В этот момент в прихожей хлопнула дверь, и старушечий голос произнес:

– Ну, вот и я! А там к кому-то «Скорая» приехала…

Носов поглядел на мать и ужаснулся: такой дикой ненависти он не видел никогда… Казалось, от одного только вида ее надо было умереть на месте.

– Тварь! – закричала она. – Стерва старая! Погляди, что ты наделала!

В комнату вошла полная пожилая женщина в вязаной кофте, пуховом платке и, увидев белый халат, лежащую на диване девочку и разъяренную мать, охнула, всплеснула руками и, закатив глаза, повалилась набок… Угол рта быстро пополз вниз.

– Тварь! – кричала женщина. – Это ты оставила лекарство! Ты вечно их раскидываешь где попало!

Носов подбежал к бабушке, осмотрел бегло – инсульт! Снова чертыхнулся и стал набирать лекарства в шприцы. Тут он уже быстро нашел вену, ввел все, что считал нужным, и повернулся к матери малышки – та уже просто плакала, держа дочь на руках.

В комнате опять назревали события. Бабка пришла в себя, явления инсульта почти прошли, она сидела на полу и, растрепав волосы, тихо выла: «Леночка, Леночка…»

Мать уже ничего не говорила, лишь мерила комнату из угла в угол, глядя остекленевшими глазами перед собой, дочь висела у нее на плече. Носов присмотрелся: девочка дышала, тихо-тихо, распустив губки. Носов стал спрашивать имя и фамилию девочки, мать отвечала как сомнамбула и, не останавливаясь, ходила по комнате под бабкин вой.

– Положите девочку, – строго сказал Носов. Женщина выполнила приказание, положила Леночку на диван, отошла в сторону и сложила руки на груди, будто молилась. – Ее надо везти в больницу…

Мать мотнула головой, словно отмахивалась от комарья…

– Не отдам! – сказала вдруг хриплым низким голосом. – Нет.

– Она может умереть, – сказал Носов, пытаясь вложить в свои слова максимум убедительности.

Мать кинулась к ребенку, будто Носов уже увозил ее, и подхватила на руки.

– Пусть! Я не отдам ее! – В глазах женщины появился безумный блеск, она периодически встряхивала дочь, целовала, не видя, что та никак не реагирует на ее ласки…

– Где телефон?

Женщина кивнула в сторону прихожей:

– На кухне.

Носов перешагнул через растянувшуюся поперек комнаты бабушку и, оглянувшись на мать девочки, принял решение. На кухне он быстро дозвонился до диспетчера.

– Юленька, миленькая, – затараторил он, – мне нужно место в больнице, отравление клофелином, полный пузырек, – на том конце провода тихо охнули, – у бабушки инсульт, а мать не отдает девчонку в больницу, давай милицию…

– Уверен? – спросила диспетчер Юленька.

– Да! – подтвердил Носов. – Глаза сумасшедшие, держит ее, не вырвать!

– Хорошо, я вызову, – грустно сказала Юля, – но ты же знаешь, они в эти дела не любят вмешиваться…

– Да знаю я, но попробуем, может, уговорим?…

– Повезешь… в Филатовскую, – сказала диспетчер центра, дождавшись ответа отдела госпитализации.

– Спасибо, – сказал Носов и положил трубку.

Носов померил девочке давление. Очень низкое, но есть, и пульс, хоть и слабый, определяется, и дыхание самостоятельное… «Сколько у меня еще времени? Сколько его у нее? Кто б знал? Ну, где эта чертова милиция?!» Черепашьим шагом, что ли, идут, здесь отделение через три дома, или тоже, как Толик, в домино играют? Да нет, эти, наверное, не играют.

В дверь позвонили, мать рванулась было в прихожую, но, увидев, что туда устремился Носов, опять пошла по комнате.

Бабка возилась на полу, пытаясь встать, – видно, мочегонное подействовало…

Носов вышел в прихожую, входили двое: маленький в штатском, с папкой под мышкой и здоровенный сержант с буденновскими усами. Носов его узнал, встречались раньше… И сержант узнал Носова, пробубнил: «Здравствуйте, доктор». Тот, что в штатском, деловито осмотрелся…

– Что случилось? – спросил он. – Нам толком ничего не объяснили…

Носов, прикрывая их спиной от женщин в комнате, стал вытеснять в сторону кухни и, когда вытеснил из прихожей совсем, прикрыл дверь и стал горячо объяснять:

– Здесь девочка, три года, выпила смертельную дозу лекарства, бабка забыла на столе… А мать не дает ребенка в больницу… Я даже не стал уговаривать, бессмысленно, она ничего не понимает…

Штатский смотрел с сомнением, видимо, решал, как поступить, а сержант пробубнил:

– Ну, это ж не наше дело… бытовуха…

Однако штатский вдруг проникся серьезностью момента и строго одернул сержанта:

– Нет, это уголовное дело! Халатность, повлекшая тяжелое увечье или даже смерть по неосторожности.

Сержант посерьезнел и закивал.

– Пошли! – И штатский, решительно отодвинув Носова, прошел в комнату.

Они вошли в гостиную. Женщины разом замолчали и уставились на сержантские погоны. Носов сурово сказал:

– Это товарищи из милиции, они должны разобраться, в чем тут дело…

Штатский строго и хмуро поглядел на женщин, достал из папки сколотые через копирку листы протокола и сказал матери:

– Положите девочку, и пойдемте, расскажете мне, как все произошло…

Мать послушно положила Леночку на диван и пошла за штатским на кухню, процессию замыкал сержант. Бабка, почувствовав, что дело пахнет керосином, потащилась следом за ними…

А Носов, видя, что до него уже нет никому дела, дождался, когда все прошли на кухню, тихонечко сложил ящик и, подхватив девочку на руки, так же тихо вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, стараясь не хлопнуть.

Он бегом спустился по лестнице и, ворвавшись в салон «рафика», проорал:

– Толян! В Филатовскую! Мухой!

Толик, неизвестно с какого перепугу державший машину под парами, утопил педаль газа в пол и с визгом стартовал… Носов оглянулся, когда «рафик» уже выворачивал на улицу, увидел растрепанную мать девочки и бежавшего за ней усатого сержанта…

Толик без напоминаний включил и маяк, и сирену. «РАФ» несся по вечерним улицам, наступали сумерки, несмотря на будни, машин было много… Толик распихивал всех, он наседал на бестолковых чайников, светил фарами, и через десять минут они уже подъехали к Садовому кольцу.

На перекрестке их ждала пробка. Толик секунду постоял в левом ряду и решительно выехал на встречную, обогнул всех и стал первым, дальше ехать он не осмелился, поперек шел сплошной поток машин. Посередине перекрестка стоял скворечник с регулировщиком[7].

– Он, видно, сам регулирует, – предположил Толик. – Гад, ведь слышит же сирену…

– Сейчас, – сказал Носов, – партию в домино закончит, переключит…

– Да какое у него… – начал было Толик, но тут до него дошло, и он густо покраснел. Толик включил галогеновый фароискатель на крыше «рафика» и направил ослепительно-белый луч на стакан регулировщика. Тот прикрыл глаза рукой и, потерпев еще несколько секунд, переключил светофор.

Они быстро проехались по территории старой больницы до приемного отделения, и Носов внес девочку в смотровую… Доктор моложе Носова оформлял историю и, не отрывая глаз от бумаги, спросил:

– Что?

– Отравление клофелином, – ответил Носов, ощущая, как его покидает безумное напряжение. ВСЕ! ВСЕ!

– Мыли? – спросил доктор, по-прежнему не отрываясь от писанины.

– Пытался, – честно ответил Носов, – вызвал два раза рвоту, ввел стимуляторы дыхания и привез сюда…

– Родители здесь? – спросил голубой колпак, потому что лица врача Носов так еще и не увидел. Девочку он положил на кушетку.

– Нет, – ответил Носов, заводясь, – мать не хотела отдавать, я привез ее сам.

Врач наконец оторвался от бумаги и посмотрел на Носова.

– Вы что, доктор, с ума сошли? – спросил он. – А если она умрет?

– Видно будет, – ответил Носов. – Сейчас времени жалко, прошло меньше часа. Действуйте же, доктор… – он посмотрел на табличку на столе, – Бурда.

Доктор Бурда пожал плечами, взялся за телефон без диска и сказал в трубку: