– Я думаю, что так будет лучше всего, а ты? – не дожидаясь ответа, Роуэн быстро пошла в кухню, чувствуя на себе его жгучий взгляд.

Эван сочно выругался про себя, отшвырнул тряпку, которой он вытирал руки, и вышел глотнуть свежего воздуха. Стоя на пороге, он глубоко дышал, впервые без всякого удовольствия созерцая раскинувшийся перед его глазами пейзаж. На этот раз темневшие на горизонте горы и цепь зеленых холмов не принесли успокоения его смятенной душе. Горы всего лишь напомнили ему о том, что он действительно достиг вершины. А для чего? Одержанная победа оказалась никчемной, потому что всем, кроме него, на нее наплевать. А усилия, которые ему пришлось приложить? Ведь он едва не погиб!

Да... целеустремленность – это одно, но ослиное упорство, с каким он отказывался понять, что преждевременно сводит себя в могилу, – совсем другое.

В равной мере разочарованный и рассерженный, Эван зевнул и, подняв вверх руки, потянулся. Роуэн, которая в этот момент появилась в дверях, вытаращила глаза на гладкую загорелую спину, остро напомнившую ей, как она ощущала ее своим телом, когда они занимались любовью.

– Ты не хочешь войти, чтобы попить чаю? – она задрожала, но не от холода, а от пристального взгляда горящих зеленых глаз. Опустив руки, Эван стоял и смотрел на нее. – Ну, так как? – Роуэн нервно облизнула губы.

– Давай поедем куда-нибудь.

– Куда? – От удивления она широко открыла глаза.

– Куда-нибудь. Будем ехать, пока нам не захочется остановиться. Найдем хорошую гостиницу, поужинаем и останемся там на ночь.

– Я... я не могу.

Глаза Эвана потемнели.

– Не можешь или не поедешь? Мне безразлично, что ты скажешь, Роуэн, потому что я не позволю тебе оставаться здесь и упиваться своим горем. Иди. Возьми с собой что-нибудь нарядное, и поехали!

– Ты думаешь, это что-нибудь изменит?

Мысль о том, чтобы куда-то ехать с Эваном, пугала ее, но она не могла не ощутить радостного ликования.

Внезапно Эван схватил ее и, крепко поцеловав в губы, быстро отпустил и, широко шагая, пошел по тропинке, направляясь к калитке.

– Даю тебе полчаса! – обернувшись, сказал он. – Я буду ждать в машине.

Они съехали с проторенной дороги и остановились возле маленького уютного паба с приветливо сиявшими огнями и старым деревянным полом, темные доски которого вздыхали и поскрипывали под ногами посетителей. В огромном выложенном кирпичами камине не было огня – в нем красиво расставили сухоцветы и травы. Кроме Роуэн и Эвана единственными посетителями оказались два пожилых джентльмена, игравшие в домино, и пожилая чета, которая, судя по их одежде, в кои-то веки решила провести вечер вне дома. Несмотря на опасения, вызванные предложением «найти хорошую гостиницу, поужинать и остаться на ночь» и тем, что скрывалось за этими словами, Роуэн решила отогнать все сомнения и печаль и попытаться развеселиться.

– Спасибо, – глядя, как Эван возвращается от стойки, держа в руках напитки, и садится на деревянный табурет напротив нее, Роуэн тепло улыбнулась.

– Пожалуйста.

– Я здесь никогда не была, а ты? – бросив взгляд на стены, украшенные старыми фотографиями, Роуэн ощутила чувство стабильности и исторической причастности. Ее собственная история получила драматическое воплощение, которого она никогда не могла даже вообразить, а стабильность оказалась несбыточной мечтой. Отныне в ее жизни не будет «постоянных» отношений, потому что больше она никому не сможет доверять. И в ту же минуту ее поразила мысль, что обстоятельства заставили ее принять такой же циничный взгляд на отношения, каким когда-то поразил ее Эван, и от этой мысли слезы выступили у нее на глазах.

– Я приезжал сюда пообедать несколько раз, – усмехнулся Эван, осторожно поставив стакан на пробковую салфетку. – Здесь подают самый лучший бисквит с патокой, а такого крема, как у них, нигде не найти.

– Удивительно, как такой здоровый человек, как ты, может наслаждаться высококалорийной пищей и, несмотря на это, сохранять прекрасную форму!

Роуэн удивилась, увидев, как улыбка исчезла с лица Эвана.

– Внешность обманчива, – заметил он. – Когда-то я был здоров, но это уже в прошлом.

– Ни за что не поверю!

– За каким чертом я буду лгать?

Она поежилась от его агрессивного тона. Прищурив карие глаза, Роуэн взглянула на красивое сосредоточенное лицо Эвана и поняла, что он не хочет поделиться с ней неким секретом.

– Итак... когда у тебя возникла страсть к пудингу? – она попыталась придать шутливость своему тону и пригубила сухого белого вина.

– Не нужно.

– Чего не нужно? – у Роуэн перехватило дыхание.

– Не нужно притворяться, будто то, что иногда я веду себя, как медведь, страдающий от головной боли, совершенно нормально и что в душе я хороший парень. Это вовсе не так, Роуэн, и тебе не следует питать никаких надежд.

Ее бросило в жар. Он сумасшедший, если даже на секунду вообразил, что она лелеет надежду на какие-либо отношения с ним! Неужели он воображает, что, после того, как она узнала о неверности мужа, у нее когда-нибудь возникнет желание вступить в связь? Тем более с ним?

– К твоему сведению, сейчас я не питаю никаких надежд, ибо все, что я пытаюсь сделать, это прожить день целой и невредимой. Поэтому не думай, пожалуйста, что я... что я... – она умолкла, увидев, что Эван сурово сжал губы.

– Ты хорошая женщина, Роуэн. Когда пройдет достаточно времени, и твои душевные раны начнут заживать, мужчины начнут выстраиваться в очередь у твоей двери. Ты не создана для того, чтобы долго быть в одиночестве, ангел мой. И у тебя слишком много добродетелей, чтобы ты не захотела поделиться ими с близким человеком.

– Я не хочу никаких отношений. Ни сейчас, ни когда-либо! Что заставляет тебя воображать, что только ты имеешь право быть таким циничным? Ты не единственный, кому изменили. Если до конца жизни я хочу оставаться в одиночестве – это мое дело, и нечего воображать, будто ты знаешь, что для меня лучше!

Эван спокойно выдержал эту вспышку. Он видел, как краска залила ее лицо, и слезы блеснули в нежных карих глазах. В нем снова вспыхнуло желание извиниться и обнять ее, но он подавил его. Нельзя делать для нее больше того, что он уже делает, и ему необходимо убедиться, что Роуэн понимает это. Очень скоро он приступит к работе, и ей придется идти по жизни без его поддержки и утешения. Жестоко, конечно, но такова жизнь.

– Я никогда не воображал, будто знаю, что является наилучшим для кого бы то ни было, тем более для человека, который страдает так, как ты. Но в твоем характере, Роуэн, цинизма нет. Не надо совершать ошибку и прибегать к нему, думая, что он как-то поможет тебе защититься. Одному Богу известно, почему твой муж так поступил, но это не означает, что подобное должно повториться. Я уверен в этом.

– А как насчет тебя?

– Меня? – Эван пожал широкими сильными плечами и улыбнулся. – У меня есть моя работа, и она – самое важное в моей жизни.

Роуэн хотелось назвать его лжецом, потому что всем нужен кто-то, не так ли? Но удивление заставило ее промолчать, так как ее собственный вопрос показал правдивость того, что Эван сказал раньше. Она не цинична. Еще подростком она потеряла обоих родителей, и ей пришлось идти своим одиноким путем, зарабатывая на жизнь, пока она не встретила Грега. Она хорошо знает, что такое одиночество, и никому не пожелает его. Но сейчас она слишком расстроена, чтобы продолжать этот разговор.

– Ну, ладно. Еще немного, и ты сможешь вернуться к работе.

– Прежде чем уехать, я должен закончить ремонт твоего дома.

Роуэн едва сдержалась, чтобы не сказать: «Можешь не беспокоиться!»

– Как хочешь, – пробормотала она и поспешно сделала большой глоток вина.

Сидя за рулем, Эван страдал от угрызений совести. Обиженное молчание Роуэн угнетало его. Первая часть их поездки закончилась полным провалом, и теперь, преодолевая крутые повороты узкой проселочной дороги, скрытой в густом тумане, он ломал голову над тем, как спасти положение.