Не раздумывая, Сорен обрушился вниз, прикончил мышь одним милосердным ударом в голову и тут же проглотил ее головой вперед, как подобает каждой сове.

— Эй, так нечестно! Это была моя мышь!

Сорен в бешенстве посмотрел на Рыжуху.

— Ты — позор нашего дерева, позор всех совиных царств на земле! Это кем надо быть, чтобы позволить себе играть с едой? Ты не заслужила ужин, — заявил он и грозно повернулся к сестре. — Отправляйся в мое дупло, Эглантина. Я хочу поговорить с тобой.

Эглантина моргнула. Казалось, она только что вышла из оцепенения.

— Вечно ты командуешь своей сестрой! — пошла в атаку Рыжуха. — Ей это не нравится. И вообще, ты никогда никуда ее не берешь. Она чувствует себя отверженной!

— Надеюсь, сейчас она как следует это почувствует! — взвизгнул Сорен. Теперь он говорил на той высокой пронзительной ноте, которая у всех сов служит сигналом высшей степени гнева и ярости. — Марш в дупло, Эглантина! А ты, — он снова обернулся к Рыжухе, — о тебе я немедленно доложу Борону с Барран.

— Сорен, не делай этого, прошу тебя! Бедная Рыжуха выросла среди этих ужасных сов, среди Чистых. Они никогда ничему ее не учили. Это же настоящие головорезы, все до единого! — взмолилась Эглантина.

В следующий миг обе подружки дружно захныкали.

— Она права. Я ничего не знала, — с внезапным раскаянием в голосе сказала Рыжуха. — Если они и научили меня чему-то, то только дурным манерам.

— Дурные манеры тут ни при чем! Это просто отвратительная жестокость.

— Ну да… И это тоже, — покорно согласилась Рыжуха. — Твой родной брат, кстати, был самой жестокой совой, которую когда-либо носило небо!

— Да, он такой. Но я не такой, и Эглантина тоже. Мы родились на одном и том же дереве, в одном и том же дупле, в одном гнезде и от одних родителей. Но мы не похожи на Клудда, и ты тоже не должна брать с него пример. И перестань искать оправдания. Теперь ты живешь среди цивилизованных сов. Неужели ты ничему здесь не научилась?

— Конечно, научилась, и очень многому! Этим я обязана твоей сестре.

Сорен заметил, как Эглантина зевнула. Стоило Сорену упомянуть о родном дереве, дупле, гнезде и родителях, как ее тут же потянуло в сон.

— Что ты зеваешь, Эглантина? Ты постоянно зеваешь! Разве ты не высыпаешься?

— Думаю, что нет, — ответила за подругу Рыжуха. — Мне кажется, у нее летняя лихорадка.

— Очень мило. Ты у нас, оказывается, доктор?

 — Прошу тебя, не рассказывай про Рыжуху, Сорен. — Эглантина снова зевнула и захлопала глазами, словно ей стоило огромных усилий держать их открытыми.

— Ладно, ладно. Только спать ты будешь у меня в дупле, ясно? Надеюсь, там ты не будешь чувствовать себя несчастной и отверженной.

— Хорошо, — сонно улыбнулась Эглантина.

— А как же я? — захныкала Рыжуха.

— Что ты? — рявкнул Сорен.

— Но тогда я окажусь отверженной! Мне будет одиноко без Эглантины.

— Тысяча погадок! Когда отучишься забавляться с едой, тогда, возможно, перестанешь испытывать одиночество.

Сорен проводил Эглантину в свое дупло, проследил, чтобы она как следует устроилась, а потом вернулся к Гильфи.

— Ты просто не поверишь, что я только что видел!

— Лучше сюда посмотри, — ответила Гильфи, кивая в сторону торговки Мэгз. — Веришь в то, что видишь сейчас?

Надменная Отулисса охала и ахала над какой-то палкой, которую показывала ей Мэгз.

— Клянусь хвостом, у вас невероятно интересная коллекция. Позвольте взглянуть… А что вы хотите в обмен на эту палочку? Видите ли, после того, как я отдала вам все свои счастливые камушки в обмен на картинку, у меня почти ничего не осталось. Поверьте, у вас потрясающая коллекция, а сами вы просто чудо!

Сорен так удивился, что на миг усомнился в своем феноменальном слухе.

— Палочка? Картинка? Потрясающая коллекция чудесной торговки Мэгз?

Какая блоха укусила Отулиссу, которая еще полчаса назад воротила клюв от сороки-торговки?

— Она нашла у Мэгз в закромах настоящие сокровища! — возбужденно зашептала ему на ухо Гилфи. — Эта палка на самом деле не просто палка, а «волшебная лоза», с помощью которой ищут крупинки в земле или на дне ручьев. А картинка — это вообще никакая не картинка, а схема совиного мозга, наложенная на рисунок строения мускульного желудка. Это поможет объяснить феномен крупинкита, понимаешь?

— Глаукс! Она в самом деле набрела на сокровища! — прошептал Сорен.

— Я до сих пор не могу поверить, что эта штуковина поможет нам найти крупинки! — пробормотала Гильфи.

Стая брела сквозь небольшую рощицу в южной части острова.

Отулисса вышагивала впереди, зажав в клюве волшебный прутик. Она никак не могла приноровиться к капризной лозе и то и дело роняла ее на землю.

— Представляешь, что творилось бы с этой лозой в каньоне Сант-Эголиус? — прогудел Сумрак.

— Она развалилась бы на кусочки, — ответил Копуша. — Послушай, Отулисса, давай лучше я возьму эту штуковину, все-таки я более приспособлен к ходьбе, чем ты, — предложил он, когда Отулисса в очередной раз выронила лозу.

— Давай, а то у меня уже клюв устал.

Копуша подобрал лозу и грациозно зашагал по земле, крутя головой из стороны в сторону.

Это становилось скучным. Лоза и не думала дрожать.

Но для Сорена прогулка стала приятной возможностью отвлечься от тревоги за Эглантину. Выяснилось, что она действительно страдает легкой формой летней лихорадки. Эглантину поместили в госпиталь, где она все время спала и видела прекрасные сны, от которых не хотела просыпаться. Но недавно госпитальная сестра сказала, что больная стала меньше спать.

Прошлым вечером Эглантина даже вылетела на короткую прогулку вместе с Рыжухой и Примулой.

Ночь подходила к концу, и очень скоро друзьям надо было возвращаться домой, чтобы поужинать и отправляться спать. Они решили отложить лозу и немного полетать над залитым лунным сиянием морем Хуулмере.

Стояла чудесная летняя ночь, и после жаркого безветренного дня над водой должны были скопиться самокаты.

Самокатами совы называли береговые ветра, клубившиеся возле самой кромки моря. Как известно, земля остывает намного быстрее воды, а из-за разницы температур возле самого берега рождаются легкие ветерки, на которых при известной сноровке можно кататься не шелохнув крылом.

Это была восхитительная потеха, и друзья весело носились на мягких воздушных гребнях, почти касаясь воды.

Они резвились так несколько минут, когда Гильфи вдруг заметила на берегу Эглантину и Рыжуху.

— Смотри, Сорен! Там твоя сестра!

— Отлично! Значит, она чувствует себя лучше! — Он взобрался на гребень воздушного потока и, взлетев на самую вершину, громко крикнул: — Эглантина! Рыжуха!

Сорен изо всех сил старался вести себя дружелюбно с Рыжухой. В конце концов, Эглантина отчасти была права, когда напомнила, что бедное создание не знало никакой другой жизни, кроме как в жестоком обществе Чистых. Было бы несправедливо судить ее слишком строго.

Сорену казалось, что сипуха с благодарностью откликнулась на его дружелюбие. В последнее время она стала гораздо приятнее в общении и честно старалась усвоить обычаи цивилизованных сов.

Все трое уселись на ветку ели, каким-то чудом укоренившейся в скалистом утесе над самым морем.

— Где были, подружки?

— Долетели почти до середины моря! — радостно воскликнула Эглантина. — Знаешь, кажется, я по-настоящему выздоровела. Я уже не сплю целыми днями. Наверное, тонизирующий напиток, которым меня поили в лазарете, оказал своей действие.

— Она заметно окрепла, — заметила Рыжуха.

Но Эглантина не все рассказала брату. Она умолчала о том, что теперь ее сны стали гораздо более живыми и яркими.

Теперь она точно знала, что никакие это не сны, а самая настоящая реальность.

Где-то есть дупло, в котором они с Сореном появились на свет, и там ее ждет мама. Только находится это оно не в лесу Тито, а в каком-то другом месте.