Литмир - Электронная Библиотека

— Действительно? — насмешливо спросил он. — Сейчас ты, наверное, скажешь, что забыла, как это делается? И чего это мне от тебя надо? Сочувствия?

Конни, словно только сейчас поняв, как провоцирует его ее вид, судорожно прижала к груди одеяло.

Внезапно Говард вышел из себя. Одного ощущения собственной слабости было бы вполне достаточно, а тут еще она ведет себя так, будто у нее есть что прятать. Разве он не видел ее обнаженной, разве не раздевал множество раз? Черт побери, нельзя позволять так к себе относиться!..

Потеряв голову и не раздумывая больше о возможных последствиях своего поступка, Говард шагнул к кровати и, сдернув с нее одеяло, небрежно откинул его в сторону. Потом, не дожидаясь, пока Конни соскочит и убежит, упал на нее, прижав руками сопротивляющееся тело.

— Так как ты думаешь, чего я хочу? — переспросил он, глядя ей прямо в глаза. — Я хочу тебя, Конни! Хочу тебя с того самого момента, как вернулся!..

— Нет… — Ее отчаянный возглас был тут же заглушён жадным поцелуем.

Попытки Конни освободиться ни к чему не приводили, прижав ее тяжестью своего тела и вцепившись пальцами в волосы на затылке, Говард продолжал терзать неподатливые губы. Он изголодался по ней, этого нельзя было отрицать, но все же старался сдерживаться, хотя его язык уже проложил себе дорогу между ее зубов.

Это было райским наслаждением и одновременно адскими муками, подумал он, хотя воспаленный мозг был, казалось, не способен к разумной деятельности. От одной мысли о том, что под ним лежит гибкое тело Конни, кружило голову, рука его, скользнув вниз по шее, окончила свой путь на округлости ее великолепной груди.

Сердце Конни билось так же неровно и лихорадочно, как и его, а при одном прикосновении к груди тело ее охватила дрожь. Она как будто потеряла над ним контроль. Сосок под пальцами напрягся и набух.

И вдруг сопротивление прекратилось. Конни, казалось, поняла, что само тело предает ее, и, попытавшись ударить его в грудь, она лишь вцепилась в свитер и притягивает Говарда к себе. Губы ее раскрылись, и у Говарда возникло странное ощущение, будто он утопает в этом сладостно-чувственном теле. И вдруг вторая рука Конни скользнула ему под свитер и ниже — под резинку трусов.

Реакция Говарда была болезненной. Боже! Его охватила дрожь, хотя ему совсем не было холодно. Наоборот, он чувствовал себя будто в лихорадке. Рука, ищущая и наконец нашедшая подол ее ночной рубашки, тряслась от нетерпения. У него мелькнула мысль: долго ли сможет он выдержать подобное эмоциональное напряжение?

Теперь Конни уже отвечала на его ласки, ее тубы обмякли, с них срывались едва слышные стоны наслаждения, сводившие Говарда с ума. Знает ли она сама, насколько эти стоны провокационны? А тут еще и ее пальцы, поглаживающие его обнаженное бедро, — они доводили его до исступления.

Почувствовав под тонким сатином ночной рубашки гладкую кожу ее бедра, Говард сам застонал, а когда его рука скользнула ей между колен, ноги Конни судорожно сжались. Не будь он уверен в обратном, можно было бы подумать, что она делает это в первый раз, и в памяти его всплыли картины той давней ночи, когда он лишил Конни девственности.

Но сейчас ситуация была совершенно другой. Во-первых, они сами были другими людьми, а во-вторых, хоть Говарду и не хотелось признавать это, он брал ее против желания. И реакция на его ласки была чисто инстинктивной, отнюдь не вызванной эмоциями. Когда все будет позади, Конни опомнится и возненавидит его за содеянное.

Но какого черта, возразил он сам себе. Она до сих пор его жена, и никто не сможет упрекнуть его ни в чем. Кроме того, Конни явно хочет его, неважно, осознанно или нет. Ее тело полностью отдается ему, и, в конце концов, он тоже человек!..

Рука Говарда двинулась чуть выше, на этот раз не встретив сопротивления, и лишь когда она достигла низа живота, мышцы ее бедер слегка задрожали, но вместе с этим Конни не могла удержаться от того, чтобы не податься навстречу ему. Было ясно — совсем немного ласки, и она окажется на грани экстаза. Говард вновь содрогнулся, но на этот раз уже не от предчувствия дальнейшего. Паника, откровенная, элементарная паника заставила увлажниться его кожу и заледенила в венах кровь. Он не в состоянии этого сделать, не может дать ей то, чего она хотела. Недавнего возбуждения как не бывало. Это был момент полного унижения. Сев на кровати и обхватив голову руками, Говард ожидал упреков, которые неминуемо должны были последовать. О Боже, с отчаянием подумал он, что же с ним стало? Не мужчина, а совершеннейший импотент?

— Говард?..

В ее голосе не было слышно осуждения, но Говард и не стал дожидаться.

— Пойду приготовлю чай, — сказал он, резко вставая на ноги. — Нам обоим это не помешает.

— Подожди! — Конни села, спустив ноги на пол. — Я… в чем дело, Говард? — спросила она с беспокойством в голосе. — Мне показалось… Я сделала что-нибудь не так?

Говард помедлил. Он мог объяснить ей, в чем дело, признаться в том, что вина лежит на нем, что только теперь он начал понимать, насколько тяжело дались ему эти четыре года, но, испугавшись выставить себя полным идиотом, пошел на попятную. Это было невозможно, и Говард решил скрыть свой позор под маской гнева.

— Я решил, что не желаю спать с любовницей Прайса! — грубо заявил он и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

Глава десятая

Стоя у окна кухни, Конни бездумно смотрела на растущие в ее маленьком садике нарциссы, сопротивляющиеся наступающим холодам. За последние несколько дней ветры и дожди произвели настоящее опустошение среди всех растений, и теперь желтые головки цветов грустно поникли.

Их вид полностью соответствовал ее настроению, отметила про себя Конни. Интересно, что поделывает сейчас ее муж? Вряд ли он вспоминал о ней, зато она не переставала о нем думать. С тех пор, как он уехал обратно на базу, прошла почти педеля, а от него не было никаких известий.

Конечно, можно было связаться с Барнетами, но те непременно поинтересовались бы, почему Конни не позвонит на базу сама. Ведь, по их мнению, у нее с Говардом далеко не все кончено. Несмотря на неприятное впечатление, произведенное статьей в газете, тот сумел убедить родителей в том, что изложенные в ней факты сильно преувеличены.

И она была этому даже рада, потому что после случившегося тогда, в ее спальне, не могла выслушивать обвинения его матери и боялась, как бы он не рассказал родителям о своем истинном отношении к ней.

Но Говард не сделал этого и даже облегчил ей задачу, взяв на себя обязанность поддерживать разговор. Когда прибыли Барнеты, Конни все еще пыталась понять, что именно произошло в спальне, и у нее не было времени приготовиться к объяснениям с ними.

Собственно говоря, она до сих пор так и не поняла этого, и, хотя всю прошедшую неделю пыталась отыскать какое-либо объяснение, все эти попытки лишь оставили ее с ощущением собственной вины. Как бы все ни истолковал Говард своим родителям, Конни понимала, что это ложь. Не говоря уже о прочем, он совершенно ясно дал понять, что о ней думает, и всякий раз при воспоминании об этом ей хотелось провалиться сквозь землю.

Конни не находила для себя оправданий. Проснувшись тем утром и обнаружив стоящего возле постели Говарда, она без особого труда могла бы урезонить его. Хорошо, даже если поначалу это и было несколько неожиданно, то, беря Говарда за руку, Конни несомненно знала, что делает.

Она содрогнулась. Разумеется, предугадать его реакцию было нельзя. Даже зная о четырех годах, проведенных в джунглях, Конни не была готова к тому, что за этим последовало. Она уже привыкла к Адаму, который никогда бы не поступил подобным образом. И это было еще одной причиной для ненависти к себе. Неужели, оказавшись в страстных объятиях Говарда, она забыла все, что значили друг для друга они с Адамом?

Но страстных ли?

При воспоминании о том, сколь горьким оказалось разочарование, губы Конни задрожали. Поведение Говарда было совершенно непростительно! Как бы она ни винила себя за то, что спровоцировала его, ничто не могло изменить того факта, что он воспользовался этой слабостью и наказал ее.

21
{"b":"140990","o":1}