Литмир - Электронная Библиотека

– А вот здесь вы неправы. Вы же читали рассказы про сыщика Путилина? Это вам не какой-нибудь придуманный Шерлок Холмс! Это настоящий сыщик из жизни! Так он говорил, что причина гибели жертвы зачастую кроется в ее прошлом!

– Что ж вы так о любимом Шерлоке Холмсе? То готовы за него до хрипоты спорить, то вдруг ни в грош не ставите.

– Холмс и Пинкертон персонажи придуманные. И читать про них интереснее, но в одном вы были правы – в жизни все случается иначе.

– Вот и я про то же. Нам же ровным счетом ничего неизвестно, а раз так, то хоть дедуктивный метод используй, хоть «выстраивай кривую преступления», как это делает ваш Путилин, ничего не получишь.

– А вы мне расскажите, что вам известно. Вдруг мне чего в голову придет?

Я фыркнула, мне смешно стало, как какой-то мальчишка собирается сделать такое, на что неспособна полиция. Потом мне показалось, что дело не в полиции. Мне самой стало казаться, что все, что можно было сообразить, я уже сообразила и по этой причине отказываю в возможности сообразить что-то новое Пете. А в его словах были здравые рассуждения. И я стала ему столь же подробно, как до этого рассказывала полицмейстеру, а позже следователю, пересказывать все, что было мне известно.

Петя слушал внимательно, даже пометил кое-что, но, слава богу, не на манжете рубашки, как это часто делал Шерлок Холмс, а в крохотном блокнотике. Я закончила и спросила:

– Ну и какие выводы вы готовы сделать из полученной информации?

– Получается, что Григорий Михайлович и… – он взглянул в блокнотик, – …Алексей Иванович имели кристальной чистоты репутацию.

– Совершенно справедливо.

– Более того, круг их общения столь же вне подозрений.

– И это справедливо.

– Остается господин Шишкин, – он еще раз сверился с блокнотом, – Митрофан Евлампиевич. Вот его персоной и следует заняться тщательнейшим образом.

– Это каким же манером?

– Это я вам завтра доложу, – изрек мой оппонент, убирая в карман блокнот. – Увы, мне пора уходить, но я надеюсь, что завтра мы сможем встретиться еще раз. Тем более что вы так и не показали мне самое важное в театре, а именно, как и где работает суфлер.

Выдав эту тираду с самым серьезным видом, он растянул рот до ушей, наслаждаясь произведенным на меня эффектом.

– Ах вы, негодник! – возмутилась я вполне искренне. – Я уже собралась обидеться на вас за невнимание и пренебрежение к должности суфлера, а вы приберегли это как повод, чтобы добиться следующей встречи. Вы шантажист, сударь!

– Как вы, сударыня, изволите выражаться, совершенно справедливо! – Судя по расплывшейся физиономии, мой собеседник был до крайности доволен результатами своей каверзы.

– Ну да ладно, приходите уж завтра, – дозволила я.

– Quand vous etez en colère, vous etez plus charmant![29] – вместо ответа произнес он по-французски.

И опять я чуть было не попалась и не ответила ему на французском же. Но вовремя спохватилась и сказала:

– Не вполне вежливо говорить при человеке на языке, которого тот не понимает.

– Pardonnez-moi cet oubli![30] Я сказал, что если вам будет удобно, то давайте встретимся вновь завтра в это же время.

– Да удобно мне, так что приходите, но не стойте на морозе, а заходите или, в крайнем случае, стучитесь.

13

Я пошла провожать гостя, и тут выяснилось, что в театре помимо нас и Михалыча есть и иные люди. У господина Корсакова, как у антрепренера, имелся свой кабинет. Настоящий кабинет, в котором и серьезных гостей было незазорно принимать. Но он предпочитал все встречи, за исключением самых важных, проводить в своей уборной. Оттуда-то и доносились сейчас голоса.

– Помилуйте, уважаемый Арон Моисеевич, никак невозможно обойтись без арфы. Мне именно арфа нужна и ничто иное, – рассерженно и громко говорил наш антрепренер.

– Нет, это вы меня помилуйте, Александр Александрович, – отбивался невидимый нам Арон Моисеевич, – где же я возьму арфу, коли ее во всем городе нету. Раз у вас такая нужда в арфе, извольте выписать арфу из столицы, и ее вам доставят!

– Когда доставят? К окончанию сезона, когда она уже и ненадобна вовсе будет? Неужто вы не способны найти такой простой инструмент? – не унимался господин Корсаков. – Вы же член Императорского Музыкального общества, известный на всю округу музыкант! Спросите у иных членов общества, у простых знакомых, в конце концов.

– Я уж всех расспрашивал, и членов общества, и не имеющих к нему отношения: нету арфы. Хоть убейте!

Мы невольно остановились, прислушавшись к разговору, что, возможно, было не вполне вежливо, но, как оказалось, с пользой для дела.

– А у нас дома есть арфа, – неожиданно сказал мне Петя. – Маменька раньше играла, а теперь она без дела стоит.

– Как вы думаете, Петя, ваш отец позволит воспользоваться ею?

– Папа, вообще-то, не разрешает маменькины вещи трогать. Но вы же знаете, как он любит театр?

– Так давайте скажем об этом Александру Александровичу.

– Давайте вы сама ему скажете, а то мне уже пора идти, – вновь отчего-то смутился гость. – Au revoir, mademoiselle.[31]

– Всего доброго!

Петя умчался, а мне пришлось задержаться. Влезать посреди разговора было бы неприлично, и я решила дождаться его завершения и сказать обо всем один на один с Александром Александровичем. Впрочем, тот почти сразу и появился в расстроенных чувствах из-за отсутствия столь необходимого ему музыкального инструмента. Его собеседник, Арон Моисеевич, который по контракту заведовал у нас в театре оркестром, тоже был не в духе. Оркестр он собрал небольшой, но очень слаженный, и играли все музыканты весьма недурно. Вот только с господином антрепренером постоянно возникали мелкие недоразумения: то он требовал, чтобы там, где, по мнению Арона Моисеевича, должна была звучать флейта, непременно звучала труба. То что-то иное, но столь же несусветное с точки зрения дирижера. Вот и в арфе он, судя по всему, не видел особой нужды и был расстроен от такой настойчивости господина Корсакова.

– Вы уж еще раз постарайтесь разузнать, – сказал ему Александр Александрович, прощаясь. – Очень мне не хочется от арфы отказываться.

– Хорошо, – сдался музыкант. – Еще раз постараюсь.

– Да вот еще! Все забываю вас спросить, как так случилось, что у вас при вашем-то имени и отчестве получилась фамилия Кукушкин?

– А что вас смущает? – насторожился Арон Моисеевич.

– Да, собственно, ничего не смущает! Просто чаще бывает обратное. Вот скрипач наш – Коган, но притом Владимир Ильич. И это мне понятно. А насчет вас, так это чистое любопытство. Можете и не отвечать вовсе.

– Все очень просто. Я женат на госпоже Кукушкиной. Хоть такое и редко встречается, но я при вступлении в брак взял фамилию супруги.

– То есть вы хотите сказать, – безмерно удивился артист, – что у вашей супруги Сары Абрамовны?..

– Совершенно верно, – кивнул музыкант. – Моя супруга до замужества со мной была вдовой господина Бориса Борисовича Кукушкина. Засим дозвольте откланяться, побегу разыскивать треклятую арфу.

Музыкант удалился в сторону лестницы, а Александр Александрович произнес вслед ему задумчивое «Мм-да-а!» и соизволил заметить мою скромную персону.

– Здравствуйте, сударыня! Вам также не сидится дома, как и мне?

– Не сидится.

– Впрочем, рад нашей встрече. С чего-то именно у вас давно хотел спросить, не посоветуете ли, какую пьесу мне выбрать для бенефиса?

– А тут и думать нечего. Возьмите сочинение Фридриха Шиллера «Братья-разбойники». У вас должен очень хорошо получиться Карл Моор. Да и в целом пьеса весьма хороша, и для иных ролей у нас в труппе есть достойные исполнители.

– Вот! – воскликнул актер. – А Екатерина Дмитриевна меня, можно сказать, отговаривает.

– Боюсь, что Екатерина Дмитриевна в данном случае просто капризничает. Она хотела сыграть Гертруду на своем бенефисе, а вы решили поставить «Гамлета» прямо сейчас как обычную премьеру.

вернуться

29

Когда вы гневаетесь, вы становитесь еще прекраснее! (фр.)

вернуться

30

Простите мою забывчивость! (фр.)

вернуться

31

До свидания, мадмуазель (фр.).

15
{"b":"140938","o":1}