Он пил пиво и курил. День угасал. Он не зажигал свет. Скоро кончик сигареты стал маленькой красной точкой в темноте. Он сидел, пил пиво и ждал Луиса Крида. Он верил, что когда Луис придет домой оттуда, где он был, он выйдет и поговорит с ним. Убедится, что Луис вовсе не планирует ничего такого.

И еще он чувствовал мягкое веяние той силы, что населяла это дьявольское место, его скалы и курганы, выстроенные там.

«Не вмешивайся, слышишь, ты! Не вмешивайся, или ты очень об этом пожалеешь».

Не обращая внимания, Джуд сидел, курил и пил пиво. Он ждал.

В то время, как Джуд сидел и ждал его у окна своего дома, Луис ел обильный и безвкусный обед в столовой мотеля.

Еда была грубой и калорийной — то, что ему сейчас требовалось. На улице быстро темнело. Огни проезжающих машин тянулись вперед, как пальцы. Он поковырял в тарелке. Жареная картошка. Бифштекс. Ярко-зеленые бобы. Кусок яблочного пирога со стекающим сладким кремом. Он ел за угловым столом, глядя, как входят и выходят люди, думая, может ли его кто-нибудь здесь узнать. В глубине души он даже надеялся на это. Это вызовет вопросы: «Где Рэчел, что ты здесь делаешь, куда идешь?» — и вопросы могут повлечь за собой осложнения, и может быть, именно это ему и нужно.

И на самом деле, едва он взялся за яблочный пирог, запивая его второй чашкой кофе, как вошла знакомая пара. Роб Гриннелл, врач из Бангора, и его хорошенькая жена Барбара. Он ждал за своим столом, но они прошли в дальний конец зала, и он потерял их из виду, непроизвольно отметив преждевременную седину Гриннелла.

Официантка принесла Луису счет. Он расписался, поставив рядом номер комнаты, и вышел.

Снаружи свирепствовал ветер. Его завывание странно бодрило Луиса. На небе не было звезд; по нему неслись рваные клочья туч. Луис немного постоял на пороге, засунув руки в карманы и подставив ветру лицо. Потом он повернулся, пошел в комнату и включил телевизор. Было еще рано что-либо предпринимать, и в ночном ветре таилось что-то пугающее. Он решил ждать.

Он четыре часа смотрел телевизор, восемь получасовых развлекательных программ. Впервые за много дней он так долго смотрел телевизор.

В Чикаго Дори Голдмэн плакала:

— Лететь обратно? Но, дорогая, зачем? Ты только что прилетела!

В Ладлоу Джуд Крэндалл сидел у окна, покуривая и прикладываясь к банке с пивом, перелистывая в уме книгу своего прошлого и ожидал Луиса. Рано или поздно Луис должен вернуться домой, как Лэсси в старой картине. Были и другие пути на Кладбище домашних животных и то, что за ним, но Луис их не знал. Чтобы пройти туда известной ему тропой, он должен миновать свой дом.

Не зная об этом, Луис сидел и смотрел цветной телевизор. Он никогда раньше не смотрел этих программ, но слышал разговоры про них: белая семья, черная семья, ребенок, который оказывается находчивее взрослых, одинокая женщина, замужняя женщина, разведенная женщина. Он смотрел все без разбора, время от времени поглядывая за окно, в сгущающуюся тьму.

Когда начался одиннадцатичасовой выпуск новостей, он выключил телевизор и решил приступить к тому, что он задумал сделать, быть может, еще тогда, когда увидел лежащую на дороге кепку Гэджа, всю в крови. Он снова был холоден, силы вернулись к нему, но что-то явно стояло за этим — страсть, азарт, а может и безумие. Неважно. Это оно давало ему силы, согревало и заставляло двигаться вперед. Идя к машине он подумал, что Джуд, вероятно, был прав насчет растущей силы этого места, ибо теперь он чувствовал, как она овладевает им, и спросил себя:

«Могу я остановиться? Могу я остановиться, даже если захочу?»

— Неужели? — переспросила опять Дори. — Рэчел, ты с ума сошла... на ночь глядя...

Рэчел только покачала головой. Она не могла объяснить матери, почему хочет вернуться. Чувство крепло в ней, словно ветер: сначала он колеблет траву, едва заметный, потом начинает дуть сильнее, не оставляя ни одного спокойного местечка; затем деревья начинают раскачиваться и скрипеть; вскоре уже сотрясаются дома — так, исподволь, подкрадывается ураган, всеразрушающий и неостановимый.

В Чикаго было шесть часов. В это время в Бангоре Луис приканчивал свой безвкусный обед. Рэчел и Элли едва притронулись к своим тарелкам. Во время обеда Рэчел не отрывала глаз от еды, чтобы не встречаться с мрачным взглядом дочери, вопрошающим, что она может сделать и как помочь папе.

Она ждала, когда позвонит Джуд и скажет ей, что Луис вернулся, и действительно зазвонил телефон — она подскочила, а Элли едва не выронила стакан с молоком — но это была всего лишь подруга Дори по бридж-клубу, она хотела узнать, все ли у них в порядке.

Они пили кофе, когда Элли внезапно отложила салфетку и сказала:

— Папа... Мама... Простите, но я поеду домой. Если я сяду на самолет, я вернусь туда сегодня ночью.

Отец с матерью уставились на нее, но Элли только зажмурила глаза с облегчением — это могло бы быть смешно, если бы не ее мертвенная бледность.

Они ничего не могли понять, и Рэчел не стала объяснять, как легкий ветерок превратился в силу, разрушающую дома, словно спичечные коробки. Она просто не смогла поверить, что Элли извлекла весть о смерти Виктора Паскоу из своей памяти.

— Рэчел, детка, — сказал медленно отец, как мог бы говорить с ней при истерическом припадке. — Это только ваша реакция на смерть сына. И ты, и Элли устали, намучились, и кто вас винит? Но ты только усугубишь...

Рэчел не отвечала. Она прошла в холл к телефону, набрала номер авиакомпании «Дельта», пока Дори стояла рядом, говоря, что нельзя же так, она должна подумать, в крайнем случае они могут завтра полететь вместе... и рядом стояла Элли, все еще мрачная, но теперь в ее взгляде теплился огонек надежды.

— Компания Дельта, — раздался голос на другом конце провода. — Это Ким. Чем мы можем быть вам полезны?

— Мне очень нужно сегодня ночью попасть из Чикаго в Бангор. — сказала Рэчел. — Мне надо успеть... предотвратить опасность. Можете узнать, есть ли билеты?

С сомнением:

— Да, мэм, но вероятности мало.

— Пожалуйста, узнайте, — попросила Рэчел дрогнувшим голосом. — Я буду ждать.

— Хорошо, мэм. Я позвоню, — телефон умолк.

Рэчел прикрыла глаза и через миг почувствовала на своей руке чью-то холодную руку. Открыв глаза, она увидела Элли. Ирвин и Дори стояли поодаль и тихо шептались, глядя на нее. «Я, наверно, кажусь им ненормальной», — подумала Рэчел устало. Она нашла в себе силы улыбнуться Элли.

— Не дай им удержать тебя, мама, — сказала Элли тихо. — Пожалуйста.

— Да нет, сестренка, — сказала Рэчел и вспомнила, что они звали ее так, когда родился Гэдж. Но теперь она уже не была ничьей сестренкой, так ведь?

— Спасибо тебе, — сказала Элли.

— Это ведь очень важно, да?

Элли кивнула.

— Дорогая, я знаю, что это так. Но ты можешь мне помочь, если скажешь еще кое-что. Это был просто сон?

— Нет, — сказала Элли. — Это... это все и сейчас... Я и сейчас это вижу. Ты не чувствуешь, мама? Что-то вроде...

— Вроде ветра?

Элли опять кивнула.

— Но ты не знаешь, что это? Ты не помнишь чего-нибудь еще из твоего сна?

Элли задумалась и потом отрицательно помотала головой:

— Папа. Черч. И Гэдж. Вот и все, что я помню. Но я не помню, как они оказались вместе, мама!

Рэчел крепко обняла ее.

— Все будет хорошо, — сказала она, но тяжесть давила  на ее сердце все сильней.

— Алло, мэм, — отозвалась телефонная трубка.

— Алло? — Рэчел сжала трубку, не выпуская руки Элли.

— Я думаю, мы можем устроить вам билет до Бангора, мэм, но вы будете там очень поздно.

— Это неважно.

— У вас есть ручка. Записывайте.

— Да-да, — Рэчел вынула из стола огрызок карандаша.

Она нашла какой-то конверт и приготовилась.

Рэчел старательно записала все, что ей сказали. Когда клерк закончил свое сообщение, она показала Элли два пальца, сложенные буквой «О» в знак того, что все в порядке. «Все может быть в порядке», — поправила она себя. Предстояла сложная пересадка в Бостоне.