Приказ о ликвидации последовал из Москвы — в этом Марголин ничуть не сомневался. О прибытии в Новозаветинск иногороднего снайпера он бы непременно узнал, а значит, заказ сделан местному.

Группа толстозадых финансистов и политиков решила, что он выполнил свою роль и должен покинуть сцену. Они не станут забивать голову разработкой деталей. Они принимают принципиальное решение. «Логово» — удобный отвлекающий вариант. Никого в столице деятельность его не волнует, не тот уровень, но в итоге все стрелки сведутся именно на «Логово». Никто не бросится за него мстить и проводить ответные акции, но факт останется фактом, рано или поздно «Ядро» использует сей факт в своих интересах.

День тянулся долго. Марголин опять много ездил и встречался с людьми. Результаты встреч его радовали. Одно мероприятие, которое он начал сразу после обеда, заняло намного больше времени, чем он рассчитывал, но, как и все остальные, завершилось удачей. Поздним вечером он приехал в одну из своих квартир, торопливо выпил стакан чая с бутербродом и лёг спать.

Через четверть часа после того, как в окнах погас свет, неприметная личность в кепке и короткой кожаной куртке, укрываясь от дождя под дырявой крышей домика детской площадки, нажала светящиеся кнопки мобильного телефона.

— Он на Мичуринской. Лёг спать.

Квартира была взята под аудиоконтроль, так что последнее утверждение основывалось не только на данных наружного наблюдения. Хозяин пёстрой кепки в течение пяти минут нетерпеливо слушал, как скрипит под тяжёлым телом старая кровать, а потом чуткие микрофоны уловили и исправно донесли нарастающий храп объекта. Марголин всегда засыпал быстро, и наблюдатель, потративший немало времени на изучение его личности, давно это знал.

— Спасибо, — донеслось из трубки, и разговор закончился.

Наблюдатель тоскливо закурил. Ему предстояло дежурить до утра, а размер полученного гонорара не позволял схалтурить. Впрочем, скоро всё это должно закончиться.

А за три часа до того, как состоялся этот короткий диалог, два начинающих опера, сильно волнуясь, вошли в кафе «Романс». Им повезло, они незаметно слились с толпой у стойки, заказали по чашечке чёрного кофе и принялись смиренно его цедить, контролируя входную дверь. Про деньги на оперрасходы они только слышали во время учёбы в школе милиции, но держать их в руках не приходилось, а потому оперативно-розыскные мероприятия по раскрытию тяжкого преступления они проводили на свои. Суммы, которую можно было наскрести в карманах дешёвых кожаных курток, с трудом хватало на четыре чашки кофе. Время, которое предстояло провести в «Романсе», было неизвестно, и потому лейтенанты цедили напиток мелкими глотками.

Ветрова прикатила на такси после полуночи, и её появление оба вчерашних курсанта проморгали. Появление Кати в зале вызвало оживление, раздались приветственные пьяные выкрики, но до стойки этот шум не долетел, и если бы Катя приняла приглашение и уселась за столик, судьба её могла бы сложиться иначе. Однако она двинулась по залу и через минуту попала в поле зрения начинающих оперативников.

— Гляди, она, Кристина! — Рыжеватый Гладков ткнул напарника ботинком, и тот, отряхивая штанину, отозвался:

— Не ори, сам вижу.

Катя прошла в двух метрах, и они услышали аромат её духов.

— Моя любимая туалетная вода, — пробормотал стриженный наголо Лаптев, чтобы не молчать.

Окружающая обстановка была откровенно враждебной, и задача опознать преступницу и доставить её в отделение не казалась простой. Достаточно посмотреть на рожи посетителей. Хватай любого — и не ошибёшься, на каждом столько висит, что и высшей меры окажется мало. В зале наверняка десяток-другой стволов, да и прочей дряни в бездонных карманах пиджаков и кожаных курток окажется предостаточно.

Двух «Макаров» хватит, чтобы обуздать такую толпу, если действовать решительно, но откуда этой решительности взяться, если ещё три года назад они сидели за школьной партой, а последние шесть месяцев им непрестанно вдалбливали, в соответствии с мировоззрениями начальника главка, что милиционер всегда не прав и вообще сволочь.

— Мы своё дело сделали, — наклонившись, жарко зашептал в ухо напарника Лаптев. — Надо звать подмогу и трясти этот долбаный притон к долбаной матери…

— Не мешай, — отмахнулся Гладков. Отступать или звать на помощь ему не хотелось.

Катя взгромоздилась на высокий табурет и, бросив рядом куртку и сумочку, болтала с барменом, облокотившись на стойку так, чтобы собеседник, не напрягаясь, мог заглянуть в разрез блузки. Судя по виду бармена, картина эта его давно уже не вдохновляла, через пять минут он всё-таки приготовил и поставил перед девушкой бесплатный коктейль. Катя одарила его улыбкой и взялась за стакан.

Гладков соскочил с табурета и направился к ней.

— Ты куда? — зашептал Лаптев, но грохот музыки заглушил его голос.

Гладков и сам не знал куда. Вернее, он знал — куда, но совсем не представлял — как. Подойдя к Кате, он остановился, и она, выждав минуту, томно обернулась.

Взгляд её начал тускнеть, когда она оценила потрёпанную одежду опера.

— Привет, — нервно улыбнувшись, сказал лейтенант.

— Здорово, — неожиданно грубым голосом отозвалась Ветрова, оглядела его с головы до ног и лениво спросила: — Мент, что ли?

— Ага, — легко согласился Гладков и придвинулся ближе.

Катя надменно измерила расстояние, говорить ничего не стала, глотнула коктейля.

Ощутивший приближение неприятностей бармен следил за ними.

— Поговорить надо, — сказал Гладков.

— У тебя денег не хватит разговоры со мной вести, — не оборачиваясь, отозвалась Катя и с хрюканьем выцедила остатки напитка. — Славик, налей ещё. Я плачу.

Славик кивнул и подхватил новый стакан, но смешивать коктейль не торопился, следил за опером.

— А я и без денег обойдусь, — со злостью ответил Гладков. — Уголовный розыск.

— А мне насрать, — все так же не оборачиваясь, отозвалась Катя.

И это переполнило чашу терпения лейтенанта. Он схватил её за локоть и рывком сдёрнул со стула. Ветрова вскрикнула, без тени возмущения и высокомерия в голосе, от неожиданности. Удерживая Катю за правую руку, Гладков сгрёб с табуретки её вещи.

— На!

Свободной левой рукой Катя машинально подхватила сумку и куртку, и опер поволок её к выходу.

— Минутку! — От столика шагнул мордоворот в расстёгнутой до пупа рубахе и с пудовым крестом на груди.

Выдернув пистолет из наплечной кобуры, Гладков щёлкнул предохранителем и оскалился:

— Давай, герой, прыгай!

Зал замер. Крестоносец, не отводя взгляда от ствола, попятился. Остальные молчали, и даже музыка куда-то пропала, только шипение и треск доносились из мощных колонок.

— Милиция! — ещё раз рявкнул Гладков от дверей. — Кто, сука, дёрнется, пристрелю на х…й!

Описав стволом пистолета размашистую восьмёрку, он вытолкнул притихшую Катю на улицу.

Спустя минуту из дверей выскочил перепуганный Лаптев.

— Ты что? А если б…

— Помолчи! А ты одевайся! — Гладков напялил на ошарашенную Ветрову куртку. — Вперёд!

Отделение милиции располагалось в трех минутах ходьбы от «Романса». Гладков втолкнул задержанную в двери дежурной части и только после этого перевёл дыхание.

— Все…

— Ну ты даёшь. — Очухавшийся Лаптев хлопнул его по плечу.

Через час, когда дежурный «уазик» вёз Катю в отделение, на территории которого она с подругой совершила разбой в целях завладения чужим имуществом — именно так, с точки зрения закона, трактовались их шалости с клофелином, — в столичном аэропорту Шереметьево объявили, что авиарейс сообщением Москва-Париж по метеоусловиям принимающей стороны откладывается до восьми часов утра.

Дождливая осенняя ночь. Порыв ветра сорвал капли с деревьев, и опять тишина. Когда шум падающих на землю капель стих, стали чётко слышны размеренные шаги человека, двигающегося по дорожке вдоль дома.