— Разумеется, — с облегчением согласился Адам. — Но ты можешь говорить, что он на время остановился у родителей. Это все поймут. Каждый, у кого есть хоть немного воображения, согласится с тем, что положение нелегкое. В конце концов, как ты говорила, мы с тобой знаем друг друга даже дольше, чем ты знала Говарда.

— Конечно. — Однако Конни виделось все не так оптимистично. Нельзя было забывать о том, что Говард, уезжая, ничего ей не объяснил, и, пока он не устроится на работу и не найдет себе пристанища, успокаиваться было нельзя. — А ты знаешь, что правительство Лхорги решило наградить его?

— Да, я видел что-то подобное в газетах, — пренебрежительным тоном заметил Адам и покачал головой. — Меня всегда поражало, до чего люди любят восхвалять себя. В конце концов, этот президент Банга несколько месяцев тому назад был просто-напросто бунтовщиком.

— Не думаю… что Говард пытается восхвалять себя, — помедлив, возразила Конни. Она могла не уважать его сама, но нельзя было позволять этого Адаму. — Он… скорее предпочитает вообще не говорить об этом. Выжать из него хоть что-то совсем не просто.

Адам фыркнул.

— Что ж, может быть, и так. Но я, собственно говоря, вовсе не обвинял твоего мужа, а имел в виду этого Бангу. Что бы там ни говорили, а он просто-напросто мелкий диктатор.

— Но он назначил демократические выборы, — вновь возразила Конни.

— Демократические выборы!.. — скептически воскликнул Адам. — И как же далеко зайдет, эта вновь обретенная демократия?

— Так далеко, как это будет нужно, — раздался позади них язвительный голос.

Конни, вскрикнув, обернулась. Позади них стоял Говард.

Трудно было сказать, кто из них был больше поражен, она или Адам. Ее муж был последним человеком, которого они ожидали и хотели сейчас увидеть. Но Конни подозревала, что была своеобразно предупреждена уже самим его уходом. Каково бы ни было отношение Говарда к ней, он не тот человек, который отдаст ее без борьбы. Даже если она была ему не нужна.

Со времени их последней встречи Говард несколько изменился. Волосы его еще больше отрасли, и проглядывающее в них серебро ранней седины контрастировало с темной от загара кожей. Бороду он сбрил, а черный костюм и длинное, черное же пальто выглядели гораздо приличнее, чем грубые брюки и свитер, в которых он приезжал с базы. В общем, надо было признать: Говард выглядел… хорошо, даже привлекательно, что отнюдь не способствовало ее душевному спокойствию.

— Вы, должно быть, Адам Прайс, — произнес он, протягивая руку для приветствия. — Преподобный Адам Прайс, кажется, ты так говорила, Конни? — Мужчины обменялись рукопожатием. — Хочу поблагодарить вас за заботу о моей жене во время моего отсутствия.

Конни хотелось провалиться сквозь землю, да и Адам, наверное, испытывал подобные же чувства, но, пока Говард вежлив, вряд ли можно что-либо поделать.

— Я… для меня это было одним удовольствием, — пробормотал Адам, и губы Говарда сжались.

— Не сомневаюсь, — ответил он с опасным безразличием в голосе. — Вы направляетесь в коттедж.

— Нет, — решительно отрезал Адам.

Интересно, подумала Конни, понимает ли он, насколько взволнованным выглядит. Ей всегда казалось, что высокий воротник священника идет к его несколько грубоватым чертам лица, но теперь воротник казался тесным и неудобным, лицо Адама сильно покраснело.

— Нет, — вновь повторил он. — Конни как раз вышла из школы, когда я проходил мимо. Мне надо идти домой, домоправительница ожидает меня к чаю.

— Ах, какая жалость. — Они подошли к воротам коттеджа, и Конни дрожащими руками потянулась к задвижке. — А я-то надеялся услышать ваше мнение о ситуации в Лхорге, — любезным тоном продолжил Говард. — Интересно узнать, что об этом думают такие люди, как вы.

— Действительно?

Голос Адама теперь звучал несколько хрипло, и Конни захотелось закричать. Неужели он не видит, что Говард просто-напросто издевается над ним, раздраженно подумала она и, открыв ворота, пошла по дорожке к дому.

— До свидания, Конни.

В ответ на прощальные слова Адама она только махнула рукой. При виде шедшего позади Говарда вся ее храбрость куда-то исчезла, но нельзя же было показывать этого.

Можно представить, как чувствовал себя в данный момент Адам. Боже, ведь еще этим утром она говорила ему, что вряд ли когда-нибудь увидит Говарда опять. Ну, может быть, только на базе, под предлогом того, что должна договориться с ним о разводе. Но в данной ситуации это уже не имело значения.

Решив, что не имеет никакого смысла разговаривать на улице, Конни открыла дверь коттеджа и вошла внутрь, испытав неприятное чувство ложного воспоминания, но решила на этот раз не позволять ему залезать себе в душу.

— Полагаю, что ты не слишком рада меня видеть, — заметил он. — Наверняка, по твоему мнению, я не мог бы выбрать более неподходящий момент. Должен сказать, что вы двое не теряли времени зря и быстро возобновили свои интимные отношения.

Конни, изучающая свое изображение в зеркале, вспыхнула и быстро обернулась к нему, но, вспомнив о своем решении, постаралась успокоиться.

— У нас не было никаких интимных отношений, — холодно ответила она, — так что возобновлять было нечего.

— Да, ты мне это уже говорила.

— Но это правда, — воскликнула Конни. — Ты что, за этим и вернулся? Чтобы постараться подловить меня?

— Нет. — К чести Говарда, он выглядел несколько смущенным. — Разве я виноват в том, что ты не в состоянии сдерживать себя. — Говард помолчал. — Собственно говоря, я приехал сообщить, что, как только медики сочтут это возможным, я начну работать.

— Начнешь работать? — Конни взглянула на него с недоумением. — Ты хочешь сказать, что тебе предложили работу на базе?

— Я не вернусь на базу, — ответил Говард, безразлично пожав плечами. — Пока придется пожить у друга.

— У друга? — У Конни екнуло сердце. — У какого друга? — Существовало немало женщин, которые тут же пришли ей на ум. И не последней из них была Джуди Элиот, которая, даже еще до развода с Недом, никогда не скрывала своего внимания к ее мужу.

— Разве это имеет какое-нибудь значение? — спросил Говард, и она поняла, что ее интерес доставил ему удовольствие. — Главное в том, что я собираюсь обосноваться в Лондоне. Какой смысл оставаться на базе, если они больше ничего не могут сделать.

— Это было их решение или твое? — Вопреки желанию, ее голос прозвучал неожиданно резко. — Как бы то ни было… — Она помедлила. — Я рада за тебя. Кстати, ты так и не сказал, чем собираешься заниматься.

— Да, не сказал. — На какое-то мгновение Конни показалось, что Говард собирается оставить ее в неведении. — Помнишь, я говорил тебе, что вел в плену дневник? Так вот, Сайлас Болдуин заинтересовался им. Ему кажется, что, если я сумею сделать из этого книгу, он сможет продать ее.

— Сайлас Болдуин? — удивленно воскликнула Конни.

Когда Говард пытался продать свою первую книгу, этот опытный литературный агент, способствовавший успеху многих известных писателей, отказал ему.

— Да. Я тоже удивился, — добавил Говард, — но видишь, на что способна небольшая реклама. Он связался со мной после того, как прочитал о моей истории в прессе, и, услышав, что я вел дневник, сразу сделал мне предложение.

— Это замечательно!

— Похоже, тебя это не слишком радует.

— Что ты, конечно, радует.

Конни не хотелось создавать впечатление, будто она ожесточена или завидует его успеху, однако интересно, как бы отреагировал Говард, узнав, что ей пришлось вернуть Лукасу Эрроузу аванс за неизданную книгу. Это было одной из причин, по которым ей пришлось покинуть Лондон. Поэтому опыт общения Конни с издателями был явно неудачным, если не сказать больше.

— А как… как он узнал, где тебя найти? — спросила она.

— Наверное, позвонил на базу, и кто-то там дал ему мой номер, — ответил Говард. — Мне пришлось сообщить врачам о своем местопребывании. Это было одним из их условий.

— А какие же остальные? — нахмурилась она.