя, возвращаясь к разговору в ангаре.

Наконец этот момент настал. Пора все прояснить. Я отпила глоток вина и приготовилась.

— Да, точно. — Он кивнул, вспоминая, о чем шла речь. — Мой марокканский пирог. «На вкус Блейка».

Я думала, он шутит, но ничуть не бывало. И он принялся рассказывать мне старинный рецепт, а дальше пустился в подробные объяснения, как он его усовершенствовал. Я была настолько потрясена, что толком ничего не слышала, и мысли у меня в голове напрочь спутались. Уже пять минут я не произносила ни звука, и, покончив с пирогом, он перешел к чему-то другому, что он мариновал, и вымачивал, и высушивал сорок дней и сорок ночей, или, во всяком случае, так мне показалось.

— А потом надо взять немного тмина…

— Почему ты ушел от меня?

Он даже не понял поначалу, о чем я, — так прочно засел в своем маленьком мирке, что крайне удивился, когда я его оттуда выдернула. А потом перешел в оборону:

— Да брось, Люси. Тебе обязательно это обсуждать? Зачем?

— Затем, что сейчас очень подходящий момент. — Голос у меня дрожал, и я надеялась, что он этого не разберет, хотя это было слишком явно. — Прошло уже почти три года, — он потряс головой, будто не мог поверить, что так много, — и ты ни разу не дал о себе знать. А теперь мы сидим здесь, и вроде бы все как прежде, но очевидно, что есть тема, которой мы всячески избегаем. Я думаю, нам надо ее обсудить. Мне это необходимо.

Он оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости.

— Ладно, о чем ты хочешь поговорить?

— Почему ты ушел от меня. Я этого до сих пор не понимаю. Я не знаю, что сделала не так.

— Ничего, Люси. Ты все делала так. Дело только во мне. Да, это звучит избито, но мне просто нужно было найти что-то свое.

— Что?

— Ну, понимаешь… свое. Поездить, посмотреть мир…