— Приходите со своей невестой, — любезно сказал он (Том в разговоре обмолвился, что он обручен.).

— К сожалению, она в отъезде. У нее умерла тетя, и ей надо привести в порядок кое-какие дела. Сэр, я постараюсь сделать о вас достойный материал. Вы всегда можете положиться на нашу газету.

— Я это запомню, — шутливо ответил сенатор, и они расстались, весьма довольные друг другом.

Том заехал в редакцию, сообщил Айзеку, что текст будет готов к вечеру, и просил отпустить его, так как он отыскал местоположение Дорис Браун и она, возможно, прекратит этот глупый процесс. Айзек сказал, что Том гений, и пожелал ему счастливого завершения дела, заметив, что текст интервью можно принести и утром, так как все равно раньше четверга его не опубликуют. А когда Айзек узнал, что Тома пригласили на вечернее парти к Ройтам, он даже присвистнул от изумления.

— Парень, ты далеко пойдешь! Снобы Ройты даже не всех политиков к себе приглашают, не говоря уже о нашем брате. И чем же ты их так покорил? Неужели своей молодостью и красотой? И эти поборники нравственности на самом деле тайные развратники и обожают секс втроем?

— Все гораздо проще и добропорядочнее. Я поразил их воображение тем, что процитировал Оскара Уайльда, так сказать ослепил своей эрудицией.

— Если бы ты процитировал Библию, то вопрос бы снялся, но Уайльд… это тоже несколько, я бы сказал, рискованно. Вот увидишь, в конце вечера сенатор затащит тебя в спальню под предлогом показать старинные гобелены.

Том рассмеялся, и Айзек захохотал вместе с ним. Том подумал, что все журналисты чем-то похожи друг на друга. Казалось бы, такой солидный профессионал, заместитель главного редактора, а тоже не прочь позубоскалить на всякие двусмысленные темы, как и Джим. Тому и в голову бы не пришло такое подумать о добропорядочной чете Ройтов. Но кто знает, может если он проработает в газете года два, то начнет мыслить обо всех совершенно так же, как его старшие коллеги. Говорят, что и полицейские после нескольких лет работы считают, что все люди воры и насильники если не на самом деле, то в душе. Это профессиональное заболевание. Но тут Том вспомнил о своих личных проблемах и начал звонить в Виргинию.

А вот бы обо всем этом написать, вдруг подумал он. Надо только довести до конца журналистское расследование. Тьфу, кажется, я тоже начинаю заболевать, разозлился он на себя.

Лора и Дорис не захотели ехать в Вашингтон, и тогда Том поехал снова в Силвер-Спрингс, надеясь умудриться не опоздать на прием.

Уговорить Дорис написать отказ от каких-то претензий по поводу публикации фото труда не составило. Они быстро сгоняли в нотариальную контору, оформили бумагу, в которой Дорис даже благодарит редакцию за фото, помогшее ей найти сестру.

— Но ты понимаешь, что этим окончательно разозлишь свою мать? — заметила Лора, когда обрадованная приездом Тома Дорис начала собираться. — Достаточно будет только простого отказа от всяких претензий.

И тут Том выдал последний, как ему казалось, секрет торгового дома «Долли Браун».

— Да она и не мать ей вовсе! — радостно воскликнул он, но тут же осекся.

Дорис побледнела и машинально опустилась на пуфик в прихожей.

— Полегче, приятель, — строго произнесла Лора. — Что ты гонишь?

— А то, что у Лиззи Каббл, в замужестве Тейлор… Тебя ведь усыновили и Тейлор фамилия твоего отчима, не так ли? Так вот: у твоей мамы родились две девочки-близнецы. И одна весила вполне прилично, я подозреваю, что это была ты, а другая родилась недоношенной, и ее держали в барокамере даже после выписки твоей мамы с тобой. Но потом, как мне сказал доктор Харрисон, случилось нечто странное. Эту недоношенную девочку перевели в какой-то необыкновенный госпиталь, потому что появившийся отец ребенка заявил, что лечение недостаточно хорошее. А на письме с просьбой о переводе стояла подпись и мамы. Так что все было сделано по закону. И на этом история обрывается. Но я почему-то уверен, что эти два миллиона твоя мать получила за отказ не от жениха, а от ребенка.

— Так вот что имела в виду тетка, когда в письме делала свои туманные намеки. Поэтому мама не тратила деньги — она хотела их вернуть и забрать мою сестру обратно! И не успела! Теперь мне все ясно! Но зачем она согласилась на это?! И так мучилась все время…

— Я думаю, ваш папаша запугал ее тем, что малышка умрет. И поставил вопрос ребром — или отдавай ребенка и мы его вылечим с нашими деньгами, или пускай помирает… Постой, Дорис, очнись.

Дорис медленно сползла на пол. Когда она открыла глаза, то прошептала:

— Вы не знаете Диану, она если что захочет, то ребенка даже из живота вытащит. Я знала, что она мне не мать… знала. — И Дорис горько заплакала.

Роджер не собирался идти на прием к Ройтам. Но в последнюю минуту передумал. Как ни странно, этот визит был напоминанием ему о Дорис-Лоре, девушке, с которой он был счастлив так недолго и которую потерял. А в том, что он ее потерял, Роджер не сомневался. Прежде всего потому, что все оказалось до неприличия запутанно. И раскрутить эту историю без скандала не удастся. А скандал разрушит налаженный механизм его жизни и работы. И что потом делать, он не мог даже представить. Но жил ведь он раньше без этих римских каникул, как он окрестил мысленно события последних дней. И даже был счастлив. Но кто-то сказал: «Счастье — как здоровье, пока оно есть, его не замечаешь». И теперь он был несчастен. Пока он собирался на раут, в дверь кто-то постучал. Это был Клайд.

— Простите, сэр, за нескромный вопрос… А где леди Дорис?

— Какое ваше дело? — вдруг с неожиданной злостью спросил Роджер. — Этот вопрос не входит в число вопросов, которые вы можете задавать мне по долгу службы! Как говорится, вы не имеете чести оплачивать мои счета…

— Простите, сэр, но при таком отношении я тотчас уйду отсюда и буду искать другую работу. Но вдруг с леди что-то случилось?

— Я еще раз говорю, это не ваше собачье дело! Черт с тобой! Еще в полицию позвонишь, с тебя станется! Она ушла от меня, и мы разводимся! Доволен?

— Простите, сэр, мне так жаль. А я могу вам помочь чем-то?

— Да, закрыв дверь с той стороны! — трясясь от злости, ответил Роджер. Еще немного — и он двинул бы Клайду по физиономии.

Сам не понимая, чего он так разошелся, Роджер отправился к Ройтам, вызвав шофера, чтобы напиться в гостях назло всем правилам приличия. В вестибюле он обнаружил свежий номер «Грейт ньюс мэгазин» и, развернув газету, ошалело пробежал глазами по рубрике «Две капли воды».

Надо позвонить в редакцию и спросить адрес этих двух авантюристок, наверняка в газете про все знают, подумал Роджер, не задавая себе вопроса, зачем он хочет узнать местопребывание своих жен — настоящей и поддельной. А все равно будет скандал из-за развода, может как-то сгладить, тихо поменяться, крутилась у него в голове полная ерунда.

Когда Роджер приехал к Ройтам, все остальные гости уже собрались и перезнакомились, а те, кто знал друг друга еще и до вечеринки, мирно бродили по гостиной и пили коктейли или минеральную воду. Почему-то салон сенатора собирал или принципиальных трезвенников, или любителей нализаться на халяву. Скорее всего, на эти две категории делится все американское сообщество. Роджер заметил, что с уходом жены его стало тянуть на какие-то саркастические умозаключения с философским уклоном. Он поздоровался с четой сенатора и скрепя сердце извинился, что супруга не могла приехать: срочно отбыла в другой штат по семейным обстоятельствам. Сенатор, как человек воспитанный, не стал уточнять обстоятельства, а вот его жена отреагировала совершенно не по-светски: расстроилась и сразу потеряла к Роджеру интерес.

— Ну с господином профессором Лисом и его супругой вы знакомы. Позвольте представить вас моим друзьям…

Дальше сенатор перечислил знакомые Роджеру по газетным и телевизионным новостям имена политиков и затерявшиеся в коридорах памяти гостя имена их жен. Ройт добродушно посетовал, что стараниями четы Берли запланированные гости — русский писатель-диссидент и известный журналист не смогли прийти на парти. Но сенатор выразил желание представить сэру Роджеру восходящую звезду отечественной журналистики Томаса Келтона, бравшего у него интервью и покорившего их с супругой своей подкупающей манерой общения и эрудицией, столь редко встречаемой в журналистских кругах.