Литмир - Электронная Библиотека

Но надо сказать, что таких умных, с глазами подавившегося коалы, была не одна штука. Их была рать! И естественно, богатырей на всех не хватало, поэтому помимо определения момента нам еще приходилось и отгонять конкурентов. Самое лучшее отгонялось уже подаренными мечами. По себе знаю, раз получил по голове... Вообще детишки в период дележа добычи становились намного жестче древнерусских богатырей.

Когда стая богатырей оказывалась раздета напрочь, мы перемещались к следующим актерам.

Не, мы не страдали неудержимой тягой к собирательству актерских приблуд. Мы же, например, на выпрашивали у Бабы-яги ее ступу или у Кощея его яйцо, нанизанное на иголку. Нет, мы клянчили только то, во что потом собирались играть... Мечи, деревянные автоматы, пистолеты, щиты и прочее столь нужное в хозяйстве дело.

Как правило, после таких праздников матушка, несердито бурча, переставляла по квартире доспехи в течение долгого времени, но странное дело – перед следующим праздником проводов зимы весь реквизит куда-то исчезал. Мистика какая-то.

Как-то раз мы играли в фашистов и, понятное дело, наших. Но была маленькая незадачка: накануне нам удалось выпросить несколько мечей, щитов и еще чего-то, а вот деревянное современное оружие перехватили наглые конкуренты. Мы, конечно, их догнали, но в честном бою победило современное оружие.

– Ничё, – утешали мы себя, – пусть это будут ножи!

– А чё?! – орал Вадик. – Я в кино про войнушку видел, что у разведчиков были ножи!

То, что полутораметровый меч мало походил на нож разведчика, его мало волновало.

В общем, мы порешили так: я и Вадик – это наши. Остальные двое – фашисты.

...Картина, достойная зело непонятного Пикассо или загадочного Малевича: на полянке огроменными деревянными мечами рубится малышня с криками:

– А вот тебе, Гитлер, от советского разведчика!!!

– Ой! Я не Гитлер!

– Получай, Борман!

И мечом ему по тыкве...

Когда отгремели бои, мы отошли от азарта и победившие фашизм на отдельно взятой полянке оглянулись, то заметили, что народ, на фиг забросив свои театральные кривляния, водку и закусь, сгрудился на краю поляны и, затаив дыхание, боясь заржать и спугнуть, растянув улыбайки ажно до треска, смотрит на нас весьма любопытственно, сдерживаясь из последних сил.

Ибо зрелище фашиста и бойца Красной армии в кольчуге и с богатырским мечом не всякий нормальный человек выдержит.

...Прошло-то всего ничего... Четвертак... А как все изменилось! Эх, б...

Это физкультура, сынок!

А вы, три раза тьху, ломали себе когда-нить руку? А руки? Нет? Ну и славненько. А я вот ломал. Вообще было б странно, если бы я, прожив такое неспокойное детство, да и не сломал себе что-нить.

Случился сей чудный случай в четвертом классе на уроке физкультуры. Физкультура переводится как физическая культура. Но у нас, благодаря физкультурнику, редкостному по тем временам раздолбаю, это была еще и лингвистическая культура. Молодой физкультурник, никак не желая гордо нести бремя и высокое звание советского учителя, периодически с уклоном в регулярность это звание порочил как мог. Порочил как целыми словами, так и междометиями. Поведением тоже порочил иногда. В общем, человек был прекрасно-духовный, образованный, чем он и пользовался: поепывал в свободное от работы время нашу молоденькую математичку, отчего та периодически допускала ошибки в формулах и мечтательно смотрела в окно, где работал сваезабивочный станок.

Так вот, этот самый наш неудержимый затейник-физкультурник как-то решил, что в спортзале нужен канат. Ибо такие обезьяны, как мы, должны развиваться соответственно.

И вот канат повешен, внизу лохматый конец завязан на огромный узел и сам канат уходит вверх, куда-то в сумеречную высь школьного спортзала.

Не буду утомлять вас буквосплетением, скажу только, что я сверзился вниз на полпути к потолку. Внизу меня поджидала гостеприимная голова физрука, на которую я красиво и спланировал. Когда физрук обрел сознание, речь его была краткой, но емкой. Проведя расфокусированным взглядом по канату снизу до самых до небес, он изрек весьма простой фразеологизм: канат накуй!

С тех пор в школе каната не было.

Со следующим своим ноу-хау учитель был крайне осторожен. Оставаясь после уроков, он что-то вымерял на полу, чертил там же, потом переносил расчеты на бумагу, хмурил брови, опять рисовал на полу. Когда он заходил в тупик с расчетами, звал на подмогу математичку, которая радостно помогала ему на матах решать непростые задачи.

Наконец спустя две недели проект обрел зримые очертания и был запущен в работу. Результатом совместных физкультурно-математических усилий стал турник. Но, видать, ошибка в расчетах все-таки была, ибо и без Фрейда было понятно, о чем думал физрук. Турник доставал до второго этажа.

Я не вру, господа. Второй этаж в спортзале был балконом, который проходил по периметру зала, и вот как раз до этого балкона и был турник.

Когда директор школы первый раз увидел эту металлоконструкцию, он задрал голову вверх, громко поскреб ногтями лысину и молвил: «Да-а-а... А в Париже-то башенка поскоромнее будет...»

Вот с этой вот «башенки» я и изволил свалиться. Как-как... Да просто. Начал крутить солнышко, тут ладошки и разжались. Мое глупое тело, пролетев немного параллельно второму этажу, животом вниз и ногами вперед смачно чавкнулось далеко за маты, прямо на окрашенный деревянный пол. Ну и нос разбил.

Больно не было, тока пальцы плохо шевелились. Было смешно и забавно.

Вечером родители отвели меня к врачу, который без базара наложил мне на одну руку гипс, а вторую отправил не рентген.

Еще дальше вечером в квартиру робко постучала сладкая физкультурно-математическая парочка. Видать, им все-таки кто-то сказал, что я чой-то там себе повредил. Понятное дело, не кексов они принесли с апельсинами и не по доброте душевной за здоровьице мое пришли побеспокоиться, а пришли провентилировать общую обстановку, так сказать, настроение, царившее в головах моих родителей. Ибо за одного покалеченного на уроке мальчика можно получить много-много разнообразных пиzzдячек. Больше всех волновался физрук, а математичка просто так, тихо по-женски бздела за коханого.

Когда она увидела мой посиневший от контакта с полом нос, а потом перевела взгляд на замотанную почти по ключицу руку, она сказала «ой!», приложила ладошку к носу и тихо сползла по стеночке.

...Если батя и хотел вдуть физруку, а потом намотать его на турник, то нежная мадам явно спасла ситуацию. Все внимание переключилось на нее, и в тот вечер физрук остался девочкой.

На другой день были готовы рентгеновские снимки, и ржущий доктор намотал мне гипс на вторую руку. По моей просьбе гипс он положил до локтя. Правда, сначала спросил зачем, но когда я застенчиво сказал – попу вытирать, он согнулся, перевернул тазик с гипсом, стукнулся лбом об свое колено и долго так сидел, вздрагивая плечами.

Из больницы я вышел реинкарнацией айронмена. Сходство добавлял синяк на носу, который из синего превратился в коричневый.

А вечером, видимо потому, что я не был в школе, домой опять пришли эти твиксы.

– Здравствуйте, – сказал я им и пошевелил коричневым носом. Математичка обвела меня взглядом, заметив вторую руку в гипсе, сказала знакомое «ой!» и, понюхав ладошку, легла на вчерашнее место.

Про меня опять забыли.

Зато теперь на математике в течение месяца у меня всегда были хорошие отметки.

Но был один момент, который, просто как ежик в попе, портил мне жизнь.

Руки под гипсом чудовищно чесались. Сначала я подумал, что завелся там кто, но доктор успокоил: типа, все нормально. Ага, нормально, а чесать-то как?

Но это был наш, северный доктор. Он подарил мне металлическую линейку и провел мастер-класс по чесанию под гипсом. И с тех пор жизнь потекла на удивление гладко и комфортно. Со временем я приловчился носить линейку прямо под гипсом. Очень, кстати, удобно. Надо – вынул, как шпагу из ножен, почесал где надо и обратно.

4
{"b":"141010","o":1}