И так невесело, а перспектива ходить по коридорам мрачным-мрачным, будто туча грозовая, распугивая слуг, мне не нравилась. Без того все пуганые – шестнадцать лет мучились с нелюдимым, вечно хмурым господином. Да и считается плохой приметой – хандрить перед поездкой, сомневаясь в ее надобности, тогда точно все не заладится. Алив не любит неуверенных людей. И пусть она уже давно не сходила в мир, не стоило думать, будто Пресветлая мать совсем перестала наблюдать за своими подопечными. Хитрая же Хель любит запутывать тропы, словно шелковые нити, и зачастую человеку не под силу распутать клубок собственной жизни в одиночку.

Так что для приличия покряхтев, я поднялся из кресла и направился в свои покои паковать необходимые вещи. И судя по тому, что я собрал, похоже, мне тоже придется просить у Пака заклинание.

Стоило только выйти из комнаты, аккуратно прикрыв за собой двери, как замок ощутимо тряхануло. С потолка посыпалась штукатурка, а те самые заботливо прикрытые двери перекосило. Похоже, Матвевна таки попыталась забрать у «дракона» его золотишко. Проверить, что ли, не убило ли нянечку? Все равно комнаты дочурки по дороге.

Мимо прошмыгнула бледная худая женщина. Горничная, кажется, та самая Илиз. Светлые кудри растрепались от бега – видимо, тоже переживает за нянечку, свою приемную мать. Меня она даже не заметила, странная женщина. В общем-то про Илиз у нас ходит много легенд. В юности она была первой красавицей в герцогстве, говорят, чуть за дворянина замуж не выскочила, да спуталась не с кем-нибудь, а с вампиром. Его крестьяне ранили, а она у себя утаила да выходила. Тот, выздоровев, сразу исчез, а у нее, как и полагается, через девять месяцев появилась дочка. Илиз же начала медленно чахнуть. Сейчас от когда-то наипрекраснейшей женщины осталась лишь бледная тень.

А может, врали все про вампира. Маги до сих пор не могут доказать их способность скрещиваться с людьми. Например, если от союза человека с эльфийкой могут появиться дети, то от эльфа с человеческой женщиной – нет. Почти так же и с другими расами. Только вот с гномами совсем ничего не получается, у них даже такие смешанные браки запретили. А вот с орками совсем наоборот – они могут жениться на ком угодно. Так что...

У Маришки-то внешность и правда необычная. Да только мало ли, что в крови смешалось? Народ любит языками почесать, и не только языками. Руки у народа тоже сильно чешутся. Илиз даже сжечь собирались, пришлось мне ее в замок забрать, горничной сделать.

Вот такие дела чудные творятся.

Я поспешил за женщиной, по пути отмечая свалившиеся с крюков картины и выбитые окна. Мельком глянув в одно из них, я понял, что северной башне снова не повезло.

У комнат Юльтиниэль уже собрались самые любопытные, но заходить внутрь пока не решались. Увидев герцога, то бишь меня, все тут же вспомнили про неотложные дела и расползлись кто куда, поняв, что зрелище отменяется. Одна только Илиз осталась стоять под дверями, печально на них смотря. Покачав головой, я мужественно потянул на себя ручку и очень осторожно заглянул в комнату.

– Эй, есть кто живой? – осторожно спросил я. И, не дожидаясь ответа, все-таки зашел. – Алив Пресветлая...

В комнате царил живописный бардак. Одежда, книги, украшения, желтоватые пергаментные листы, разномастное колюще-режущее оружие (любимые игрушки Юльтиниэль) – все это валялось вперемешку на полу, на кровати, а на люстре обнаружилась кружевная деталь гардероба дочурки. Матвевна сидела на низком маленьком стульчике, ощупывая внушительную шишку. Юльтиниэль, сдвинув бровки, разглядывала «яблоко раздора» – пышное длинное лиловое платье без лямок, вышитое по лифу и подолу серебряными лилиями.

– Папа, я хочу его взять! – капризно заявила доченька, повернувшись ко мне, и даже топнула ножкой.

– Ну поймите, леди, для него надо доставать отдельную сумку, в дороге оно помнется. Может пострадать вышивка... – Видимо, нянечка повторяла эту фразу не в первый раз, уже не надеясь на то, что доводы хоть чуть-чуть помогут.

– Пускай Пак его заколдует! И сделает сумку с пятым измерением. – Дочка задумалась, не топнуть ли ей второй ножкой.

– Доченька, Пак уже стар, ему будет трудно это сделать. – Я решил пока встать на сторону Матвевны, чтобы, если она победит, мог считать себя великим отцом, а если нет – всегда успею подло дезертировать. – Если хочешь, в столице я закажу для тебя точно такое же платье!

Юльтиниэль презрительно фыркнула, в который раз убеждаясь, что в моде и тряпках я ничего не понимаю.

– Папа, – тоном «хоть ты и старше, иногда морозишь та-а-акие глупости!» начала разъяснять мне она, – это платье единственное в своем роде. Ты хочешь, чтобы оно потеряло свою оригинальность?!

– Хм...

– Вот то-то! Так что зови Пака.

Я переглянулся с Матвевной, еще раз обвел взглядом комнату. И неожиданно, в первую очередь для себя, ответил:

– Нет! – Юльтиниэль удивленно подняла бровку. – Во– первых, приберись тут. И так уже Илиз замучила. – Я кивнул бледной женщине, что она может идти. Та, от Хель подальше, тут же и ушла, убедившись, что с Матвевной все в порядке. – Во-вторых, учись сама. Дар у тебя ого-го, а все Пака теребишь по мелочам. Сама знаешь – разрушать куда проще, чем строить. И никаких «не хочу», не маленькая! – грозно закончил я и, развернувшись, вышел из комнаты, гордо подняв голову, жутко довольный этой маленькой победой и еле-еле удерживаясь от того, чтобы не перейти на бег, пока меня не убили.

Фух... кажись, обошлось...

А теперь к себе, собираться. Пака сегодня буду теребить я.

Рассвет устроил подлость и наступил как-то подозрительно рано, словно солнце вытянули из-за горизонта клещами, несмотря на его сопротивление. Сейчас светило лениво отряхивалось миллионами юрких лучиков, отходя от такой наглости. И не спешило карабкаться по склону, прилипнув к небосводу на одном месте, как блин к сковороде.

Так что я сам чуть все не проспал. Пришлось быстро учиться на старости лет умываться и чистить зубы параллельно с одеванием, а также попытками привести себя в человеческий вид, ибо пока я напоминал злобное невыспавшееся умертвие, которое поднял некромант-первокурсник.

Благо, что умертвие попалось хоть и злобное, но ленивое и бегать по погосту за Матвевной-некромантом не собиралось. Ей и так не сладко пришлось, пока она будила дочку. Та у меня большая соня. Спит до двух, а потом всю ночь куролесит. Вместе с Маришкой и Лирой (правда, Лира по причине скорого замужества уже месяца два не принимала участия в этих безобразиях) пугают крестьян, носятся по поместью, воруют яблоки, рушат замок и отправляются в ближайший лес на поиски приключений.

Не знаю, как Илиз, но за Юльтиниэль я боялся только первые дни, так как быстро понял: после появления в лесу этих милых девушек разбойники в нем резко перевелись.

На завтрак я спустился свеженький как огурчик и довольный жизнью, ничем не выдавая того, что несколько минут назад напоминал покойника и готов был отказаться от своей затеи ради лишнего часа сна.

Дочка уже сидела за столом, не в меру растрепанная: Юльтиниэль, видимо, решила, что завтрак важнее прически. Она сердито ковырялась во вкуснейшей каше с фруктами, а на воздушный десерт смотрела так, что я не удивился бы, если бы он неожиданно протух под таким кислым ненавидящим взглядом. Повар превзошел самого себя, обрадованный скорым избавлением от юной леди до глубины души. Похоже, Юльтиниэль также была известна причина хорошего настроения повара, но сил на прощальную пакость у нее не нашлось. И слава Пресветлой Алив! А то от замка точно бы остался только подвал, а сверху горстка пыли.

– Доброе утро, – бодро поздоровался я, с аппетитом принимаясь за кашу.

– Утро добрым не бывает, – отмахнулась дочка дежурной фразой, видимо не понимая, как кто-то может быть бодрым и довольным, если ей плохо?